Мраморный меч (СИ) - Коновалова Анастасия

Повесив корзину удобнее, Тера с сожалением выдохнула и медленно направилась к выходу из леса. Все дальше от кисло-сладкого запаха, холода ущелья и рева проснувшегося дракона. Она ни разу не видела это существо, лишь едва различимый силуэт вблизи гор, потому что дракон не отлетал далеко от своей пещеры.

Люди из Ямы не рассказывали, откуда тот взялся, лишь отмахивались. Некоторые особо болтливые рассказывали ей старые сказки, в которых, на самом деле не было смысла. Тера подозревала, что легенды когда-то и правда рассказывали про сотворение мира, появление магии и основание строя, каким жили раньше, но через многие уста они уже пронеслись и потеряли свой первоначальный смысл. И теперь они больше рассказывали про принцесс или храбрых рыцарей, чем про то, что было до.

Однако Тера дурочкой не была и многие факторы складывала и додумывала. Поэтому она предполагала, что скорее всего дракон появились тогда же, когда и магия, что он был наказан за что-то и поэтому не улетал далеко. Странное эхо в ущелье и то, что по ту сторону него так и оставалось загадкой, но Тера уже готовилась к короткому путешествию. Провести в Яме свою жизнь ей не хотелось, как и уподобляться всем этим женщинам, которые только и думали об удовлетворенности мужчин и детях.

Все эти курицы-наседки были слишком зациклены на детях. На этих шумных созданиях, которые лезли всегда куда не стоило, бегали и крутились под ногами, падали, рыдали и выглядели при этом отвратительно. Красные, с кривыми губами и опухшими глазами, соплями на подбородке, несамостоятельные идиоты, цепляющиеся за юбки. Они не умели жить самостоятельно, всегда следовали хвостом, были балластом и за это Тера ненавидела их больше всего.

Как жаль, ничтожество, что мне не позволили тогда тебя задушить.

Она смотрела на уродца, маленький плачущий комок, который ничего сам не мог. Только смотрел по сторонам и иногда беззубо улыбался ей. На самом деле несколько раз Тера все же прикасалась к ней, гладила мягкую кожу, темный пушок волос и щекотала ногтем огромный животик. Не вырвала палец из захвата и порой засиживалась рядом, после чего болела спина. Великой радостью было то, что молока у нее не вырабатывалось, поэтому уродца кормила Трия молоком козы или коровы. Об уродце заботилась Герда, которая в последнее время была очень нервной.

О ней ничего не хотел слышать сын старосты, даже близко не подходил в их дому и не смотрел. А жаль, уродец был так похож на него, только глаза голубые, как у нее. Единственное, что Тере в ней нравилось. Наверное, эти глаза она бы забрала себе, как воспоминание и главной ошибке и прекрасное украшение. Маленькие глазки ее первенца, ненавистной дочери, которая не умерла в утробе и боролась за свою жизнь тут.

Жаль. Как жаль, что Герда вернулась тогда так рано и не прислушалась. Глупое, глупое дитя. Она пыталась видеть в этом младенце своего брата, но ничего от мальчишки в ней не было, лишь кровь убийцы и насильника.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– О, дорогая, ты вернулась!

Трия как всегда радостно всплеснула руками и подошла к ней, забирая корзину. Она потрогала скорее всего теплыми из-за печи руками щеки и лоб уродца, закутала ее плотнее и пошла обратно к печи. Промыла сразу же ягоды и положила их в несколько ёмкостей с еще не приготовленными пирогами. Сейчас все готовили пироги и украшали дома цветами, девушки шили новые платья, делали венки из подсолнухов или полевых цветов. Когда Тера спросила причину подобного поведения, Трия рассмеялась и ответила, что все готовились к Серату – празднику солнца. День солнца завтра и все готовились, Герда бегала к своему парню, заканчивала вышивку на платье. Даже Тере приходилось помогать.

Тера сняла шаль с плеч и невольно фыркнула, потому что ситуация показалась ей комичной. Уродец, лежащий в плетеной корзине на подоконнике, с которого в сказках волки или дети воровали пироги, и обычно у окна люди не ставили ничего. Но Трия и Герда были настолько уверены в безопасности младенца, что спокойно оставляли ее с Терой.

