Страху вопреки - Кирилл Багров

— Какой прыжок, — все также надрывались динамики.

Зрители скандировали. За эти два с небольшим дня ребятам удалось полностью поменять пристрастия болельщиков. Теперь их кумирами стали никому ранее неизвестные саратовцы. Челябинской команде уже вчера доставалось гораздо меньше внимания. Хотя Игоря это не сильно волновало.

Сергей раздобыл где-то плейер и теперь сидел на скамейке спиной к трамплину, заткнув уши наушниками. Играла запись «Nirwana», и Сергей чувствовал, как энергичная музыка вселяет в него уверенность. Нравилась ему эта группа, хотя она уже и вышла из моды. Курт Кобейн был похож на него, Сергею так казалось.

Ему нужно было успокоиться. В себе он был уверен, в Андрее — тоже, но вот остальные завалят программу. Не прыгнут они также, как эти саратовцы. Многое Сергею пришлось передумать, многое переоценить. Эх, были бы у него такие ребята в команде. Даже желтая его теперь не раздражала. Они настоящие, они не станут пресмыкаться ни перед кем, как Герасим или Валера.

Сергей вспомнил, как он брал к себе в команду этих ребят. Друзей в клубе у Сергея много было, практически все — отличные сноубордисты. Но с ними нельзя было себя почувствовать лучшим, достойным чего-то большего, чем все остальные. Ему нужно было увериться в том, что он не такой, каким его выставили вчера.

— А у них опять отличный прыжок, — Андрей уже сидел рядом на скамейке и держал в руке только что снятые с головы Сергея наушники.

— Плевать. Мы все равно выиграем.

— Были бы только мы с тобой в команде — может быть, выиграли бы. А так…

Сергей со злостью, но как-то побито посмотрел в глаза друга. Так дворняга смотрит на пнувший ее ботинок. Андрей прав. Он всегда прав, только в одном ошибся — когда решил остаться с ним. Все друзья как-то отстранились от Сергея, когда он сломался. Да, Сергей теперь это ясно видел. Еще до сегодняшнего утра думал, что стал только злее, круче. А теперь видит — сломался. Виной всему тот случай, когда его били, а она смотрела на него с каким-то жалостливо-брезгливым выражением на лице. И только Андрей почему-то остался с ним после того случая.

— Плевать, — еще раз повторил Сергей.

Андрей долго смотрел на него и сказал совсем не то, что ожидал Сергей.

— Давай сегодня сходим на санную трассу и прокатимся с ветерком.

Сергей опешил.

— А ты умеешь?

— Нет. Потому и хочу прокатиться. А ты разве нет?

Из наушников в руке Андрея раздавалась приглушенная музыка. Он сидел рядом, такой маленький, щуплый, словно никогда о спорте и не слышал. Рядом с Сергеем Андрей порядком проигрывал во внешности. Но было в этом парне то, что отличало его ото всех остальных приятелей Сергея.

— Хочу.

Андрей улыбнулся.

— Заметано. А сейчас посмотрим, как прыгает последний?

У Сергея словно камень с души упал и стало легко-легко. Он ничего не ответил. Просто встал и направился к смотровой площадке.

И вот — последний прыжок. Маша нервничала как никогда. Вся ее уверенность, с которой она подбадривала ребят — это напускное. А на самом деле она просто боится, словно ей предстоит прыгать в первый раз. У нее так всегда, чуть намечается что-то ответственное, как начинают поджилки трястись.

Дали старт и Маша усилием воли заставила уйти страх, затолкала его поглубже в душу, чтобы ближайшие несколько минут он и не высовывался. И оттолкнулась.

Взахлеб рассыпались в похвалах динамики, а ветер бил в левую щеку, словно давал пощечины, кидался снегом.

Катин фуникулер раскачивало все сильнее. Ветер был порывистый, то затихал, обманчиво вселяя в душу уверенность, а то вдруг набрасывался, метая в лицо снежки. И шум. Теперь он был настолько четким, осязаемым. Он мешал Кате сосредоточиться на прыжке подруги, отвлекал. Но посмотреть в ту сторону, откуда доносился посторонний звук, она не могла — нельзя было оторваться от камеры. «Все закончится — и оглянусь», — решила Катя для себя и направила объектив камеры вниз, вслед Маше.

— А мы так прыгнем, Сергей?

— Должны прыгнуть.

Вот таким он Андрею нравился. Как и раньше — не кичится, но добивается своего. Андрей украдкой посмотрел на друга и подумал, что саратовцы, сами того не зная, потихоньку вылечивают его манию величия. Сергей заметил взгляд, но не показал вида.

«Вот и все! — подумала Маша, притормаживая в паре метров от зрителей. — Закончилось».

