Тайна двух сфинксов - Игорь Васильков

— Он ничего не говорил и не мог сказать. Просто мы оба, я и Виктор, проспали весь вечер и оставили приборы без присмотра. Они наделали здесь немного шума.

— Но как же?.. — с недоумением начала Нина, взглянув при этом на Виктора Петровича.

— А!.. Вы про Виктора? Ну, он, должно быть, спросонок услышал в обычном шуме то, что ему очень хотелось услышать. Зато я, Нина, очень доволен. Вы знаете, почему я звонил вам? Ведь мне удалось на опыте подтвердить свою гипотезу анабиоза. Поздравьте меня!

Здесь мы должны отдать должное традициям. Ведь какие бы научные проблемы ни решались в научно-фантастических повестях, редкий автор обходится без того, чтобы не соединить два любящих сердца.

Поэтому, когда Виктор Петрович, кончив писать, радостный и возбужденный, бросился к молодым людям, чтобы что-то прочесть им, он смущенно отвел глаза и на цыпочках, не оглядываясь, вышел, осторожно прикрыв за собой дверь…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ,

в котором дается ответ на законные вопросы читателя

Когда высушенную и вновь забинтованную мумию привезли обратно в музей, Виктор Петрович встретил ее как хорошую знакомую. Он открыл саркофаг и похлопал мумию по тому месту, где, предположительно, должно было быть плечо. Потом он торжественно водрузил саркофаг на специально приготовленное место в одном из залов музея.

Над саркофагом висел лист бумаги с жизнеописанием того, кто носил опахало слева от фараона, — хранителя сокровищ империи и управителя строительными работами в обители вечности архитектора Мересу. Но теперь Виктор Петрович внес в это жизнеописание существенное добавление. В том месте, где речь шла о гибели молодого архитектора, посетители музея читали уже знакомый нам из древнего папируса текст:

«И в последнюю минуту земной жизни дало небо сознание Мересу, и сказал он великому:

«Отомсти… убийце, друг и повелитель мой… Сушоу…»

Дальше рукой Виктора Петровича были дописаны слова, которые не успел произнести умирающий:

«…скажет тебе правду. Да не простят боги верховному жрецу Корту, убийце моему».

И все читавшие этот папирус не сомневались в подлинности слов, добавленных Виктором Петровичем. Да это и понятно. Ведь именно такой вывод сам собой напрашивался из всего рассказанного ранее.

А несколько позже, в одном из журналов появилась статья Андрея Ковалева, в которой ученый подводил некоторые итоги исследований в области анабиоза. Заключительная часть статьи привлекла всеобщее внимание.

«Факты, приведенные нами выше, — писал Ковалев, — доказывают принципиальную возможность анабиоза, то есть состояния, промежуточного между жизнью и смертью, у всех живых организмов, в том числе и у теплокровных. И если сухой анабиоз у растений позволит по-новому решить проблему длительного хранения семян вообще и продовольственного зерна в частности, если он неизмеримо облегчит хранение, транспортировку и использование бактериальных удобрений в высушенном состоянии, то, прокладывая путь к холодному и сухому анабиозу у теплокровных животных, мы открываем такие возможности для медицины, которые трудно переоценить.

Современная техника хирургии позволяет сращивать нервы, сосуды, кости и другие части тела. Значит, нет ничего, что помешало бы «приживить», например, отрезанную ногу или руку. Надо только доставить пострадавшего и отрезанную конечность на хирургический стол почти немедленно. Возможно ли это? В большинстве случаев нет.

Между тем уже давно научились сохранять на некоторое время при температуре в ноль градусов части кровеносных сосудов. Когда же их помещают в баллон, из которого выкачан воздух, и держат при шестидесятиградусном морозе, то срок хранения может быть значительно увеличен.

И вот представьте себе автомашину «скорой помощи», оборудованную установкой холодного анабиоза. Уже одно это спасет от непоправимого, казалось, несчастья сотни и тысячи людей.

А проблема пересадки органов! Можно ли заменить преждевременно изношенное сердце, пораженные болезнью легкие? Здесь мы оказываемся уже в сфере действия сухого анабиоза. Ведь срок хранения органов и тканей в состоянии сухого анабиоза практически не ограничен. Это доказано и опытом на египетской мумии, в тканях которой нам удалось вызвать сосудистые реакции на адреналин. Следовательно, пользуясь сухим анабиозом, каждая клиника сможет иметь необходимый запас сухих тканей для последующей пересадки.

В этих радужных перспективах есть, правда, одно «но». Это проблема биологической совместимости тканей. Любая пересадка удается только тогда, когда мы пересаживаем органы и ткани, взятые от того же самого организма. Получается как и с переливанием крови: человек умрет, если ему перелить кровь другой группы. Групп крови четыре. И ученые уже установили, что группам крови соответствуют определенные группы тканей. Знание этого облегчит пересадку тканей и органов, но не избавит хирурга от затруднений при поисках материала, подходящего для пересадки.

Не исключено, что биологическая совместимость тоже не является обязательным условием, через которое нельзя перешагнуть. Удались же профессору Филатову пересадки биологически несовместимой роговицы глаза! Стоило некоторое время подержать роговицу на холоде, и ее биологическая несовместимость исчезала. Мы имеем основание предполагать, что разрабатываемый нами способ высушивания и последующего оживления тканей и органов также производит в них изменения, которые сводят на нет их биологическую несовместимость. Если это предположение подтвердится, будет решен один из важнейших вопросов, связанных с проблемой продления жизни.

Правда, для возвращения жизнедеятельности засушенным органам требуется некоторое время, а больной не всегда может ждать. В этом случае на помощь должна прийти гипотермия, доведенная до состояния, близкого к холодному анабиозу.

Это лишь один из примеров тех возможностей, которые откроются перед нами в результате овладения тайной анабиоза».

Остается только дать библиографическую справку: когда написана и где опубликована эта статья. Но сказать об этом значит ответить еще на один законный вопрос читателя: что в этой книге действительность и что вымысел?

В нашем повествовании есть сюжет и действуют конкретные люди. И все же искушенный читатель заметит, что автор несколько схематично рисует своих героев, не разрабатывает углубленно их характеров. Почему? Да потому, что не люди, действующие в повести, а сама наука является ее героем.

Для решения задачи, которую автор поставил перед собой, было безразлично, в каком городе и доме происходят те или иные события, не имели особенного значения внешность действующих лиц, их склонности. Даже возникающая по ходу сюжета любовь двух персонажей — Андрея и Нины — могла завершиться либо счастливым браком, либо завянуть, не успев расцвести. Читателю предоставлена возможность самому избрать развязку, которая ему более по вкусу.