Роковое наследство - Петер Адамс

— Как необходима? Мы что, должны помочь ей бежать? Что мы можем еще предпринять?

— Тому, кто убил, нельзя помогать скрыться, — задумчиво сказал Дьюит. — В любом случае нужно привлечь его к ответственности. Но это возмездие не должно быть местью, убивающей душу… Если бы вы хоть раз заглянули в камеру смертников, то поняли бы, что я имею в виду.

— Как будто я не могу этого себе представить, не увидев Гилен в тюрьме! Если дойдет до этого, я заявлю, что я убийца! — Нетерпеливым движением руки Эррис заставил Дьюита, пытавшегося вставить слово, замолчать, и продолжил: — Не беспокойтесь, я это сумею сделать безупречно. Не буду почти ничего говорить и не дам вовлечь себя в подробности. Буду упрямо бормотать одно и то же, как психопат. Эту комедию мне сыграть не трудно, ибо это вследствие злоупотребления алкоголем уже почти правда. Вы знаете, что такое поэт? Известно ли вам, почему Шекспир смог создать такую убедительную галерею убийц, извергов, кровожадных королей и мучителей? Потому что все они жили в нем! Если бы он не создал их силой своего искусства, я побоялся бы встретить его в одном из темных переулков Лондона. Гораздо больше Шекспиров окончили свою жизнь на электрических стульях, чем это известно вашей премудрости, господин правозащитник!

— Вам надо бы меньше пить, — сказал Дьюит. — Но если все-таки Гилен…

Он не договорил, быстро подошел к двери и резко ее распахнул. За дверью стояла Гилен.

— Входите же, — приказал он, — Зачем стоять за дверью и слушать, что о вас говорят. Можете устроиться поудобнее. — И придвинул ей кресло.

Ее лицо, обрамленное густыми рыжими волосами, было сегодня необычно бледно, как будто запудрено мукой. Широко расставленные глаза с косым разрезом напомнили Дьюиту портреты в залах замка Коннемары. Дамы, изображенные на них, жили в давно минувшие времена, когда верили во всемогущество Бога и Дьявола, в силу зла, одолевающую людей помимо их вОли. Он подумал, что Гилен, гораздо лучше вписывается в минувшее, чем в наше время с его реактивными самолетами, ядерными реакторами и линиями электропередач.

Эррис высказал то же самое вслух:

— Сегодня вы хороши, как молодая ведьма, Гилен. В средние века вас сожгли бы на костре только за внешность.

Дьюит перевел взгляд с глубокого выреза ее платья, открывавшего высокий бюст, на шею, которая была длиннее и тоньше, чем у большинства женщин. На грудь ниспадала тяжелая серебряная цепь, такой же браслет висел на кисти. Дьюит вспомнил вдруг о черной бусине-кулоне. Он совсем забыл спросить у Гилен, знакома ли она ей. Он вынул ее из ящика стола и поднял, так что она заиграла красным, однако Гилен не обратила на нее особого внимания.

— Пустяковая безделушка, — отмахнулась она.

— Вы наверняка слышали все, что мы о вас говорили, — сказал Дьюит, пряча бусину в пакетик, чтобы передать потом О'Брайену. — Не скажете ли вы нам, что вы думаете обо всем этом?

— Я не убивала ни Энн, ни Лайну, — коротко ответила она.

— А как насчет намерения Эрриса взять вину на, себя, чтобы спасти вас от обвинения?

— Не нужно так пить, тогда не придет подобная чушь в голову, — холодно возразила Гилен.

— Вчера я написал лучшие стихи из всех, что у меня когда-либо складывались, — сказал Эррис. — Но они пришли мне в голову только потому, что все свои мысли я утопил в вине. Эх вы и ваша трезвая рассудительность! Я бы повесился, если бы должен был жить, как вы.

— Ну и вешайтесь. По крайней мере, тогда вы перестанете пороть ерунду, — невозмутимо сказала она.

Эррис, ничуть не задетый, встал.

— Вот теперь я начинаю верить, что вы — убийца! — С этими словами он закрыл за собой дверь.

— Бедняга, — заключил Дьюит.

— Мерзкий пьяница, которого я не коснусь даже каминными щипцами, так он мне противен. — Гилен передернуло от отвращения. — Меня вырвало бы, если бы пришлось долго находиться рядом с ним. И такие люди живут на воле!

— Но он хочет пойти за вас в тюрьму, Гилен.

— Хочет, хочет! Да если и в самом деле дойдет до этого, то он не сможет даже опустить письмо в ящик. Мечтать, болтать, обещать, фантазировать — в этом он гениален. Но столкнувшись нос к носу с действительностью, он сразу никуда не годится.

— Он вам нравился когда-нибудь?

— Когда он тут появился, я сначала восхищалась им. Но когда он начал напиваться до бесчувствия. И все его пакости, которые он выдает за глубокие мысли, вся эта муть о бессмертии души… Боже мой! Если кто-то может все это вынести без отвращения, то я сказала бы, что он явно не в своем уме.

