Козлы - Ариэль Бюто

Однако была одна проблема: «Королеву Марию» спустят на воду только через полгода. К тому времени испытательный срок давно истечет. Одним из условий их договора был отказ Каролины от свиданий с Анри, но через три месяца она вольна поступать как вздумается и, если Шарль ее разочарует, запросто уйдет от него навсегда.

Он позвонил в туристическое агентство и, к своей вящей радости, обрел надежду достичь желанного компромисса. Первую сотню желающих совершить сказочный круиз ждала экскурсия по теплоходу и коктейль на палубе первого класса. Шарль без колебаний продиктовал номер своей кредитки и сообщил Каролине, что выходные они проведут вне дома. План его был таков: воспользовавшись ее страстью к путешествиям, разжечь в ней любопытство и ощущение избранности, а потом объявить, что самая красивая каюта для них уже забронирована. Без всякого сомнения, с учетом столь заманчивой перспективы, она потерпит его общество еще несколько месяцев.

Флоранс и Элиза едва не плакали. Что Николя, что Марку сроду не приходили в голову такие романтичные идеи. Возможно, сейчас не самое подходящее время поздравлять Каролину, но все же нельзя не признать: ей можно только позавидовать.

— Это была катастрофическая затея, — вздохнул Шарль. — Никогда себе не прощу.

Они приехали на судостроительную верфь, когда первая партия туристов уже прошла по трапу на корабль, подвешенный на тросах. При виде сооружения из дерева и металла, висящего в пятидесяти метрах над землей, у Каролины слегка закружилась голова. Это обстоятельство лишь добавило ей мрачности, поездка отнюдь ее не впечатляла, она чувствовала себя как на школьной экскурсии. Шарль покорно выслушивал упреки, уверенный, что она изменит мнение, как только узнает истинную причину их пребывания на борту. Но шанс проверить верность своих предположений ему не представился. Улыбаясь, он склонился в преувеличенно глубоком поклоне, пропуская Каролину к трапу. Она заколебалась. Он шепнул очень нежно:

— После тебя, любовь моя!

Не успел он договорить, как Каролина исчезла, канув в бездну. Под ней обрушился трап.

— Черт подери! — выругалась Флоранс.

— О нет! — простонала Элиза.

— Она упала на брезентовую крышу грузовика, это ее и спасло, — подытожил Шарль. — Теперь вам ясно, я во всем виноват!

Ни Флоранс, ни Элиза не находили слов утешения. Этого человека преследовал злой рок. Жить с ним опаснее, чем в джунглях. Они поднялись с намерением попрощаться, но Шарль взял их за руки и подвел к кровати жены.

— Если тебе суждено быть калекой, я ни на секунду тебя не оставлю, — обратился он к неподвижной фигуре. — Буду работать дома, буду тебе прислуживать в каждой мелочи. Клянусь перед твоими подругами, ты и я, мы станем одним целым.

Флоранс и Элиза не смели поднять глаза друг на друга. Думали они об одном и том же: если Каролина слышала, что он сказал, она не пожалеет сил, чтобы встать на ноги, а потом даст деру. Жестоко, но жить-то хочется.

16. Козел!

Чем привлечь внимание мужа, с которым живешь в браке целых пятнадцать лет? Этим вопросом Элиза задавалась по сто раз на дню в течение многих месяцев. Начиналось все с завтрака. К первой утренней трапезе она всегда успевала причесаться и надеть красивый халатик, поскольку уже вышла из того возраста, когда растрепанность кажется кокетливой, а беспорядок в одежде — очаровательным.

Всклокоченный и небритый Марк тем временем поглощал завтрак, погрузившись с головой в чтение своих идиотских газет. И оторвать его от этого занятия можно было лишь одним способом: язвительно обронить, что на жену он, конечно, может и не смотреть, но собаку выгулять обязан. Тогда он бросал газету и раздраженно вставал из-за стола.

Неравный бой с равнодушием супруга длился с утра до ночи. Когда Элиза звонила Марку на работу и предлагала пообедать вдвоем, он охотно соглашался, но в ресторане только и делал, что отвечал на звонки сотрудников. А когда Элиза укоряла, что он ее игнорирует, искренне удивлялся и заявлял, что ни для чего и ни для кого не пожертвовал бы своим обеденным перерывом, драгоценным свободным временем, — только для нее.

Потому что Марк любит Элизу.

