Любовь и триумф - Патриция Хэган

Элеонора сверкнула глазами, с трудом сдерживая гнев. Как ей хотелось послать родного братца ко всем чертям!

– У меня сегодня деловая встреча! – процедила она сквозь стиснутые зубы.

Почувствовав возникшее напряжение, Джейд решила разрядить обстановку и объявила, сияя улыбкой:

– Я, пожалуй, последую примеру Элеоноры и тоже не поеду осматривать Цюрих.

– Но тетя Джейд! – взмолилась Мэрили. В ее голосе ясно слышались нотки отчаяния. – Вы же слышали, что сказал Рудольф, он уже распланировал целый день. Мы оба будем крайне огорчены, если вы не присоединитесь к нам!

Однако Мэрили не удалось разубедить свою тетку.

– О! Мне кажется, что Рудольф будет очень рад провести целый день наедине с тобой.

– Все это так, – согласился Рудольф. – Однако чем вы будете заниматься все это время? Мы вернемся нескоро.

– У вас готовы помещения для моих слуг? – поинтересовалась Джейд, впрочем, не очень огорчившись, когда Рудольф отрицательно покачал головой в ответ, она уже слишком сильно сомневалась, что задержится здесь надолго, хотя и не желала говорить об этом вслух. – Хорошо, тогда мне нужно оплатить их проживание в отеле, посмотреть, чем они занимаются и, может быть, угостить их хорошим обедом.

– Вы хотите пригласить на обед ваших слуг? – Похоже, Элеонора была ошеломлена.

Рудольф бросил на сестру предостерегающий взгляд, который она проигнорировала.

– Да, а почему я не могу этого сделать? – Джейд видела реакцию Элеоноры и была готова защищаться. – Даже если эти люди работают на меня, то это не мешает им быть моими друзьями.

– Но они простые слуги, – возразила Элеонора с высокомерной улыбкой. – Как можно с ними общаться?

– Каждый поступает так, как считает нужным, – сухо оборвала ее Джейд.

Элеонора удивленно покачала головой:

– Но вы же Романова, и все знают, что…

– Все знают, что у тебя слишком длинный язык! – вмешался Рудольф. – Простите, сеньора, – обратился он к Джейд.

– О, вам не за что извиняться! – Руки Джейд чуть дрожали. Она сделала над собой усилие и добавила уже спокойным тоном: – Каждый человек имеет право на собственные взгляды и убеждения, вот и все.

О Боже, как ей хотелось вернуться домой!

День выдался просто чудесный – яркое солнце на синем без единого облачка небе и легкий, свежий ветерок. Если не считать короткого эпизода, когда Рудольф снова начал приставать к Мэрили с объяснениями в любви, ей действительно не на что было пожаловаться.

Когда они вернулись к замку, Хэниш остановил «фиат» перед задними воротами и принялся выполнять обычные шоферские обязанности. Открыв дверцу машины со стороны Рудольфа, чтобы, выйдя первым, кавалер мог подать руку даме, Хэниш увидел, как через галерею бежит Элеонора. Она явно была чем-то взволнована.

Рудольф проследил за недовольным взглядом своего шофера и, увидев сестру, сразу напрягся: Элеонора бежала в их сторону.

«Черт побери! – подумал он. – Даже если случилось что-то серьезное, неужели она станет рассказывать об этом в присутствии Мэрили?»

Мэрили, стоящая рядом, тоже отметила состояние Элеоноры и тоже хотела узнать, что же произошло. Может быть, что-нибудь с матерью? С каким бы удовольствием Рудольф свернул бы сейчас шею глупой сестрицы! Но ему ничего не оставалось, как галантно протянуть руку Мэрили и помочь ей выбраться из автомобиля. Он приготовился услышать самые отвратительные новости.

Хэниш задержался около «фиата»: ему тоже хотелось узнать, почему у сестры Рудольфа такой странный вид. Впрочем, Элеонора не стала испытывать присутствующих.

– Рудольф! Поторопись! – крикнула она, едва сдерживая слезы. – Это все мама и фрау Колтрейн! Они устроили ужасный скандал!

– Проклятие! – Рудольф даже не старался сдержать свой гнев. – Как ты допустила, чтобы это произошло?

Он кинулся вверх по лестнице с такой скоростью, что Мэрили едва за ним поспевала. Рядом семенила Элеонора, стараясь объяснить случившееся:

– Я вышла от матери буквально на несколько минут – мне было необходимо переговорить с одним человеком.

Рудольфа не интересовали подробности.

– Ты можешь просто рассказать мне, что случилось? – прошипел он.

– Когда я вернулась назад, мать уже кричала, чтобы фрау Колтрейн убиралась из замка и что она не потерпит никого из Романовых под крышей своего дома.

Казалось, что Рудольф вот-вот взорвется.

– А откуда она узнала, что Джейд принадлежит к дому Романовых? Мы же решили ничего не говорить матери!

– Подожди минутку, Рудольф. – Мэрили чувствовала, что ее тоже начинает захлестывать возмущение. – Что значит «решили ничего не говорить матери»? Я и тетя Джейд были приглашены в твой дом как гости, но мы никогда не говорили с тобой, что нужно скрывать тот факт, что в наших жилах течет романовская кровь. Тетя Джейд причастна к этой войне не больше, чем я. И нечестно…

Повернувшись к Мэрили, Рудольф обнял ее за плечи:

– Нет-нет, дорогая, ты просто не поняла. Я не вижу в этом ничего постыдного. Просто, когда мать пьет, она теряет рассудок. Возможно, ей пришла в голову мысль, что мой отчим умер от сердечного приступа, узнав, что русские захватили Галицию. Кто знает? Алкоголь лишает ее разума… Мне остается только извиниться за ее поведение.

Мэрили глубоко вздохнула. Ей совсем не нравилось происходящее, но зато теперь многое становилось понятным.

– И где же сейчас тетя Джейд и Амалия? – поинтересовалась Мэрили у Элеоноры.

Однако Рудольф не дал сестре и рта открыть:

– Ты так и не сказала, откуда мать узнала?

Элеонора покачала головой:

– Честное слово, не знаю! Я вернулась, когда фрау Колтрейн уже выходила от Амалии. Мать вовсю бушевала, выкрикивая ей вслед страшные ругательства. – Она посмотрела на Мэрили: – Ваша тетя в своей комнате, а мать – в зале.

Мэрили поспешила в комнату Джейд, а Рудольф, сжав голову руками, пробормотал:

– Не понимаю, откуда мать все-таки узнала, что…

– Джейд сама ей все рассказала, идиот!

Из глубины тускло освещенного холла им навстречу вышла Амалия. Она с трудом держалась на ногах.

– Эта гордячка во всем мне призналась! – заплетающимся языком проговорила она. – Не желаю принимать этих проклятых Романовых в своем доме! – Амалия вытянула указательный палец в сторону Мэрили: – Но ты можешь остаться, дорогая… Мой сын любит тебя, и совсем не важно, что твой отец русский. Тут уж ничего не поделаешь! Мы навсегда останемся вместе, и…

Амалию качнуло в сторону, и Рудольф поспешно подхватил мать. К глазам Мэрили подступили слезы, в ее сердце проснулась жалость к Рудольфу – слишком уж сильно на его лице отражались отчаяние и боль унижения.