Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья. - Василий Песков

Неглубокой лужи оказалось вполне довольно. Мы видим этот почти сухопутный корабль со стороны «кормы». Спереди у него в воду опущен хобот. Зубатые черпаки поднимают со дна лужи мутную кашу — вода, камни, песок, глина, золото. На тонну «каши» — грамм золота. Но где между песком и камнями прячется этот разбитый в крупинки грамм? Как удается его разыскать? Наверное, эта машина-драга тонкостью механизма может поспорить с электронной машиной? Давайте поднимемся и посмотрим.

Четверо людей вполне управляются в дощатом плавучем доме. Между делом они находят даже время погреться чайком, который булькает тут же на печке. Грохот, брызги воды.

«Каша» из черпаков попадает в решетчатый барабан, называемый каким-то мудреным нерусским словом. Барабан крутится. Из него выливается и высыпается все, исключая крупные камни. Камни транспортер уносит наружу в отвал, а все, что просеялось, процедилось, попадает в струю воды. Напор так велик, что вода уносит, кажется, все… Нет, золото остается.

Драга, на которой мы с вами находимся, самая малая из существующих. Бывают целые плавучие фабрики. Но принцип добычи везде одинаково прост: драга — это увеличенный в тысячу раз лоток древних старателей. Вода смывает песок и камни, а крупинка золота, сколь бы ни была малой, обязательно остается.

— Так где ж оно, золото?

— А вон, — драгер Анатолий Дульяс показал на длинный рифленый коврик под решетчатым кожухом.

Не вижу золота. Почти черного цвета тонкая масса осела на коврике.

Когда кончилась смена, пришел съемщик с той самой кружкой. В присутствии всех, кто сегодня работал, подняли решетчатый кожух, осторожно стряхнули черную массу в металлический ящик, сполоснули ее и ссыпали в кружку.

В тот же день мы наблюдали, как на ручье добывают золото и другим способом. Огромная водяная пушка, пригибая кустарники и деревья, размывала струей породу. Стремительный поток пробегал по лотку-уловителю. Все та же картина: остается темный осадок. Нам объяснили: осадок «обмоют» ртутью, примесь отстанет, и будет виден золотой желтый песок.

В руке же при встрече с бухгалтером я, оказывается, держал мелкие самородки. Они попадаются на ручье, но не часто. Узнали мы также, что с приисков золото увозят на аффинажный завод. Там будет химическая очистка, и только после того золото отольют в брусочки, похожие на кирпичи… Миллионы лет спавший в земле металл станет посредником в делах и страстях человека.

Фото автора. 22 ноября 1967 г.

Грустный монолог Яншина

Не знаю, случайность это или обычное дело. Так или иначе, об этом следует рассказать.

30 ноября во МХАТе давали «Вишневый сад». Кончился спектакль. В зале поднялись с мест, а актеры все вместе вышли на сцену. Но это не был традиционный, взволнованный выход, когда благодарный зал стоя вызывает артистов.

Зал шумно спешил на вешалку. Актеры по собственной инициативе подошли к рампе, и народный артист СССР Михаил Яншин, игравший Симеонова-Пищика, сказал: «Товарищи, нам очень грустно. Грустно потому, что вы не умеете уважать труд других». У актеров были усталые лица…

В школах в десятых классах сейчас проходят Чехова. Театр делает доброе дело — именно в это время повторяя один из известных своих спектаклей. Я с трудом добыл билет. В кассе сказали, что все уже продано в школах.

Перед началом я увидел десятиклассников. Они веселыми стайками заполнили фойе. Я завидовал им. Вспомнил, как проходили Чехова у нас в деревенской школе после войны. Учитель принес листы со сценами «Вишневого сада» во МХАТе. В молодости учитель «на первую получку» ездил в Москву специально, чтобы увидеть чеховские спектакли. Он подробно рассказывал, как строилась каждая сцена в «Вишневом саде». Театр в Москве был для нас чем-то недоступно великим. И вот я вижу теперь, как в зал проходят московские десятиклассники.

Полчаса назад они были дома. Завтра после уроков они также могут пойти в театр. Хорошо одеты. На ребятах дорогие костюмы, галстуки-бабочки мелькают, девушки в узорных чулках, в изящных сапожках. И ростом они гораздо выше, чем были мы в десятом, — военная бескормица не очень помогала расти. Сравнивая, отмечаю, что эти, пожалуй, слишком шумливы.

