Кто-то следит за мной - Виктория Готти

Кевин участвовал в сотнях юридических сражений, но это отличалось от всех прочих. На карту был поставлен не просто приговор. Он вспоминал о бесчисленных унижениях, которые ему приходилось терпеть всякий раз, когда не удавалось посадить Брауна. Но с Константиносом исход будет другим. Он возьмет верх, чего бы ему это ни стоило.

Два столика, две команды. Лишь одна будет праздновать победу. Кевин уже представлял себя победителем. Пресс-конференция, фотовспышки, микрофоны. И вновь повернулся к Константиносу.

Тот держался уверенно, Кевин не мог не отдать ему должное. Откинулся на спинку стула, словно не сидел в зале суда, а позировал для обложки «GQ»[5]. Черный, сшитый на заказ костюм от Бриони, элегантный, расписанный вручную шелковый галстук, выглядывающий из нагрудного кармана носовой платок, туфли от Гуччи. Такой уж он создал себе образ. Прямо-таки кинозвезда, а не рэкетир и вымогатель. Что же касается исходящего от него магнетизма, Кевин не сомневался, что с ним можно только родиться, приобрести — невозможно. Запоминающаяся внешность, харизма, богатство, статус знаменитости — вкупе все это разжигало интерес публики к Димитрию. Именно по этой причине Димитрий уже превращался в икону, а Кевин хотел отправить его в места не столь отдаленные, на государственные харчи. Суд меньше всего пекся об установлении справедливости. Кевин и так знал, что Димитрий, скорее всего, ни в чем не виновен. Более того, во всех своих действиях он прежде всего старался не нарушать закон. И процесс этот следовало назвать не «Народ против Константиноса», а «Аллен против Миллера», потому что именно Миллеры стояли между ним и его желанной целью. А суд над Константиносом выполнял лишь роль транспортного средства, призванного доставить его к пункту назначения. Безобразие, конечно, но так уж устроено американское правосудие.

На мгновение их взгляды встретились — непримиримые противники готовились выйти на ринг, чтобы схватиться в смертельном поединке. Димитрий выдержал взгляд Кевина, и того на мгновение охватили сомнения: а не зря ли он ввязался в эту опасную игру? «Нет, — думал он, всеми силами стараясь сохранить самообладание, — я не позволю ему переглядеть меня. Ему меня не запугать, не боюсь я его». Перед Кевином стояла задача доказать партии и широкой общественности, что он достоин их уважения и оправдает их доверие, если таковое ему окажут. Ну и что особенного в том, что некоторые вещественные доказательства подтасованы? Кевин отогнал прочь чувство вины. Это же обычная практика. Не так ли?

Кевин Аллен тряхнул головой. Не время думать об этом. Пора возвращаться в настоящее. Константинос тем временем отвернулся от него. Вердикт «виновен» катапультирует его, Кевина, к славе и известности. Он станет не менее знаменит, чем Руди Джулиани. Тому удалось поменять кабинет прокурора на губернаторское кресло. Удастся и ему. Кевин Аллен расправил плечи. Уверенность вернулась к нему. Как сладка будет победа!

Глава 15

Выйдя из полицейского участка и сев в машину на заднее сиденье, Роз попросила Ларри отвезти ее в школу Алексис. В школе сегодня учительское собрание, поэтому уроки заканчивались в одиннадцать. Обычно днем она не заезжала за Алексис, но после нескольких дней разлуки ей хотелось побыть с дочерью. Нет, дело не в этом. Мысленно она отругала себя за притворство. После того как она рассказала обо всем Фальконе, нависшая над ней угроза стала куда более реальной. А если ей грозит опасность, значит, риску подвергаются и ее близкие. И она хотела, чтобы Алексис была рядом. Только тогда она могла гарантировать, что с ней ничего не случится. Потом она встретится с Мэрилин в городе, чтобы пробежаться по магазинам.

Звонок прозвенел в тот самый момент, когда Ларри остановил лимузин у центрального входа Академии Гринвейла. В кампусе располагались три здания: младших, средних и старших классов, окруженные двадцатью акрами ухоженных лужаек с усыпанными гравием дорожками, теннисными кортами, бейсбольным и футбольным полями. На последнем играли также и в европейский футбол.

