Песочная свирель. Избранные произведения мастеров Дзэн - Юрий Холин

Конечно, упорядоченные системы взаимозависимых элементов существуют прочно и долго, повинуясь общим законам. Но есть и блуждающие атомы и кометы. Они не вписываются в общие структуры, но нарушают их своим вмешательством или исчезают в них. Однако существование таких явлений – факт! Только выигрывают они или теряют от этой своей исключительности, самостоятельности и совершенности? Это известно им самим. В одном они выигрывают без сомнения – в своей полной свободе.

Ю. Х.

ОДА 4 СТЕНАМ

Четыре стены, закрывающие дорогу к свету,четыре стены, у которых сомнений нету.Четыре стены, четыре безобразных русла,что выжали нас и оставили только сусло.Четыре стены, заводящих квадратные речи,четыре стены, у которых предтечи – печи,что начали с дров, а окончили нашим телом,четыре стены, до всего имеющих дело:до встреч наших, дум, сомнений,до страхов, до наших теней,до хрупкого всуе счастья,урезанного их же властью.Четыре стены могила,что нас в себе заточила,четыре стены тюрьма,на веках наших сурьма,четыре стены капкан,четыре стены аркан,четыре стенывласть тьмы,четыре стены…где ж мы?

С. К.

ЕЩЕ РАЗ ОБ ИСТИНЕ

Да, не легко истине проникнуть в

сопротивляющийся ум.

Постигший истину постигает блаженство озарения. Находящийся на пути постижения постигает активный процесс стремления к истине. Открывший существование истины открывает в себе священную искру и пускается в путь. Каждый этап по-своему труден. Не видящий, не знающий пребывает в состоянии мучительного поиска, еще не ведая чего, или отдается воле потока, и в итоге оказывается еще одной щепкой, прибитой к уже изрядно захламленной и пахнущей береговой излучине.

Озарение приходит дважды: на нижнем этапе поиска и на высшем. Озарение на нижнем этапе – есть бессознательное открытие того, что является целью стремления. Это как бы внезапное видение во мраке чистой искорки, ясной и конкретной своей веской самоутвержденностью. Сохранить, раздуть сакраментальную искру, заполнить ею все пространство внутри себя– это и есть постичь истину, это и есть достичь озарения уже на высшем, осмысленном, целенаправленном этапе, когда уже не поражаешься открытию, а воспринимаешь его с царственным спокойствием, отождествляясь с ним.

Но истина также не должна становиться самоцелью, не должна становиться ослепляющим предметом корыстного стремления. Путь, средства должны стать предметом каждодневной заботы. Сама же истина должна как бы мысленно разлиться по всему протяжению пути, и, постигая ежеминутно, кропотливо каждый миг ее, в итоге приходим к уже познанному в частях целому. Ведь для утоления жажды надо правильно выпить отпущенную воду маленькими глотками, не торопясь и не захлебываясь от нетерпения.

Ставший на правильный путь и заботящийся о правильном выборе средств постигает истину уже сам того не замечая, так как сам он и весь его образ жизни становятся истинными.

Можно пытаться перейти поток только из желания оценить находящееся на противоположном берегу. Перейти его впопыхах, из любопытства, порожденного алчным рационализмом, не обращая внимания на средства достижения и мутя чистоту потока. Но такому ломящемуся не дано увидеть то, что в конце пути открывается перед идущим по верному направлению к истине.

Истину невозможно познать рационально, как предмет. Ее не возьмешь руками, когда захочешь. То, что называется истиной, порой оказывается пустой вещью, и человек, не стремящийся к кропотливому поиску пути, остается с пустышкой, фальшивкой в руках. А отпущенное на достижение время уже прошло, и цепь сансары тянется в замкнутом круге.

Стремление к тому, что называется истиной, не есть порой стремление к истине. Существование истины должно возникнуть, как откровение, радостное и светлое, прочувствованное сердцем. Путь к ней должен стать ежеминутной радостью, чистой и блестящей, как алмаз. И только тогда он выведет к Истине, а не к очередной пустышке-заменителю. Ведь истина была, есть и будет одна, только люди придумывают ей разные имена.

Ю. Х.

ОН ПРИДУМАЛ ИДЕЮ

он придумал идею,чтобы стать ее жертвой,чтобы слыть в Иудеевосклицанием предсмертным,

чтобы в думы из сквернывероломство сочилось,чтобы стало трехмернымчто когда-то случилось.