— Было бы очень хорошо, если вы и правда никак не участвовали в этом преступлении.

Дьюит взял ее за плечи и долго смотрел в лицо. Он увидел, как слегка дернулся левый угол ее рта, и в эту минуту почувствовал к ней глубокую благодарность, как всегда при встрече с женщиной, способной увлечь его своей незаурядностью, дать ему разрядку, без которой трудно выдержать повседневность. Такая встреча была подобна редкой книге, концерту для рояля с оркестром, великолепному ландшафту, в общем, всему тому, от чего он никогда не смог бы отказаться, потому что без таких праздников жизнь стала бы бесконечно тяжелой цепью дней и ночей и не было бы смысла влачить ее дальше. В жизни он встречал немало женщин, и неожиданно оказалось, что Гилен могла стать той, что не забывается, в отличие от сотен заурядных лиц.

— Я не делала этого, — проговорила она, — клянусь тебе, я действительно не убивала их.

— Если вы говорите правду…

— Если, если! Если вы не верите мне сейчас, то для меня уже не будет иметь значения, что вы станете думать обо мне через два-три дня. Чего стоит доверие, если оно основано только на материальных доказательствах и доводах рассудка?

— Вы говорите ерунду, — спокойно возразил Дьюит. — У нас нет ничего, кроме рассудка, чтобы оценивать людей и вещи вокруг нас. Но рассудок слеп. А вера, призванная идти вопреки рассудку, натворила уже немало бед. Я знаю, вам этого не понять.

— А если я это прекрасно понимаю? — спросила Гилен. — Не думайте, что только вы перенесли разочарования… Но все-таки это не я. Знаете, почему не я? Мне вовсе ни к чему было устраивать это представление. Несколько дней назад мы гуляли с Лайной и остановились на крутом обрыве в бухте Слиго. Там скалистый отвес высотой около ста футов, а барьерчик всего по колено. Если бы я хотела избавиться от Лайны, то мне достаточно было ее столкнуть, и никто ничего не смог бы доказать. Несчастный случай, и никаких подозрений.

— Возможно.

— Я вижу, вы не верите мне. Ладно, пусть. Но кто вы такой, чтобы я с таким трудом пыталась вас переубедить? — Ее зеленые глаза засверкали. — Не изображайте из себя Господа Бога! — Она остановилась у шифоньера, в центре которого было вставлено зеркало. — Оттого, что у вас есть деньги и вы можете путешествовать, вы не лучше других, нисколько.

— Что вы искали во вторник вечером у входа в потайной тоннель? Зачем прокрались сюда?

Гилен приоткрыла рот, но не издала ни звука.

— Будете отрицать, что были здесь?

— Я… я не входила в дом, — прошептала она почти беззвучно.

— А это вам знакомо? — Дьюит вытащил из-под подушки маску из папье-маше и сунул в лицо Гилен, все еще стоявшей перед зеркалом. Застывшая желто-розовая улыбающаяся личина выглядела так неправдоподобно и жутко, что Гилен с легким вскриком отступила на шаг назад.

— Что это… откуда у вас… зачем?

— Вы никогда не брали ее в руки? — наступал на нее Дьюит. — Вас видели у входа с этой маской в руках!

— Неправда! Этого не может быть, потому что я никогда не брала ее в руки! — закричала Гилен. — Тот, кто видел меня с ней, лжет! Я ничего не знала о потайном ходе, вам известно!

Ее слова звучали так искренне, что все подозрения Дьюита улетучились. Он видел, что Гилен дрожит всем телом, и привлек ее к себе, несмотря на твердое решение держаться от нее подальше.

Через несколько часов, когда уже наступила ночь и прохладный влажный воздух заполнил комнату, Гилен встала с постели, чтобы закрыть окно. Не одеваясь, она обнаженная подошла к столу и сделала себе бутерброд. Смеясь, она призналась, что у нее бурчит в животе от голода. Глядя на букет алых роз, она состроила забавную гримасу и сказала:

— Мне пришлось сходить за ними в садоводческий кооператив, но я не жалею о потраченном времени.

А Дьюит вспомнил свой первый вечер в Килдаре, когда вдруг при лунном свете с кладбища появился О'Гвинн с огромным букетом в руках. И улыбнулся про себя. Из коридора донеслась американская музыка. Эррис, торчавший в своей комнате один, снова заглушал свои мысли выпивкой.

Глава пятнадцатая

Дьюит проснулся, когда Гилен еще спала. Он стал вглядываться в ее лицо и с облегчением убедился, что оно не лишилось своей прелести. Ему было знакомо то чувство разочарования, которое наступает утром и разрушает иллюзии ночи любви и нет больше желания повторять эту ночь. С Гилен было не так. Дьюита обрадовало и то, как крепко и спокойно она спала. Так не мог спать человек, на чьей совести убийство. Ее заверениям он верил только наполовину, но безмятежный сон убеждал надежнее, чем слова.