Два круга солидарности. Этнический и национальный факторы в современном мире - Владимир Иорданский

Как и пенаны Калимантана, доведенные до отчаяния северяне восставали против вторжения разрушительной внешней силы. Корреспондент «Известий» писал, что, когда плавучие краны на реке Собь, притоке Оби, стали черпать с ее дна гравий, местные жители – ханты посадили свои семьи в утлые лодочки и погребли к середине реки. Маленькие лодочки преградили путь громыхавшим цепями стальным кораблям. Ханты победили[76].

В каждой из историй этнических катастроф есть что-то повторяющееся. В частности, снова и снова обнаруживается, что был нарушен, прерван естественный путь эволюции оказавшегося под мощным внешним воздействием этноса, который сталкивается с дилеммой – полного угасания или исторического «скачка». Во всех случаях очевидно, что для национального меньшинства с культурой архаичного типа влияние господствующего этноса опасно не просто неотвратимыми культурными, социальными и экономическими сдвигами, но и неизбежной ломкой образа жизни, т. е. угрозой полного перерождения. Правда, в этом перерождении обычно заключается и шанс на выработку новой, может быть, даже более богатой этнической индивидуальности. Но только шанс.

Процесс взаимодействия двух этнических индивидуальностей – современного и архаического типов – по характеру своему столь болезнен, а его положительный исход столь проблематичен, что всегда наталкивается на протест. И нередко завершается гибелью более слабого этноса.

Конфликт культур в таких ситуациях – лишь часть проблемы. В мире насчитывается свыше 300 миллионов человек, называемых в одних случаях «туземцами», в других – «аборигенами», в третьих – просто оскорбительными кличками. Для них контакт с более высокой цивилизацией – это прежде всего и главным образом столкновение с ее свитой мелких и крупных хищников, претендующих на леса, воды, земли их среды обитания. Даже в лучших случаях пришельцы часто грешат высокомерным, унизительно снисходительным патернализмом. Один из государственных деятелей Индонезии в 70-х годах обещал жителям Западного Ириана, что правительство «спустит их с деревьев на землю, даже если мы будем должны сами стаскивать их вниз»[77].

Страшны подобные благодетели!

Процесс вымирания целых народов продолжается. По подсчетам лингвиста из Массачусетского технологического института Кена Хейла, три тысячи из шести тысяч существующих в мире языков обречены, потому что уже нет детей, которые умели бы на них говорить. Только в Африке насчитывается 1800 языков, 672 распространены в Индонезии, 800 – в Новой Гвинее. По мнению Хейла, из них только триста языков имеют твердое будущее[78].

Господствующий этнос предстает в коллективном воображении меньшинства в виде мифического чудовища, наделенного огромной, но неразумной и слепой силой. Его образ вызывает ужас и ненависть. А поскольку само чудовище недоступно, ненависть эта обрушивается на людей, которые, справедливо или нет, с ним отождествляются. И которые своим поведением нередко этому способствуют.

Судьба народов с архаичной культурой является вызовом всему человечеству. Как правило, их культура, их жизненный уклад, их социальные структуры, их взаимоотношения с природой образуют столь гармоничное целое, что изменение любого из этих элементов ставит их на грань гибели. К тому же многие из них малочисленны и уже в силу этого хрупки. Пока что их самостоятельный голос еле слышен. Да и прислушиваются ли к нему? Нужны специальные меры по защите этих народов. Нет сомнения, что их защита и спасение должны стать общечеловеческой заботой.

Колониализм на какое-то время нарушил происходившие в конгломератах естественные процессы. Замораживая ход социально-этнического развития, тормозя обновление отживающих социальных структур, он способствовал возникновению болезненных, «стрессовых» ситуаций. После того как «тормозной эффект» колониализма оказывался разрушен, накапливавшаяся постепенно напряженность вырывалась наружу. Не случайно эпоха падения колониальных империй стала и временем особенно острых межэтнических конфликтов.

Миллионы беженцев из стран Азии и Африки – это трагическое проявление напряженности существующих в третьем мире внутренних противоречий, внутренних конфликтов. По данным Комитета ООН по делам беженцев, в мире в 1994 г. их насчитывалось 20 миллионов. И речь только о тех, кто был официально зарегистрирован, тогда как истинное количество беженцев вряд ли можно установить. Гражданские войны, религиозные столкновения, межэтнические конфликты вынудили и вынуждают миллионы людей покидать родину.