— И закончилось выступление команды Саратова на высоте, — будто прочитав ее мысли, орали динамики. — Что теперь скажут судьи? Но даже без них всем давно ясно, что челябинцам, теперь единственным соперникам Саратова, придется попотеть, чтобы вырвать победу из рук волжских ребят и девчонок. Но… — голос из динамиков запнулся в недоумении и некоторое время молчали, состыкуя в голове все то, что им придется сейчас сказать, — но если я не ошибаюсь, на старт вышла еще одна участница. Похоже, случился небольшой казус, и шестого члена команды забыли внести в списки. Но как бы там ни было, поприветствуем следующего члена саратовской команды.

Кате все не давал покоя этот шум. Он нарастал. Маша прыгала великолепно, а радость за нее оттесняла непонятной причины тревога. И вдруг предчувствие, загнанное усилием воли внутрь, прорвалось наружу и заставило в самый ответственный момент оторваться от камеры. Катя больше не могла себя сдерживать и посмотрела наверх.

Внутри похолодело и неприятно защекотало в животе. Катя видела это впервые и потому убеждала себя в том, что это совсем не то, о чем она подумала. Может быть, банальный оползень. Ветер особенно сильно качнул фуникулер и просто втолкнул в голову мысль, которую девочка боялась впустить в себя. Лавина.

Пусть не такая огромная, какие показывают по телевизору в полунаучных-полузрелищных передачах, но самая настоящая лавина. И она ползла на трамплин. В голове мелькнуло — сейчас безопаснее будет остаться в фуникулере. Сюда лавина не достанет, а там, внизу, людям придется несладко. Перед глазами всплыли лица ребят. Игоря. Катя перегнулась через край фуникулера, рискуя свалиться вниз, присоединиться к ревущей толпе, и, собрав окружающий воздух в легкие, крикнула:

— Лавина-а!

Рев зрителей. К Маше подбежали ребята и наскочили на нее, обнимая, поздравляя с победой. Тем временем лавина неумолимо приближалась. Маша посмотрела наверх и увидела, как Катя ей что-то кричит. Девочка помахала приветственно подруге и повернулась к судьям.

Конечно, Кате не перекричать сотни людей, не заглушить усиленный в несколько раз голос, доносящийся из динамиков. Страх волной накатил и перемешал все мысли. Девочкой овладела паника. Что же делать? Она не сразу сообразила, что сидит все-таки в фуникулере, который, при желании, может двигаться. Нужно спуститься вниз — пришла мысль и дрожащая рука, прежде, чем сработал мозг, нажала на кнопку. Не та. Катя не сразу поняла, что это не та кнопка, просто после неудачной попытки рука стала беспорядочно шарить, нажимая все подряд. Фуникулер дернулся, но ехать вниз отказался. Нужно было успокоиться. Катя закрыла глаза и глубоко вздохнула. В мозгу, как во сне, ясно нарисовалась нужная кнопка. Но Катя на нее нажимала, она это ясно помнит.

Она открыла глаза и попробовала еще раз. Кабинка дернулась. Потом еще раз. Так и есть — что-то в механизме подъемника заело. Она подняла взгляд. Лавина приближалась, перекрывая рев толпы. На глаза навернулись слезы. «Уходите же», — мысленно попросила она друзей. Ребята все еще стояли внизу и обнимались. Кате казалось, что множество минут успело пробежать с тех пор, как она заметила лавину. Но теперь, когда она опять обратила свой взор вниз, поняла — пролетело всего несколько секунд. «Уходите!»

Нужно было действовать и она решилась. На фуникулере спуститься нельзя, но есть другой, более быстрый способ. Трамплин. Сердце давно уже было в пятках, но от такой мысли, казалось, оно готово было насовсем покинуть тело Кати. Кстати, сможет ли фуникулер подвезти ее к трамплину? Где-то внутри Катя надеялась, что не сможет. Она нажала кнопку и кабинка тронулась с места. Теперь отступать было поздно.

Катя спрыгнула на искусственно созданную площадку и взяла доску. На всякий случай девочка прихватила ее с собой, когда собиралась в гостинице. Теперь доска должна была пригодиться. На трамплине звук лавины был еще более четким, пугающим, хотя самой стихии отсюда не было видно.

Вот доска и пристегнута. Теперь можно прыгать. Катя взглянула вниз и голова закружилась. «Нельзя», — приказала она голове, и та послушалась. Внизу затихли зрители. Промелькнула мысль, может, в тишине они услышат, что грозит им всем, и прыгать не надо будет. «Чушь, — сама с собой не согласилась Катя, — тебе все равно отсюда как-то выбираться надо».

На волю вырвался крик, уносящий с собой страх, выращенный с детства, и все вокруг побежало назад, за спину Кати. К лавине. Она все помнила: как Виктор учил ребят группироваться, какие давал советы по поводу прыжков. Катя помнила, как это делали ребята. Нужно было только повторить.