Белое, черное, алое… - Елена Топильская

— А… да! Да-да, но я бы хотел забрать его вещи. У вас ведь что-то осталось?

— Проходите, пожалуйста, садитесь, — пригласила я его, испытывая облегчение от того, что смогу отдать вещи Скородумова его родственнику, и особенно бумажник, в котором неизвестно что находится.

Мужчина сел к столу и стал оглядываться.

— Вот его куртка на вешалке…

Я не успела сказать про бумажник, мужчина вскочил со стула, подбежал к вешалке и цепко схватил куртку, как будто она у него была единственной памятью о брате. Более того, он стал лихорадочно осматривать ее карманы, и у меня вдруг промелькнула мысль, что, не будь тут меня, он бы распорол подкладку.

— Как ваше имя-отчество? — окликнула я его, но он был так поглощен исследованием куртки, что мне пришлось повторить вопрос.

Однако мужчина как будто меня не слышал.

— Это все? — спросил он, не выпуская куртку из рук. Я положила на стол лист бумаги и ручку:

— Напишите мне расписку и, пожалуйста, покажите паспорт, чтобы я занесла сюда паспортные данные.

— Что? — удивленно спросил он.

— Вы извините, но такой порядок — я должна знать, что передаю вещи надлежащему лицу.

— У меня нет с собой паспорта, — после минутного замешательства сообщил мужчина, упорно не желавший назваться.

— А какого-нибудь другого документа с фотографией, хотя бы водительских прав?

— А… нет. А так вы не можете мне выдать? Я напишу расписку…

— Извините меня, пожалуйста, но я должна указать ваши данные. Вы же понимаете, вещи достаточно дорогие, я не хочу потом отвечать за них, может быть, вы съездите за паспортом, а вечером приедете?

— Как вы можете! Ведь человек может каждую минуту умереть! — в отчаянии воскликнул посетитель, прижимая к себе куртку Скородумова.

— Но ведь он еще, насколько я знаю, не умер! — возразила я, шокированная таким поведением близкого родственника. — И, полагаю, во всяком случае, не умрет от того, что его куртку вы заберете на полдня позже, приехав, как полагается, с паспортом. Да и вообще, — спохватилась я, — Олег Петрович не уполномочивал меня никому передавать его вещи.

— Но ведь он может умереть! — настаивал на своем мужчина, видимо, не зная, как еще убедить меня отдать вещи. Мне это надоело.

— Мне трудно к вам обращаться, не зная вашего имени-отчества, — подчеркнуто вежливо сказала я, — но я вынуждена прервать нашу дискуссию. Я не обязана выдавать вам вещи вашего брата, даже если вы представите паспорт. Олег Петрович по выписке из больницы получит их у меня сам, и я могу заверить вас в том, что здесь они будут в целости и сохранности до его выздоровления.

Повесьте, пожалуйста, куртку на место.

— Почему вы не хотите отдать мне его вещи? — скорбно сведя брови, вопросил безымянный посетитель.

Он и в третий раз не среагировал на мою просьбу назваться.

— Я вам уже объяснила. Почему я должна отдавать вам его вещи? Он пока, слава Богу, жив и, повторяю, не просил их никому отдавать. Куртку повесьте, пожалуйста.

Он продолжал стоять, вцепившись в куртку, и я стала бояться, что он сейчас откроет дверь и элементарно сбежит вместе с чужой вещью, которой я обещала обеспечить целость и сохранность. Я подошла к нему, мягко, но настойчиво высвободила куртку из его цепких пальцев, свернула ее и убрала в сейф. Даже если он напишет жалобу, какие ко мне могут быть претензии?

Он немного постоял возле вешалки, потом крутанулся на каблуках и, не прощаясь, хлопнул дверью. Я не удержалась и вышла вслед за ним в коридор; стоя возле своего кабинета, я наблюдала, как он быстрым шагом, не оглядываясь, миновал наш длинный коридор и скрылся за дверью, ведущей на лестницу.

Из Ларискиного кабинета вышел Кораблев с довольным видом, приглаживая волоски на макушке.

— Кто это был? — спросил он сытым голосом.

— Это? Слушай, Леня, какой-то странный мужик. Представился двоюродным братом Скородумова, отдайте вещи, говорит, паспорт показывать не хочет, насилу у него из рук куртку скородумовскую выдрала.

— Я сейчас, — кинул мне Леня через плечо, поворачиваясь и устремляясь по коридору.

Я вернулась в кабинет и стала терпеливо ждать. Минут через десять он вернулся и сказал, что нам давно уже пора ехать.

— А мужик?

— А что мужик? А-а, мужик? Да я не за ним ходил. Я машинку погрел, думал, вы спуститесь. Ну, вы собрались? Вперед.

