Сто дней Наполеона - Эдит Саундерс

Париж на тот момент растерял весь свой энтузиазм, все воодушевление. Владельцы магазинов разорялись, если только они случайно не продавали оружие или седла, и глубокое разочарование было вызвано длительным отсутствием императрицы и ее сына. Простые люди, которым не на что было рассчитывать и приходилось брать, что дают, начинали понимать, что политики снова их надули, что им лгали и просили их поддержки, прикрывась пустыми обещаниями; но, поскольку всегда лучше смеяться, чем плакать, они развлекались едкими шутками и веселыми песенками, многие из которых были о том, как к одному человеку отказалась вернуться жена.

Продолжительное отсутствие Марии Луизы и короля Рима говорило французам лишь о том, что император находился в двусмысленном и незащищенном положении. Сам Наполеон, несмотря на неутешительные новости, привезенные из Вены де Монроном, не оставлял надежды на их возращение и продолжал попытки секретных переговоров. Коленкур нашел добровольного эмиссара в лице барона де Стассара, который ранее оказывал услуги Марии Луизе и ныне состоял при дворе ее отца. Барон, находясь в Париже и готовый вернуться в Вену, выехал 17 апреля с письмами к императору Францу и Меттерниху. В письме к Францу Наполеон вновь просил о возвращении своей жены, или, если не ее, то, по крайней мере, возвращения сына, которого, по его мнению, забирать у него было бы незаконно. Однако барон не смог доставить письма: по приезде в Линц его заставили отдать их, и они легли на стол Конгресса.

Через неделю или две за Стассаром последовал мсье де Сен-Леон, назначенный Фуше для передачи письма Меттерниху с просьбами, касающимися Наполеона. Предположительно, Фуше также задействовал его в собственной секретной комбинации в пользу герцога Орлеанского. Коленкур дал новому посланнику письма к Меттерниху и Талейрану, убеждая их целиком положиться на его сведения. То, что Сен-Леон должен при этом сказать, было указано в письме Наполеона к Коленкуру от 22 апреля: "Я уполномочиваю вас предоставить князю Беневентскому [Талейрану] уверения в том, что его владения будут сохранены, если он поведет себя как француз и окажет мне некоторые услуги. Мсье де Сен-Леон также может предложить мсье Меттерниху выплату от одного до десяти миллионов, если Австрия выйдет из коалиции и будет проводить политику, более соответствующую ее подлинным интересам и семейным связям, которые нас объ-единяют". Сен-Леон смог добраться до Вены и встретиться с Меттернихом и Талейраном, но из этого ничего не вышло. Оба дипломата не ответили на реверансы Наполеона, и Сен-Леон не привез обратно ничего, кроме дружественного письма Талейрана к Коленкуру.

Именно тогда, в конце апреля, Наполеон обнаружил, что Фуше находится в тайной переписке с Меттернихом, и их целью является поиск какого-нибудь средства для предотвращения войны путем отречения Наполеона и образования более приемлемой формы правления. Фуше взялся служить Наполеону в убеждении, что Европа вскоре его низложит; если случится невероятное и Наполеон победит, Фуше, будучи на службе, сможет извлечь выгоду из сложившихся обстоятельств; однако, если Наполеон будет повержен, он предстанет незаменимым другом грядущего правительства, чьей победе он будет способствовать. Поймав его с поличным, Наполеону очень хотелось отдать его под арест; однако он отказался от этого шага, опасаясь еще больше укрепить всеобщие подозрения насчет его успехов. Много лет спустя он выражал сожаление о том, что тогда не казнил Фуше{77}.

Новости, полученные от Меневаля в последнюю неделю апреля, были еще более серьезными. Вскоре после отъезда графа де Монрона из Вены Меневаль пришел к заключению, что его долгом было сообщить истинным друзьям Наполеона в Париже всю правду о поведении Марии Луизы, хотя говорить об этом было больно. Положение Наполеона являлось шатким, и он почувствовал необходимость сообщить о том, что надежды на возвращение императрицы нет и, соответственно, нет надежды на поддержку Австрии. Он отважился отправить письмо графу де Лавалетту, Мinistre des Postes (министр почты - фр.), и оно было передано императору.

Меневаль писал, сообщает Лавалетт в своих мемуарах, что рассчитывать на императрицу бессмысленно. Она не скрывала свою ненависть к императору и одобряла любые предпринимаемые против него шаги. Бессмысленно думать о возможности воссоединения, поскольку его осуществление будет связано со всеми возможными трудностями. Наконец, писал Меневаль, он более не в силах скрывать возмущение при виде того, что императрица полностью подчинена графу Нейппергу, не давая себе труда даже скрывать свою привязанность к этому человеку, который, без сомнения, овладел как ее умом, так и ею самой.

"Это печальное открытие причинило императору много страданий", - пишет Лавалетт. Это было концом его веры в собственный успех. С тех пор его оптимистичный настрой начал изменяться в сторону пессимизма, который окутывал его ум все чаще и чаще. Здоровье мало беспокоило его во время дерзкого побега с Эльбы в Париж, но теперь симптомы различных недомоганий, от которых он страдал, стали проявляться с тревожным постоянством. Но он все еще был опрометчиво уверен в возможности начать войну. Будучи в хорошем расположении духа, он разделял общее мнение, бытовавшее на континенте, что он непременно одержит победу в Бельгии.

Войска капитана Мерсера дошли до Гента, куда удалились Людовик XVIII и его двор. Войскам было вменено в обязанность предоставить королю почетный караул. Мерсер пишет: "Наши подчиненные были весьма рады этому назначению, поскольку ничего не нужно было делать. Их прекрасно кормили, и они очень мило проводили время вместе с несколькими молодыми людьми из охраны, которые всегда находились там. Многие из них были почти мальчиками, и в передней Его Христианнейшего Величества часто устраивались подушечные бои и другие игры, сильно отдававшие детским пансионом. Королевская конюшня располагалась в барачных постройках и состояла главным образом из серых лошадей, восемнадцать или двадцать из которых были приобретены по случаю у шотландцев".

Бурбоны могли видеть, как древний и живописный город заполняется войсками. Одним из развлечений шотландцев было наблюдать, как катается в своей карете герцог Беррийский; форейторы{78} Его Высочества, в своих глазированных шляпах и париках с косичками, в обтягивающих камзолах и огромных сапогах, с удивительной ловкостью орудовали кнутами, размахивая ими над головами направо и налево и наполняя воздух звуками, напоминавшими варварскую музыку.

Мерсер и его офицеры подружились со многими военными из охраны Людовика XVIII и часто обсуждали с ними политическую ситуацию. Ничего не было известно ни о положении французской армии, ни о планах Веллингтона, но ежедневно приходили полки из Англии, останавливаясь на ночь и вновь отбывая, не имея представления о конечном пункте своего назначения.