Наивные, какие они все глупые, да уродец? Ты такая же страшная, как твой непутевый отец и вырастешь такой же наседкой, которая будет думать лишь о замужестве и детях. Но не волнуйся, я избавлю тебя от этого бремени. Совсем скоро.

Тера еще раз провела пальцем по мягкой, нежной щеке и скривилась, когда получила в ответ улыбку.

– С тобой все в порядке? – неожиданно обеспокоенно спросила Герда. Девчонка подошла близко и посмотрела ей в глаза, чем сильно удивила. Такого она не позволяла себе никогда, даже когда Тера была глубоко беременна. Тера интуитивно понимала, почему та так тянулась к ней и больше не смотрела презрительно, почему иной раз прикасалась и так привязалась к уродцу.

Творение всегда любило своего творца.

Ей же это было лишь на руку, поэтому криво улыбнувшись, Тера проглотила раздражение.

– Почему ты так думаешь, милая?

– Ты странно смотришь до Айасель. Неужели тебе так неприятен ее ответ? Она же и часть тебя, тоже, – как-то растерянно сказала Герда, опуская взгляд, и вздрогнула, когда почувствовала холодные, тонкие пальцы, которые коснулись ее виска и убрали прядь волос за ухо. Потянули, заставляя поднять лицо и теперь Герда смотрела в голубые глаза, с наслаждением ощущая привычную легкость.

С наслаждением она прильнула к ладони и прикрыла глаза, отдаваясь этому чувству без остатка. Ей нравилось, когда Тера говорила именно так и только с ней. Нравилось ощущение особенности, какой-то уединенности, потому что Тера с другими не разговаривала. За это ей было простительно все. Однако что-то тревожное, крохотное и почти незаметное все равно появлялось, грызло изнутри. Чужие прикосновения дарили успокоение и ощущение защищенности, правильности происходящего.

Она настолько погрузилась в свою маленькую нирвану, что не сразу услышала слова.

– Ты ведь знаешь, как это тревожно, когда жизнь меняется. Она такая крохотная, что я боюсь ей навредить, но думаю, скоро страх исчезнет. Чтобы я без тебя делала, – ласково сказала она и погладила пальцем по щеке, хваля. Герда улыбнулась шире и быстро кивнула. Если в нее верили, то она поможет! Тера права и Айасель такая крохотная, маленькая, похожая внешне больше на отца чем на мать. Герда ей поможет.

Герда еще раз коротко прижалась к ладони Теры и быстро подошла к малышке. Укрыла ее плотнее, чтобы не заболела, погладила пухлые щечки и широко улыбнулась, когда та открыла глазки. Вновь появилась тревога и чем дольше она смотрела на ребенка, тем больше усиливался страх. Тряхнув головой, Герда взяла Айасель на руки и понесла кормить, не замечаю довольную усмешку Теры.

***

Голод вернулся.

Он преследовал ее пустотой в желудке и легкой слабостью, постоянной жаждой. Взгляд постоянно цеплялся за скот, который бабки выводили на поле. Потом за мясистые тела девок, которые медленно снимали шубы и наряжались, красили щеки и надевали лучшие платья. Она вновь ела почти за двоих, что вызывало подозрение и недовольство со стороны главы семьи, смотрела на ребенка с неприкрытым голодом и отвращением, когда никто не видел. Нет, та была слишком костлява, да и не хотелось такой смерти для пусть и ненавистного, но собственного уродца.

Тера терпела несколько дней, но однажды сорвалась. Обложив уродца, которого всегда клали рядом с ней, потому что спал лучше, подушками и одеялом, она незаметно вышла и передернула плечами, ощутив босыми стопами мокрую землю и колкую траву. Прикоснувшись к животу, Тера переждала тупую боль и медленно побрела к курятнику. После родов тело вернулось в норму быстро, ноги не дрожали, живот через несколько дней сдулся и единственное, что напоминало о прошедшем времени, так это ребенок и тупая боль в животе.

Иногда чуть сильнее, иногда почти незаметная, она преследовала ее так же долго, как и голод. Даже сейчас, ощущая легкую прохладу и слыша чавканье под ногами, смотря по сторонам в поисках людей или свечей в окнах, желудок ныл, словно не ела Тера долгое время. Скорее всего действительно не ела, потому что хорошо после приема пищи было лишь один раз. Тот самый раз на кладбище, где ей подарили второй шанс.