Роз вышла из машины, когда из дверей высыпали сотни учеников, одетых в синие блейзеры и юбки или брюки — школьную униформу. Однако едва ли не все ребята находили возможность показать свою индивидуальность. Одна девочка надела гольфы и туфли на платформе. Другая — джинсовую жилетку под блейзер. Мальчишки стремились как можно скорее покинуть территорию школы, девочки толпились на лестнице у невысокого здания, которое занимали средние классы. Роз заметила Алексис, разговаривающую с Гейл, своей лучшей подругой. Вот Гейл направилась к теннисным кортам, а Алексис повернулась, чтобы пойти к школьным автобусам, дожидающимся на стоянке. Ларри нажал на клаксон, Роз позвала дочь. Алексис увидела их, помахала рукой, побежала к автомобилю.

— Мамик, как ты здесь очутилась? Все в порядке?

Роз обняла Алексис, крепко прижала к груди.

— Все прекрасно, дорогая. Просто мне захотелось сделать тебе сюрприз, прежде чем ехать на Манхэттен.

Роз с изумлением наблюдала, как взрослеет ее дочь, но стоило ей свыкнуться с тем, что Алексис еще на шаг отдалилась от детства, как та внезапно вновь превращалась в маленькую девочку. Вот и сегодня, к примеру, до того как Алексис заметила мать, она шагала медленно, вероятно, отрабатывая новую, сексуальную походку. А недавно настояла на том, чтобы заплести длинные, до талии, волосы в пять или шесть тоненьких косичек. Мода, видите ли. Так что Роз не удивилась бы, если бы завтра Алексис забрала волосы в два хвоста и надела туфли на высоком каблуке, забыв про башмачки из мягкой кожи и гольфы от Ральфа Лорена. Роз еще раз прижала Алексис к себе, Ларри открыл дверцу заднего сиденья. Этот ребенок был для нее пупом земли.

Когда Роз впервые поняла, что беременна, она разрывалась между двумя желаниями — уничтожить эту крохотную искорку жизни или сохранить. Она съездила в клинику на Манхэттене и записалась на аборт, разумеется, под вымышленной фамилией. Решила, что без анонимности не обойтись.

В назначенный день Роз приехала на Манхэттен на электричке, затем на такси добралась до клиники. Ее встретила медсестра, отвела в смотровую, дала халат и шлепанцы.

Сняв свою одежду и надев халат, Роз почувствовала, будто на ней власяница. Представила себе ребеночка, которого носила под сердцем. Ей вдруг показалось, что руки у нее в крови. Ее начала бить дрожь.

Потом она услышала голос: «Мы готовы».

Вскинула голову и увидела стоящего рядом врача — крупного мужчину с лысой головой, в роговых очках и белом халате. Он с бесстрастным лицом просматривал ее медицинскую карту.

— Мы дадим вам успокоительное. Операция много времени не займет. Пожалуйста, вставьте ноги вот в эти скобы.

Вновь появилась медсестра, со шприцем в руках. Несколько секунд спустя Роз почувствовала укол. Лицо доктора начало туманиться у нее перед глазами, она куда-то поплыла, поплыла, хотя изо всех сил боролась с навязываемым ей сном. Тут ей между ног вставили что-то холодное, и Роз начала плакать. Тоска, печаль охватили ее. Перед мысленным взором Роз возникла очаровательная девочка.

На стене тикали часы. Все громче и громче. Их грохот наполнял комнату. Слезы уже катились градом, она не могла отделаться от образа ребенка. Ему сейчас хорошо в ее чреве, тепло и уютно, но скоро все закончится. Сон украдет у нее младенца. Голову все больше заполнял туман. Мысли путались. «Моей крошке предстоит умереть», — сказала она себе. Этот человек, которого она знать не знает, собирается уничтожить ее ребенка. Она должна его остановить. И тогда, собрав остатки сил, Роз приподнялась на локтях.

— Нет! — закричала Роз. — Не убивайте моего ребенка!

Час спустя она проснулась на больничной койке. Через окно увидела, что на улице уже стемнело. Мысли по-прежнему путались. Она потянулась к кнопке, вызвала медсестру. Едва та появилась на пороге, закричала: «Мой ребенок! Его уже…»

Медсестра покачала головой, улыбнулась:

— Успокойтесь, миссис Смит. Он в полном порядке. Я надеюсь, что у вас будет девочка, потому что вы все время называли ее принцессой.

Семь месяцев спустя Роз проснулась от резкой боли внизу живота, такой сильной, что она едва не потеряла сознание. Ее словно жгли раскаленным железом.

Через несколько часов, уже в больнице, сквозь шумящую в ушах кровь, она слышала, как какие-то голоса уговаривают ее: «Тужься, тужься». А когда она поняла, что больше не выдержит, тело ее раскололось пополам, давление резко упало, ребеночек появился на свет Божий.

Она услышала чей-то писк. И разрыдалась, от облегчения и счастья.