Вильгельм Завоеватель - Жорж Бордонов

— Воистину наш сир Вильгельм — Великий Цезарь севера!

Однако его слова остались без ответа — то ли их никто не понял, то ли они не дошли до ушей герцога, а может, и дошли, но он их просто не оценил. Во всяком случае, Герар об этом так и не узнал.

В последующие дни нам пришлось здорово потрудиться. С возведением лагеря близ Гастингса надобно было поспешать, и каждый из нас счел своим долгом участвовать в сборке и построении сторожевых башен и в рытье рвов. Граф де Мортен командовал мастеровыми и добровольцами из числа ратников, которых тщательно подбирал Вадар. И я ничуть не преувеличу, если скажу, что огромный, укрепленный со всех сторон лагерь вырос словно из-под земли будто по мановению волшебного жезла.

Наши дозоры денно и нощно объезжали всю округу — она, как и прежде, оставалась пустынной и безлюдной. Но только на первый взгляд. Когда воины, перед тем, как сжечь лачуги, которые мешали вести стрельбу из луков, вздумай неприятель застигнуть нас врасплох, заглядывали внутрь хижин, они непременно находили там затаившихся женщин и детишек и выволакивали их на свет Божий. Одна из таких сцен изображена вышивальщицами. Деревья покамест еще не сбросили с себя листву. Я знал, что из лесных чащ за нами следят англичане, а когда на землю опускается ночь, они подбираются к самым рвам, опоясывающим наш лагерь, и к бухте Певенси, где стоят наши струги. Видно, они думали их подпалить, хотя это вряд ли бы им удалось, потому как все корабли надежно охранялись — там был наш первый форпост. Однажды сиру Вильгельму передали послание от кого-то из местных. Сам наш добровольный осведомитель не отважился явиться к нам и послал своего слугу. Вот что тот поведал герцогу:

— Сир Вильгельм, мой хозяин из древнего нормандского рода, он родственник Эдуарда, а по матери — ваш вассал. Он хочет, чтоб вы знали: недавно король Гарольд в одном бою разбил и брата своего Тостига, и норвежского короля Гадраду, храбрейшего из храбрых воинов, каких когда-либо видел свет, Скоро он будет здесь. По сравнению с его войском ваше, что свора жалких псов.

— Твой хозяин и вправду так считает?

— Сир, всем известно — ваше око не дремлет и в мирное время, и в военное. До сей поры вы всегда действовали благоразумно. Будьте же и впредь осторожны, не спешите, дабы по недомыслию не навлечь на себя погибель. Мой хозяин, во всяком случае, советует вам схорониться за стенами укреплений и не ввязываться в бой с Гарольдом, Ибо воинов у него тьма-тьмущая, и к тому же они закалены и опьянены своею недавней победой.

Герцог даже не прогневался. Он удостоил англичанина ответом, но слова его были исполнены иронии:

— Передай хозяину мою благодарность за совет, хотя он мог бы избавить нас от выслушивания столь унизительных для нас, нормандцев, предостережений. И еще скажи ему: я вовсе не намерен трусливо выжидать благоприятного момента за частоколом крепости, я вступлю в битву тотчас же, как только завижу Гарольда. Япоступил бы так, даже если бы у меня было всего лишь тысяч десять воинов! А их у меня гораздо больше.

Меж тем всадник, которого мы упустили в Певенси, мчась днем и ночью, добрался до Хамбера, что в графстве Йорк, и по ту сторону реки разыскал шатер Гарольда. Об их встрече, как и о последующих событиях, мы узнали лишь много позже. Англичанин поведал Гарольду:

— Сир, нормандцы высадились на наш берег! И воздвигли деревянную крепость! Они идут в глубь страны.

Гарольд пришел в ярость:

— Ах, зачем позволил я Вильгельму с войском беспрепятственно ступить на берег Англии! Надобно было сразу же отбросить его в море, да там и утопить, чтобы не смел он впредь покушаться на землю мою!