Одновременно приобрели небывалый размах естественные, если можно так сказать, миграционные процессы, когда не голод или насилие, а стремление к лучшей жизни побуждают миллионы людей сниматься с насиженных мест. В Западной Африке сотни тысяч уроженцев Мали, Буркина-Фасо, Нигера переселяются в области, где выращиваются кофе, какао-бобы и другие экспортные культуры. В Южной Африке сложились устойчивые потоки миграций из Мозамбика, Малави и ряда других стран на шахты и промышленные предприятия ЮАР. Крупным центром притяжения рабочей силы стали нефтепромыслы Аравийского полуострова. В 1981 г. в зоне Персидского залива находилось свыше 1,8 миллиона выходцев только из одного индийского штата Керала. В 1984 г. из этого же штата на заработки в страны Залива выехали 120 тысяч человек. Правда, в 1987 г. в связи с падением деловой активности в этих странах выезд сократился до 64 тысяч человек[79].

Иной раз массовые перемещения населения оказываются результатом государственной политики по борьбе с земельным голодом в деревне, с его экологическими и социальными последствиями. Так, в Эфиопии были переселены на новые места сотни тысяч людей из пораженных засухой районов. Со второй половины 60-х годов проводило в жизнь стратегию так называемой «трансмиграции», или переселения, главным образом яванцев на Суматру, Сулавеси, Калимантан, Молуккские острова, Западный Ириан, правительство Индонезии. По официальным данным, до 1987 г. было перемещено около пяти миллионов человек. Планом предусматривалось предоставить землю еще четырем миллионам человек.

Под воздействием таких массовых переселений очертания этнических конгломератов изменяются, в их составе появляются новые элементы, прежние соотношения различных этнических масс нарушаются. А когда зачастую раньше не знавшие друг друга народы оказываются рядом, их взаимная «притирка» отнюдь не всегда происходит безболезненно. На Западном Ириане уже размещены более 200 тысяч яванцев, тогда как коренное население составляет всего около полутора миллионов человек. По свидетельству польского журнала «Контыненты», уроженцы Западного Ириана опасаются, что их культурная самобытность может подвергнуться коррозии[80].

Возникающие в результате миграций полиэтнические сообщества редко бывают устойчивы. Пришлые либо захватывают в стране господствующее положение, и тогда становятся предметом ненависти коренных ее граждан, либо оказываются ущемлены и унижены, и тогда сами обнаруживают сепаратистские устремления.

Классическим примером кризиса в этническом конгломерате может служить современная история Мьянмы. По данным переписи 1983 г., собственно бирманцы составляли в то время 68,0 процента населения, насчитывавшего 37,9 миллиона человек. Из меньшинств наиболее крупные – карены (6,6 процента), шаны (8,9 процента) и араканцы (4,4 процента). Кроме того, в стране живут моны, чины и кая.

Еще в XIX веке Бирма начинает привлекать индийских переселенцев. С 1852 г. по 1937 г. 2,5 миллиона индийцев нашли пристанище в этой стране, где вскоре заняли влиятельное положение в административном аппарате и торговле. Среди выходцев из Индии особенно заметна каста четтьяров, специализирующихся на коммерции и ростовщичестве. К 1937 г. им уже принадлежало 25 процентов плодородных земель в дельте реки Иравади.

Китайская иммиграция в Мьянму никогда не принимала таких масштабов, как индийская. К тому же, благодаря смешанным бракам, китайцы значительно лучше «вросли» в бирманское общество. В 1983 г. в стране проживало только 23 тысячи лиц китайского происхождения.

Сильная волна антииндийских выступлений прокатилась по Бирме еще в 1938 г. После начала японского наступления в 1942 г. более половины лиц индийского происхождения бежали, среди них – почти все четтьяры. Еще одна крупная группа выехала из Бирмы в 1948 г., а третья – после национализации торговли в 1962 г. К 1983 г. в стране оставалось лишь около 428 тысяч лиц индийского происхождения.

Массовый исход индийцев стал серьезным испытанием для бирманского сообщества, но, пожалуй, еще более критические времена оно пережило после того, как на борьбу за независимость поднялись некоторые меньшинства. Они были спровоцированы ущемлением их прав после переворота в марте 1962 г., когда была отменена федеративная конституция 1947 г. Существовавшие ранее повстанческие движения стали центрами притяжения недовольных введением в стране унитарного режима, не признававшего автономии национальных меньшинств. Активизировалась деятельность Каренской национально-освободительной армии, Шанской объединенной армии, Качинской армии независимости и некоторых других группировок. Эта вспышка сепаратистских выступлений явилась реакцией на нарушение демократических принципов государственного устройства.