Коррекция (СИ) - Геннадий Ищенко

Они привели себя в порядок, сходили в столовую и пошли пешком к станции метро. Покупки сделали за какой‑то час, сложили все в сумку и, не возвращаясь домой, отправились на разведку. По территории определились очень быстро. Все, кого привозили автомобили, покидали их в сотне шагов от дома и оставшееся расстояние шли пешком. Поэтому, если Василий приедет один, перехватить его будет нетрудно.

— Я передумал, — сказал жене Алексей. — Сейчас возвращаемся домой, оставляем вещи и берем спрятанные фотографии. Обедаем и едем сюда. Если он приедет не один, мы его пропускаем, в противном случае ты его перехватываешь и передаешь мне. А дальше уже будем действовать в зависимости от его готовности с нами общаться. Если он нас пошлет, займемся Галиной.

Василий приехал один, махнул на прощание рукой водителю и целеустремленно зашагал к подъезду.

— Извините, Василий Иосифович, вас можно на несколько минут? — перегородила ему дорогу Лидия.

— Только на несколько минут? — улыбнулся молодой парень в генеральской форме. — Может быть, я могу уделить вам больше времени?

— Это было бы неплохо, — кивнул ему Алексей, который подошел и стал рядом с женой. — Вы можете сейчас уйти, можете попытаться нас задержать, но я бы вам этого не советовал: речь идет о вашей жизни. Мы вам поможем ее сохранить, а вы нам взамен окажете только одну услугу. Если вы посчитаете это для себя неприемлемым, скажете, и мы уйдем. Но сначала вам будет нужно ознакомиться с документами. На это потребуется время. И нам бы не хотелось это делать в ваших комнатах. Не из страха перед вами, а из‑за того, что ваши комнаты могут прослушиваться. Что вы нам скажете?

Глава 8

Василий думал недолго.

— У вас есть оружие? — спросил он Алексея.

— Есть, — не стал отрицать тот. — Но без крайней необходимости я им не воспользуюсь.

— И вы согласны поехать туда, куда я вас повезу?

— Почему бы и нет? — улыбнулся Алексей. — Если только вы нас не повезете на Лубянку или в свой штаб. Поймите, вам не стоит нас опасаться. Поговорим, вы узнаете много нового, а если не захотите иметь с нами дело, просто разойдемся.

— Какого рода услуга вам нужна? — задал еще один вопрос Василий.

— Ничего особенного, — сказала ему Лида. — Отдадите отцу те бумаги, которые почитаете сами. Мы могли бы обратиться к вашей сестре, но вам это сделать проще, и вам гораздо выгоднее иметь с нами дело, ее‑то, в отличие от вас, никто не тронет.

— Едем! — решительно сказал Василий. — Здесь рядом стоянка такси. Если все ограничится разговором и просмотром бумаг, вам меня тоже не стоит бояться. Поедем в «Сокольники», там в это время не так много людей.

Через полчаса они шли по одной из аллей, почти не встречая других посетителей.

— Больше, я думаю, нечего искать, — сказал Василий. — Давайте сядем на этой скамейке и поговорим.

— Я вам буду говорить невероятные вещи, — начал Алексей. — Постарайтесь сразу не уходить, выслушать до конца и не материться, хотя бы из‑за присутствия моей жены. Дело в том, что мы с ней пришли сюда из довольно отдаленного будущего.

— Действительно, — сказал Василий. — Хоть вставай и сразу уходи!

— Чтобы вы этого не сделали, мы вам покажем действие одного прибора, который используется для связи. Вот он. Это не часы, а что‑то вроде радиостанции, которая передает не только звук, но и изображение, причем в объеме. В будущем из‑за ретрансляторов с его помощью можно связываться на огромных расстояниях. Здесь его возможности скромней, но километров на десять хватит. Мы не будем гонять мою жену далеко, посмотрите так.

Гуляющих в пределах видимости не было, поэтому Алексей вызвал Лиду, и у обоих над запястьем вспыхнули голографические изображения.

— Как я уже говорил, передается и звук, — сказал Алексей и его голографический двойник повторил ту же фразу. — Долго мы вас охмурять не будем: не хотим попусту разряжать батареи. Не надумали уходить?

— Говорите, я вас слушаю, — сказал Василий, зачарованно смотревший на голову Лидии, висевшую над странным прибором.

Изображение подмигнуло ему и исчезло.

— Сначала поговорим о вас, — продолжил Алексей. — Бумаги, которые я хочу сейчас показать и попросить отнести отцу, это фотокопия одной из книг, описывающих жизнь хорошо известного вам человека. Это Никита Хрущев. В ней о вас почти ничего нет. Но мне довелось читать другую книгу, в которой была очень коротко описана ваша судьба. Мы не знали, что нас занесет в это время, иначе я бы скопировал и ее. Но, я думаю, вам и так будет интересно меня послушать. Там было написано, что как‑то в разговоре с сестрой вы сказали Светлане, что живете до тех пор, пока жив отец. Эта фраза оказалась пророческой. Нет, вас не убили, но лишили всего и на восемь лет посадили в тюрьму, следствием которой стала инвалидность.