Теперь мне надобно объяснить, отчего Гарольд задержался на севере английского королевства. Хотя у Вильгельма в тех краях было немало союзников, мы не ведали, что там происходило, и я не могу сказать, в какой степени это было известно самому герцогу. Правду мы узнали лишь много позднее, о чем я весьма сожалею, ибо, знай мы все наперед, у нас было бы гораздо больше преимуществ. Как мы помним, Тостиг, брат Гарольда, изгнанный из Нортембери, нашел прибежище во Фландрии, и Вильгельм Нормандский через своих посланников сумел склонить его на свою сторону, обещав, что в случае победы Тостиг сможет вернуть себе в Англии все, чего он лишился. Точно такие же обещания герцог дал и тщеславному Гадраде, королю норвежцев, супругу дочери новгородского князя и бывшему предводителю византийских наемников. Гадрада грезил о великой империи, в которую вошла бы и Англия. И он без особого труда заключил союз с Тостигом, ненавидевшим Гарольда. И вот в месяце мае года 1066-го шестьдесят стругов Тостига подошли к берегам графства Кент и острова Уайт. Когда ему стало известно о приближении Гарольдова войска, Тостиг захватил устье реки Хамбер. Но Гарольд оттеснил его в море, и Тостиг поспешно отплыл в Шотландию, где должен был дожидаться норвежского короля. 20 сентября, объединив свои силы, Тостиг с Гадрадой разбили войска графов Эдвина и Моркара, военачальников Гарольда, оборонявших Фулфорд. Там разразилось поистине жестокое побоище! Уже после того, как мы победили, я собственными глазами видел, что вся земля там была сплошь усеяна грудами костей — воины сражались за победу, не щадя себя. О люди, как жалки и страшны вы в гневе своем! Воистину на земле нашей нет места раю, ибо разве может быть рай рядом с юдолью слез, каков весь наш жестокий мир! Норвежский король с Тостигом с ходу захватили Йорк — казалось, ничто уже не сможет остановить их победной поступи. Но тут подоспел Гарольд со своими воинами, коих местные жители величали не иначе, как верными псами короля. Наши святые отцы в угоду Вильгельму выставляли Гарольда сластолюбивым нечестивцем, душегубом, презревшим веру и закон, спесивым захватчиком и злейшим врагом справедливости. Однако, сказать по правде, и я уже об этом упоминал, мне он представлялся совершенно другим. Нет спору, Гарольд и впрямь был дерзок и своенравен, но и отваги ему было не занимать. Узнав о жестоком поражении в Фулфорде, он, как гром среди ясного неба, обрушился на норвежцев в Стамфорд-Бридже — было это 25 сентября — и разгромил их в пух и прах. Тостиг пал в битве, та же участь постигла и Гадраду. А те, кто выжил, нашли погибель на морском берегу, так и не успев ступить на палубы своих стругов.

Однако насладиться сполна плодами победы Гарольду не довелось. Только возрадовался он, как примчался вестник из Певенси и рассказал, что мы уже на южном берегу его королевства. Следом за ним прибывали и другие гонцы — они сообщали, что мы возводим укрепления под Гастингсом, что в войсках наших поддерживается безупречная дисциплина и что мы хоть сегодня готовы вступить в бой. Гита, мать Гарольда, вся родня его и друзья принялись уговаривать его, чтобы не шел он против нас. И они были правы: ибо армия его после двух страшных битв была измотана и, прежде чем ввязываться в следующий бой, надо было восстановить ее силы. Граф Герт, брат Гарольда, произнес такую речь:

— Дражайший брат и повелитель, умерьте отвагу, наберитесь хладнокровия, будьте осторожны! В жестокой битве с норвежцами вы потратили немало сил, и вам не выстоять против нормандцев. Прошу вас, дайте себе хоть небольшую передышку. Заклинаю вас, хотя положение мое и достоинство не позволяют мне унижаться перед вами, даже если речь идет о вашей жизни, но я переступаю через них и прошу вас повременить.

— Я нападу на Вильгельма врасплох, — прогремел Гарольд, — как на Тостига с Гадрадой!

При этих словах мать его издала стон: ведь Тостиг был победителю родным братом, а ей — сыном. Ее материнское сердце не знало жестокости, ненависти, злобы, оно жило лишь любовью к детям.

— Вспомните ваши обещания и клятвы, — с укором произнес Герт.

— Вильгельм вырвал их у меня хитростью, даже не посчитавшись с тем, что скажут мои народы, а они желают остаться англичанами!

— Пусть так. И все ж не совершайте клятвопреступления, ибо оно есть злодеяние против религии и за него понесете жестокую кару не только вы, но и народы ваши.

— Стало быть, ты на стороне Вильгельма?

— Кроме того, вы навлечете позор на весь наш славный род. А это очень серьезно, потому что касается всех нас.

— Отвечай прямо: ты за Вильгельма?

— Нет, Гарольд. Нет! Я ничем ему не обязан. Я не давал ему никаких клятв.

— Тогда к чему твои нелепые увещевания?

— Я свободен и готов без страха встать на защиту родной земли. Ясно?

— Как ночью!

— Я буду сражаться за вас, как всякий сеньор, обязанный защищать и народ свой, и земли свои, но только не от вашего имени.

— В чем же разница?

— Я один встану против Вильгельма. А вы, брат мой, как бы не будете об этом знать. Живите себе спокойно и ждите окончания войны. Тогда никто не посмеет обвинить вас в том, что вы нарушили клятву. И что именно по вашей вине над свободой наших народов нависла смертельная угроза.