Впрочем, всё – оправданье.Дань отдали Иуде.Наша жизнь – выживание,где ж тут думать о чуде?

С. К.

ИГРА

Карты (от греч. chartes – лист или свиток

папируса для письма)… 3) Игральные к.,

создание к-рых приписывается народам Востока.

Жаркий ближневосточный полдень. Во фляге теплая вода, совсем не скрашивающая до бесконечности долгое дежурство на участке дороги, по которой лишь изредка проезжает повозка или арба, груженные всяким хламом. Крестьяне, не дожидаясь приказа, останавливают свое тягловое животное и покорно стоят возле указателя в ожидании проверки.

Но если б только в этом заключалась караульная служба, она казалась бы не столь обременительным занятием. Но самым утомительным и, скажем, совсем не приятным для римского солдата была проверка пяти крестов на его участке, которые по уставу он обязан был довольно часто обходить и легким покалыванием копья определять, не умер ли висящий на нем преступник, приговоренный к смертной казни через распятие.

Как назло, сегодня не приходили парни из ближайшего села – «волонтеры», желающие заработать несколько серебряников, исполняя обязанности солдата.

В тех краях в одно время у местных молодых людей сие занятие было распространенным способом добыть кой какие денежки, а солдаты готовы были с радостью заплатить ничего для них не значащую мелочь и до конца смены попивать прохладное красное винцо в обществе черноглазой красавицы, которая также не прочь была немного подзаработать.

Однако римские боги все же смилостивились над изнуренным жарой земляком и послали ему четырех юношей, с которыми он сразу обо всем договорился, заплатил половину суммы и поспешил к селу в предвкушении прохлады, сытного обеда и ласки.

Участок дороги с торчащими на обочине крестами был небольшим и сравнительно ровным. Крестов, как уже упоминалось, было пять. На одном из них – на третьем – висел умирающий во имя веры христианин. Парни, запасясь изрядным количеством вина и съестного, удобно обосновались как раз под этим крестом.

В отличие от солдата-надзирателя, которому было все равно, что творится в этих захолустных уголках Римской империи, местные парни знали, что на третьем кресте приколочен именно христианин, а не вор или убийца. Им с середины участка хорошо было наблюдать еще за двумя крестами слева и справа.

Надо заметить, что свои обязанности ребята выполняли исправно, так как не желали немилости солдат и прекрасно знали, что это лучший из заработков, который мог «упасть» так быстро и нетрудно.

Четырех бедняг, висевших по сторонам, как и положено, время от времени, они покалывали специальным копьем, кстати, абсолютно ничего не имевшим общего с боевым оружием, а для среднего они припасли кое-что особенное.

Разгоряченные вином и «положением», парни отправили одного из своих в село за дощечками – «издевалками» над атрибутами мук Христовых (довольно популярной в те времена, после распятия мессии, игрой).

Когда их друг вернулся, вся компания уже изрядно опьянела и бурно радовалась любой молодой шалости.

Товарищи разобрали дощечки и начали «игру». Перед этим они привели в чувство христианина, висевшего над ними, и предложили ему понаблюдать за действом. Но когда мученик узнал, что это игра в так называемые карты, оскверняющие Спасителя и его муки, он закрыл глаза и начал молиться.

Ребята приступили к своему «ритуалу». Один из них вытащил и показал всем дощечку с изображением креста – «трефа». Все подскочили и принялись трясти орудие ужасной пытки. Христианин корчился от боли, но терпел муки Христовы. Затем другой парень вытащил дощечку с изображением шляпок кованых гвоздей – «бубны». Это побудило подпитую компанию бить палками по гвоздям, которыми был приколочен страдалец. Сие действие также вызвало невообразимый восторг. Далее «шутники» вытащили дощечку с изображением наконечника копья – «пику» – и вспомнили о своих прямых обязанностях. Один из них – кучерявый черноглазый здоровяк – по-молодецки подхватил копье и сунул его по самое древко в грудь висевшего бедняги. Уставом проверка таким зверским образом не предусматривалась, и римский солдат никогда бы не нарушил его, да и не нужно это ему было. Но тут же другое дело: свой, безнаказанно пытающий своего. Какие тут уставы! Здесь только необузданность ненависти и жестокости, какие бывают лишь по отношению к своим инакомыслящим.