Пожалуй, тому вон парню в галстуке не стоило бы садиться почти верхом на барьер, не стоило бы волновать билетершу-старушку. Но тут же упрекаю себя за придирчивость — семнадцать лет людям. Рассматривают программы: «Ого, играют сегодня: народный артист… народный артист…»

Открывается занавес. Раневская приехала в родное имение. Она взволнованна. Но что она говорит? Я ничего не слышу. В зале сплошной гул, как будто спектакль и не начинался. Сзади меня какой-то парень находил остроумным сползать с кресла, а потом с грохотом подниматься. Две девчонки оживленно комментируют какой-то вчерашний случай. Еще один «театрал» в белоснежной сорочке с бабочкой подбрасывает вверх и ловит монеты. Монеты время от времени падают в темноту на пол. Он ищет их.

Мои укоризненные жесты не замечаются. Внизу в темноте происходит что-то подобное. Гул, скрип кресел. В третий ярус со сцены долетают только обрывки слов.

Потерпев поражение в мимической борьбе с соседями, после первого акта спускаюсь вниз и прошу билетера поставить где-нибудь в уголке стул. Стало лучше, но ненамного. Шорох, скрип, комментарии вслух происходящего на сцене.

Больно за актеров, вынужденных форсировать голос. Девушка передо мной шепотом умоляет сидящих рядом: «Пожалуйста, потише, ну, пожалуйста, это же Чехов». Финальная сцена: вишневый сад продан, старик Фирс умирает. Залу почему-то это кажется очень забавным. Смех, хлопки в ладоши, глупые реплики.

Артисты вышли к рампе и сказали: «Нам грустно…» А зал без угрызения совести бежал к вешалке, поправляя в зеркале прически и галстуки. Зал, которому через полгода вручат аттестат зрелости.

Мне было тоже грустно. Ну хорошо, «Вишневый сад» — это классика. Понятно, что судьба «умирающего дворянства» не может глубоко волновать молодого человека сегодня. Да и спектакль может быть в разной степени удачным. Но ведь два десятка талантливых, заслуженных, не молодых уже художников хотели помочь людям понять Чехова, помочь прикоснуться к большому искусству. Как же к этому относиться без благодарности?! Да и в театре ли только мы часто видим неблагодарность.

Не надо ли продолжить «монолог» Яншина?

3 декабря 1967 г.

Остров Врангеля

Короткая справка. Печально известный генерал Врангель к названию острова отношения не имеет. Остров назван в честь русского мореплавателя Фердинанда Петровича Врангеля.

В начале прошлого века проверить слухи о северной земле у Чукотки Россия послала двадцатичетырехлетнего лейтенанта. Четыре раза, четыре года подряд экспедиция Врангеля уходила по льду в океан. И четыре раза возвращалась ни с чем. Жестокие холода и торосистый лед преграждали путь и собакам, и людям. Все-таки лейтенант вернулся в Петербург уверенным, что «северная земля» существует. По косвенным данным, по легендам и рассказам чукчей он точно предсказал ее место.

Долгое время и корабли не могли пройти в малодоступный район. Лишь в 1867 году американский китобой Лонг впервые с расстояния в тридцать пять километров увидел остров.

Координаты земли совпали с предсказанием русского лейтенанта. И Лонг посчитал справедливым назвать остров именем Врангеля.

Минута, когда под ногой зашуршат камни или сомнется трава незнакомой земли, всегда значительна. У Врангеля прыжками в воду со льдины нас приветствуют шесть грузных моржей. С высоких камней за высадкой, не моргая, наблюдают две белые совы.

На острове, окруженном рваными льдинами, стоит тишина. Бурое пространство полого поднимается от воды и потом круто переходит в фиолетовые и пронзительно синие сопки. Горная цепь подпоясана дымной полоской тумана.

Тишина. Издалека слышно, как гремят камни под ногами бегущего к нам человека.

Весь остров из камня. Наблюдая пролетавших над сопками белых гусей, я вспомнил рыловскую картину «В голубом просторе».

Рылов передал точное ощущение северного пейзажа в ясный, погожий день — бескрайняя холодная вольность, свет, суровые краски.

Остров Врангеля, впрочем, редко бывает открытым и ясным. Погожих дней — считанное число.

Какова жизнь на острове?.. Человеческих следов почти незаметно. Только след вездехода пересекает остров в нескольких направлениях да темнеет штольня на одной сопке — американцы добывали здесь горный хрусталь.

Я спустился в штольню и нашел там обрывок взрывного шнура, доски от ящика с динамитом и кристаллы прозрачного камня.

В горной части острова чувствуешь себя, как на чужой незнакомой планете. Пологие каменные холмы. Скалы и мертвая вода полувысохших речек. Ни рыбы, ни каких-нибудь жуков и козявок нет в этих речках, питаемых снегом. Только синева неба да белые совы на бугорках напоминают: это все-таки родная тебе планета Земля. Наверное, все подходившие тут в первый раз испытали чувство непривычного беспокойства и даже тревоги. Карта передает это чувство: бухта Предательская, бухта Сомнительная, речки Неизвестная и Неожиданная, местечко Хищники, горы Туманная и Двуглавая…