Дом, в котором совершено преступление (Рассказы) - Альберто Моравиа

- Знаешь, кто ты? - сказала девушка, выпрямившись и надуваясь под кружевами, как рассерженная птица под своими цветными перьями. - Ты трус, и больше ничего.

Манкузо не смутился - как видно, он привык к такому обращению.

- Пускай, - отозвался он, пожимая плечами. - Жизнь мне дороже. Лучше прослыть трусом, чем попасть в больницу...

Они продолжали бы пререкаться, если б не вошла Де Керини.

Спокойная, улыбающаяся, с прищуренными глазами, сжимая во рту сигарету, раскачивая мощными бедрами, она прежде всего подошла к Манкузо, сняла с него шляпу, швырнула ее на диван и толчком сбросила его ногу с подлокотника. Потом спросила:

- Ну как, хорошо прогулялись?

- Превосходно, - мрачно буркнул Манкузо.

- Я очень рада, - сказала Де Керини. Потом повернулась к дочери: Выйдем на минутку, мне надо тебе кое-что сказать.

Сильвио с удивлением увидел, что при этих словах в глазах девушки мелькнул испуг, губы ее по-детски задрожали.

- Но, мама, - сказала она умоляюще, - мы же должны посмотреть проект синьора Мериги... Ты поговоришь со мной после.

- Говорят тебе, выйдем, - повторила мать, не повышая голоса.

- Но, мама...

- Идем.

Оставшись вдвоем, Манкузо и Сильвио не разговаривали и не смотрели друг на друга. На это у каждого были свои причины. Манкузо, нахмурившись, старательно и глубоко затягивался сигаретой и выпускал дым через нос; Сильвио притворился, будто рассматривает чертежи, разложенные на столе. Молчание длилось довольно долго. В доме не раздавалось ни звука, и все же Сильвио почему-то мерещилось, что он слышит взволнованные и приглушенные голоса, но совсем тихие и невнятные, и он решил, что это ему чудится. Манкузо успел выкурить две сигареты, а Сильвио уже надоело бесцельно смотреть на свой чертеж, когда обе женщины наконец вернулись.

- А теперь мы можем посмотреть проект, - сказала Де Керини довольным тоном.

Ее пухлое лицо, обрамленное белокурыми завитыми волосами, стало еще спокойней обычного, это было радостное спокойствие, которое обыкновенно наступает после полного удовлетворения сильной потребности. "Де Керини, видимо, излила свои чувства, - подумал Сильвио, - освободилась расчетливо и бессердечно от нечистого фермента желания, который отравлял ее". Теперь она была ясная и безмятежная, просветлевшая, как небо после грозы. Но когда юноша перевел взгляд с матери на дочь, он увидел, что у девушки одна щека покраснела, словно после сильной оплеухи. Жалкая, подавленная, с блестящими от слез глазами и дрожащими губами, она, казалось, вот-вот заплачет. Разителен был контраст между удовлетворенной матерью и дочерью, на лице у которой сохранился след материнской ярости.

Старательно скрывая смущение, Сильвио вынул из кармана карандаш и склонился над чертежами. Остальные расселись вокруг него.

- Прежде всего я хотел бы изложить вам некоторые свои взгляды на архитектуру вообще, - начал он не без торжественности.

Эти взгляды, о которых он собирался говорить, ничем особенно интересны не были, и он отнюдь не считал их оригинальными или бесспорными. Но это была одна из тех маленьких хитростей, которые он придумал, чтобы производить впечатление на клиентов: давая специальные объяснения, намекать на нечто принципиально новое и многообещающее. Впрочем, прибегая к этим уловкам, он был почти искренен: в известном смысле он верил в те идеи, которые намеревался изложить, и, отбрасывая некоторые эффектные положения и другие неизбежные прикрасы, он ими обычно и руководствовался в своей работе.