Он часто возвращался поздно, обычно измотанный, и сразу включал телевизор. На последнюю годовщину свадьбы Элиза в целях борьбы с безразличием прибегла к известной хитрости — ужину при свечах. Но ее подвело вино: Марк тут же начал жаловаться на головную боль, а вместо десерта потребовал таблетку аспирина. Потом уснул, причем из-за выпитого вина храпел так, что Элизе пришлось коротать остаток ночи на диване в гостиной, скрючившись от холода под коротким пледом.

На следующее утро Марк встал на рассвете и отправился на работу. Перед уходом заботливо натянул плед на плечи жены.

Потому что Марк любит Элизу.

Нижнее белье за бешеные деньги — цена одного квадратного сантиметра ткани приближалась к стоимости ковша черной икры — оказалось крайне невыгодным капиталовложением. Когда Элиза рискнула его продемонстрировать в интимном полумраке спальни, Марк немедленно встревожился и посоветовал скорее укрыться одеялом, чтобы не схватить простуду.

Потому что Марк любит Элизу.

Раз в месяц Элиза отправляла детей на выходные к своим родителям, чтобы побыть с Марком наедине. В субботу утром, когда с завтраком было покончено, она, набрав в легкие побольше воздуха, анонсировала, не жалея красок, программу развлечений. Каждый пункт должен был способствовать единственной цели: вдохнуть в сердце Марка немного романтики и пробудить в нем любовный пыл.

Но Элиза на этой войне была лишь неопытным новобранцем, ее стратегические планы, блестящие с точки зрения теории, рушились, сталкиваясь с инертностью противника.

На предложения жены Марк отвечал снисходительной улыбкой и вопрошал, так ли уж необходимо по минутам расписывать дни, если их главное достоинство — отсутствие всяких обязательств и расписаний?

— Почему бы нам не остаться дома, коли уж вся квартира в нашем полном распоряжении? Я бы очень хотел просто немного расслабиться.

И он действительно расслаблялся, подготавливая документы на следующую неделю или раскладывая пасьянс до тех пор, пока не заканчивалась колода, что случалось довольно редко. Элиза уходила, хлопнув дверью, отправляясь переживать разочарование в первый попавшийся кинотеатр. Марк находил, что у жены трудный характер, но все ей прощал.

Потому что Марк любит Элизу.

Их жизнь текла словно спокойная медленная река. Жили они на разных берегах, но Элиза без устали искала мостик, бревнышко или хотя бы веревку, перекинутую через реку, — ради оживления отношений с мужем она готова была стать канатоходцем.

Однажды у поглощенного чтением журнала Марка вырвалось слово. Одно-единственное, но Элиза тем не менее решила за него ухватиться, чтобы завязать разговор. Слово было не совсем полноценным, всего лишь восхищенное «О!». Рот Марка округлился и оставался в таком положении спустя некоторое время, после того как стих звук.

Элиза вся подобралась и приготовилась во что бы то ни стало поговорить с мужем. Но «о» было хоть и долгим, но недостаточным, чтобы понять, на какую тему должен состояться обмен мнениями.

— Что ты сказал? — с надеждой спросила она.

— Я? Да нет, ничего. Ничего не говорил.

— Ты сказал «о».

— А?

— Нет, «о».

— «О»?.. Ах да… Смотри, я сказал «о», глядя на это платье.

— Ты стал интересоваться модой? — удивилась Элиза, рассматривая фотографию, в которую ткнул пальцем Марк.

— Не знаю, модное это платье или нет, но я думаю, что оно… Как бы это сказать? Оно подчеркивает все, что нужно, ничего не обнажая, — верх чувственности, я так считаю.

Элизе хотелось заметить, что Марка скорее привлекло не платье, но тринадцатилетняя девчонка, наряженная роковой женщиной, но он уже перевернул страницу, всем видом показывая, что более отвлекаться не намерен.

Пресловутое платье Элиза отыскала без особого труда. Простое черное короткое платье с очень глубоким вырезом и прозрачной вставкой на спине. В примерочной оно выглядело весьма убедительно, можно сказать, волшебно. Любуясь на себя в зеркало, Элиза явственно увидела, как на ее лице проступают черты юной манекенщицы. На свои «мраморные» с синими прожилками и слегка дряблые ноги она предпочитала не смотреть, будучи твердо уверена: стоит прибавить пару хороших чулок и туфли на шпильках, как из уст Марка снова вырвется восторженное «О!».

Несколькими часами позже Элиза неожиданно предстала в гостиной, где Марк заканчивал разгадывать кроссворд. В успехе она не сомневалась. Платье даже не пришлось подгонять, и скрывало оно только то, что необходимо было скрыть, поэтому обтянутые черным нейлоном ноги казались бесконечными. Парикмахер слегка осветлил ей волосы, и теперь они колыхались над плечами, словно победное знамя.