— Когда умрет отец? — охрипшим голосом спросил Василий.

— Вечером пятого марта пятьдесят третьего года. Первого марта его разобьет паралич и до самого конца ваш отец так и не придет в себя.

— И что мне припишут?

— А что приписывают в подобных случаях? В вашем случае обвинений было много, начиная от аморального поведения и злоупотребления служебным положением, и заканчивая клеветой на СССР. Причем во многом вы будете виноваты сами. С вами в той ситуации, скорее всего, все равно разделались бы. Вы слишком много знали и были невоздержанны на язык. Но это произошло бы позже и могли пострадать гораздо меньше.

— Что я такого сделал, можете сказать?

— Конечно, — сказал Алексей и повернулся к жене. — Ты куда собралась?

— Надоело сидеть, — ответила Лида. — Погуляю здесь рядом и разомну ноги, а вы беседуйте.

— Вы почему‑то решили, что Сталин был отравлен, — сказал Алексей, — и попытались вывести всех на чистую воду. На приказ Булганина наплевали.

— А что он приказал? — спросил Василий.

— Он вас направил командовать каким‑то военным округом. В книге не написали каким, но, скорее всего, где‑нибудь подальше от Москвы. В то время вас плотно опекала госбезопасность. Все телефонные разговоры прослушивались, а вы при разговорах по телефону не стеснялись в выражениях. После того как вас выперли из армии, вы обратились в китайское посольства с заявлением, что отец был отравлен, и с просьбой уехать к ним. Потом последовал арест и почти три года следствия. Зубы вам, как свидетелям по вашему делу, никто не выбивал, но в конце следствие получило признание по всем пунктам обвинений.

— Это они умеют, — криво усмехнулся Василий. — Но если я себя так вел и говорил об отравлении, значит, были основания.

— Может быть, — не стал спорить Алексей, — но даже если и так, вести себя вызывающе, не имея за спиной сильной поддержки, по–моему, глупо. Вас сильно выбила из колеи смерть отца, и вы слишком привыкли к тому, что вам все сходит с рук.

— Когда я умру?

— В конце марта шестьдесят второго года. Точной даты я не помню.

— Сорок один год! И что делать, молчать? Сами же говорили, что все равно не оставят в покое!

— Успокойтесь, Василий! — повысил голос Алексей. — Вы такой были не один, просто пострадали одним из первых. Дележка власти началась еще при жизни вашего отца, но основные баталии разгорелись после его смерти. В конечном итоге к власти пришла всякая сволочь, и кончилось все очень плохо. Мы ведь здесь не из‑за вашей печальной судьбы, хоть я вам и сочувствую.

— Хрущев?

— Да, но не он один. В результате борьбы за власть уничтожили самых честных, знающих и порядочных, а наверх всплыло все дерьмо. Будете читать книгу?

— Почитаю, но у себя, — ответил Василий. — Вы же ее все равно оставляете мне для передачи отцу.

— Я еще хотел сделать пометки на полях, но передумал. В личном разговоре можно сказать больше.

— Вы рискнете встретиться с отцом? — удивился Василий.

— Я готов рискнуть, — кивнул Алексей. — Я вам говорил, что все плохо кончилось, не сказал только насколько плохо. Ради того, чтобы такое предотвратить, можно рискнуть жизнью. И потом, здесь не вся книга, только две трети. Таких книг у меня несколько, а это история страны почти до конца века. Кроме того, есть информация по технике будущего, да и сам я очень много знаю. Постарайтесь донести до отца, что на добровольной основе он получит от меня гораздо больше, чем выбивая мне зубы в подвалах Лубянки или шантажируя женой. Я мог бы ограничиться этой книгой, только тогда даже ваша судьба изменится мало. Хрущев почти наверняка уже конченый человек, но Берия принимал в вашей судьбе не меньшее участие, и арестовать его должны только в конце июня. А если не будет Хрущева, может не быть и ареста. Понимаете? Хрущева ваш отец сотрет в порошок, но Берию не тронет.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, но ничего не могу обещать, отец с моим мнением мало считается.

— Ладно, — сказал Алексей, поднимаясь со скамейки. — Держите пакет. Поговорите с отцом, а потом мы встретимся, и вы скажете о результате. Если он решит воспользоваться моими знаниями, я готов ему служить. Только все материалы я отдам ему, а уж он пусть сам решает, кому можно доверить с ними работать. Говорю, чтобы у меня при обыске ничего не изъяли. Пусть проверяют, что я не несу оружие или взрывчатку, но потом все вернут обратно. Не стоит такое оставлять в посторонних руках даже ненадолго.