- Эти взгляды, - продолжал он после короткого молчания, - можно, собственно говоря, свести к одной-единственной непререкаемой истине: архитектура должна быть рациональна. Что это значит? Когда вы слышите это слово, вам в голову, конечно, сразу приходят довольно избитые представления, часто даже нелепые. Вы рисуете себе здания, более похожие на электрические печи, чем на дома. Ничего подобного. Под рациональным, напротив, подразумевается всякое строение, отвечающее прежде всего жизненным потребностям обитателей, затем климату, местоположению, материалам и так далее; это не исключает, а, напротив, выдвигает на первое место необходимость отвечать эстетическим потребностям, которые живут в человеке. Например, средневековый монастырь - рациональное сооружение. Почему? Потому что длинные ряды келий, просторные трапезные, голые коридоры предназначены для суровой, созерцательной жизни, которую должны вести монахи. Рациональны и древние амфитеатры, построенные так, чтобы отовсюду можно было видеть и слышать актеров. Точно так же театры восемнадцатого века с многочисленными ложами приспособлены для удобства светской салонной аристократии. А если говорить о нашем времени, рациональны заводы и фабрики, стадионы, школы, больницы, казармы; все это сооружения, по планировке которых мы можем с первого взгляда догадаться об их назначении. А теперь, коротко изложив вам, что имеется в виду под словом "рациональный", я приведу пример нерационального. Я сделаю это, оговорив раз и навсегда, что по крайней мере в архитектуре нерациональное равнозначно грубому. Приведу один-единственный пример, хотя их можно было бы привести сто тысяч, - один, но, как мне кажется, очень уместный в данном случае: возьмем этот дом. Что мы видим? Внешне он построен в стиле, который для удобства назовем арабским. Это стиль эпохи, которая давно канула в прошлое, стиль далекой от нас цивилизации. Видимо, тот, кто строил этот дом, с таким же успехом мог построить его, скажем, в швейцарском, или флорентинском, или китайском стиле. Где нет жизни со всеми ее требованиями, там нет искусства. Архитектор, который построил этот дом, видимо, был лжив; его произведение лживо. Но мало того, при таком фасаде логично по крайней мере ожидать соответствующего интерьера внутренний дворик, портик, террасы, комнаты, обставленные в восточном стиле, и так далее. Получилось бы не менее грубо, но, повторяю, это было бы логично. А что мы видим? Интерьер современного особняка в планировке комнат и лестницы. Что же касается мебели, то она тут на все вкусы: Людовик Пятнадцатый, венецианский стиль, кватроченто, Луи Филипп, начало нашего века, двадцатые годы. Чем больше, тем лучше. Одним словом, перед нами особняк в арабском стиле, обставленный мебелью всех эпох, в котором живут современные люди. Это вопрос серьезный, очень серьезный, и не только в эстетическом, но и в моральном смысле. Дом отражает жизнь своих обитателей. Если я, синьора, - добавил он многозначительно, поворачиваясь к Де Керини, которая слушала его внимательно, с томной улыбкой, опираясь на локоть, - не знал бы вас и судил по вашему дому, как в нем живут, я сказал бы без колебаний: здесь жизнь лицемерная и нездоровая.

Что-то негромко ударило по чертежам, которые Сильвио разложил на столе. Он увидел, что тушь в одном месте поблекла и расплылась, словно на нее упала капля воды. Он поднял глаза и увидел, что Амелия плачет. Крупные слезы одна за другой скатывались с тяжелых век, краска на щеках потекла, и слезинки с дрожащего подбородка падали на стол. Смущенный, он остановился на полуслове и смотрел на девушку: он не знал, как быть, что сказать. Из этого затруднения его вывела Де Керини.

- Продолжайте, - попросила она с безмятежным спокойствием. - Все это очень интересно... Продолжайте же...

Редкие, как капли из обескровленной раны, слезы все падали на твердую бумагу. Сильвио посмотрел на девушку, которая заставляла себя через пелену слез рассматривать чертежи, на курящего Манкузо, который зажал сигарету в углу рта, на Де Керини, теперь еще больше похожую на улыбающуюся куклу, и, собравшись с духом, продолжал:

- После всего сказанного о рациональности в архитектуре то, что я сейчас покажу, есть лишь логическое развитие моих взглядов. Современный дом, чтобы стать рациональным, должен прежде всего быть открыт природе, потому что наша современная жизнь после многовекового разрыва с природой снова к ней приблизилась. Будь у меня побольше места, я взял бы за образец помпеянский дом с атрием, откуда можно окинуть одним взглядом внутренние комнаты. Но места мало, и потому я лишь старался, чтобы во всех комнатах было как можно больше света и воздуха. Для этого я, естественно, наметил много широких окон и, где было возможно, террасы. Наряду с этим я старался, чтобы комнаты были изолированы, но не делал для этого длинных коридоров и переходов. Кроме того, мне представляется, что некоторые комнаты - это пережиток прошлого, они теперь не нужны. Например, гостиная. В наше время не устраивают таких светских приемов, таких больших классических балов, как раньше. Теперь в гости приходят совсем иные люди - друзья, коллеги, родственники, поставщики. Поэтому нужна не гостиная, а просто большая комната, которая может служить как приемной, так и столовой. Напротив, нужна и даже необходима хорошая комната для будущих детей, - продолжал он, вытирая платком слезу, которая упала как раз посреди этой комнаты. - Она должна быть просторной: побольше воздуха, солнца, чтобы с младенчества дети привыкали видеть лишь ясное, красивое, светлое. Эта комната, как видите, будет угловой, чтобы окна выходили на две стороны и света было как можно больше.