Я пожала плечами и двинулась за Леней на выход. Ждать он меня отказался, в следственном изоляторе довел до оперативников и был таков. Через полчаса мне привели арестованного Пруткина. Конвоир положил передо мной на стол талон вывода арестованного и ушел.

— Садитесь, Владлен Ильич.

Пруткин, настороженно на меня глядя, присел напротив.

— Давайте познакомимся: меня зовут Мария Сергеевна Швецова, я старший следователь районной прокуратуры…

— Почему без адвоката? — перебил меня Владлен Ильич.

На нем была тускло-черная униформа с фамилией на грудном кармане; значит, осужденный Пруткин ни в какую колонию отсюда не поедет, а останется отбывать свой невеликий срок за кражи тут, в следственном изоляторе, в хозобслуге. Такая честь выпадает немногим, чем же он-то ее заслужил? Надо будет поинтересоваться у оперативников, за какие красивые глаза Владлен Ильич переоделся в черную униформу. Тем более хозобслуга ему не светила после фортеля в суде — мол, били, показания вымогали…

— Владлен Ильич, вы мне даже закончить не дали. Если я буду проводить следственные действия, то обязательно приду с адвокатом.

— А щас чего пришли? — мрачно спросил он, глядя в стол.

— Владлен Ильич, закурить хотите?

— Закурить? — глаз он так и не поднял.

— Угощайтесь, — я вытащила из сумки пачку «Мальборо» и зажигалку.

— Спасибо, — Пруткин взял сигарету. — А вы?

— Я не курю. Я и в сигаретах не разбираюсь, поэтому купила, на мой взгляд, самые крепкие из приличных.

— Это вы что, для меня? — удивился Пруткин.

— Ну, чтобы разговор завязать. Я раньше все время, как в изолятор иду, покупаю сигареты для подследственных, а в последнее время что-то «Стрелы» не вижу, — помните, было такое дешевое курево, и крепкое достаточно, и продавалось оно в угловом магазине, очень удобно: из трамвая вылез и через магазин к изолятору. Раньше мне многие первоходки сразу заявляли, при первом же разговоре в изоляторе: а где сигареты, вам же деньги нам на курево выписывают?..

Почему-то они все думали, что следователям выделяют деньги на паек клиентам…

— Клиентам? Вы прямо как адвокат говорите…

— Нет, я следователь, уже двенадцать лет в прокуратуре работаю. Хотите, всю пачку берите, мне все равно ее девать некуда.

Я, конечно, не рассчитывала, что тертый вор Пруткин, по четвертой ходке, купится на пачку сигарет, пусть и дорогих. Но хоть заинтересуется.

— А прикурить чем?

Я подала ему зажигалку; не «Зиппо», конечно, китайскую одноразовую.

— Можете взять ее с собой, раз я сигареты вам отдала, значит, мне и зажигалка не нужна.

— А чего пришли, меня сигаретками угостить?

— Вы не торопитесь?

— Тороплюсь? Нет. Я хоть стою, хоть лежу, а все равно сижу, так что мне торопиться некуда. О чем говорить-то?

— Да о жизни, — я улыбнулась.

— Милая девочка, — Пруткин перегнулся ко мне через стол. — Давайте ближе к делу. Я эти душеспасительные разговоры много раз слышал и ничего с них не поимел. Чего надо? Про убийство говорить не буду.

— Нет так нет. Я пришла просто познакомиться. Согласитесь, что лучше знакомиться вот так, один на один, а то никакой задушевности…

— А мне никакой задушевности и не надо.

— Нам же с вами работать придется. Разве лучше, если мы будем волком друг на друга смотреть?

— Как вас там, Мария Сергеевна? Может, хватит ля-ля, вы конкретно говорите, чего пришли. Про убийство говорить не буду.

— А почему? Мне кажется, если вы действительно не убивали, — в ваших интересах рассказать мне все как было. Даю вам честное слово, что я тщательно проверю все, что вы мне скажете, и если приду к выводу, что вы не виноваты, я прекращу на вас дело и попрошу у вас прощения за своих коллег.

— Дело вы и так прекратите. Суд те доказательства, которые в деле были, отверг, а новых вы уже не соберете.

— А если соберу?

— Вот видите, вы все гнете к тому, что это я убил.

— Да я вас уже битый час прошу рассказать мне все как было. Вы ведь в суде говорили только про то, как вас били да показания вымогали. А меня интересует, как получилось, что ваша куртка в крови потерпевших и ножик у вас в печке. Вы ведь наверняка сами об этом задумывались?

— Ну и что? Я задумывался, а вы не будете. Вам деньги платят за то, что вы сажаете, а не отпускаете.

— Почему вы все время сопротивляетесь, Владлен Ильич? Я честно хочу разобраться. К вашему сведению, я уверена, что вы убийства не совершали.

— Вот как? — тут он в первый раз на меня посмотрел. — На сто процентов?