Сфера 17 - Ольга Онойко

Эрвин резко выдохнул и посмотрел в сторону.

— Как мне известно, — ответил он, — «Тропик» готовят для беспосадочного путешествия.

Николас кивнул.

— Забор воздуха, возможно, разрешат, а вот запасы воды пополнить не удастся.

Сердце выжимает соки из двенадцати тысяч планет Союза и ещё тысяч, не входящих в Союз, подумал он, — конечно, не само Сердце, а Неккен, которому оно безраздельно принадлежит. При императоре Неккен был государственной компанией, потому что находился в собственности императорской фамилии; Дина отреклась от короны, но не от Неккена. Она посвятила себя менеджменту. Она была управленцем настолько же успешным, насколько великим властителем был её отец. И в жилах Акены течёт кровь Тикуанов.

Зачем Неккену Циалеш? Нищая планетка в семнадцатой сфере мира?..

…Фрайманн сцепил пальцы в замок, положил руки на колени и выпрямился в кресле — точно по стойке «смирно».

Николас поднял голову.

— С завтрашнего дня я поступаю в ваше распоряжение, — сказал Фрайманн. — Задача для меня новая, непростая. Во время полёта будет достаточно времени для изучения обстоятельств. Но есть срочные вопросы.

Николас покусал губу.

Мысли его путались, и он с трудом понимал, что говорит комбат. Появление Эрвина отвлекло его от тягостных размышлений и придало сил, но заряд бодрости быстро кончился. Невыносимо болели глаза; за ночь он несколько раз ходил умываться, и это уже не помогало…

— Я получил указания товарища Кейнса, — продолжал комбат. — Но мой непосредственный начальник — вы. До отлёта я должен получить ваши указания. Чтобы всё учесть.

— Да, — проговорил Николас, сам не понимая, к чему это говорит, — да, конечно…

— Слушаю.

Николас отчаянно не хотел терять лицо перед Чёрным Кулаком. Неприятно было показывать Эрвину, насколько он устал. Но выбора не оставалось. Он плотно зажмурился и сжал пальцами переносицу. Нужно заставить мозг работать… просто вспомнить собственные выкладки, он ведь уже размышлял на эту тему… и где-то даже записывал… Николас поглядел на экран лэптопа, на бумаги, разбросанные по столу. Нет, нигде нет…

Эрвин ждал.

Николас вздохнул и с трудом подавил зевок. Приход Эрвина прогнал тревогу, а без неё его немедленно начало клонить в сон.

— Подумайте, возьмёте ли вы кого-то с собой, — проговорил он по памяти. — Учитывая то, что Сердце подавляет непривычного человека… Необходимо присутствие духа. Я верю в вас, но если в Отдельном батальоне нет подходящих людей, лучше не брать никого. И потом, «Тропик» — старый корабль, чем меньше на нём груза, тем лучше.

Эрвин кивнул.

— Я не беру никого, — продолжал Николас, — для насущных надобностей хватит ИскИнов… И ещё…

Он запнулся. Странное было ощущение: он помнил, что собирался сказать, просто мысль остановилась и слова не собирались во фразу… в глазах темнело.

— Николас, — тихо сказал Эрвин, — у вас усталый вид.

Тот поморщился и сделал отстраняющий жест рукой.

— Да. Много работы, Эрвин.

— Вы всю ночь работали?

— Да. Я хотел сказать, что…

— Вам нужно отдохнуть.

— С завтрашнего дня, на «Тропике», — Николас даже улыбнулся, хотя был уже на грани обморока.

— Сегодня вы работаете?

— Да.

Эрвин встал и шагнул к его столу. Николас поднял глаза, невольно откинувшись на спинку кресла. Взгляд немного прояснился. Он видел лицо Эрвина, лицо это выражало заботу и ещё — несвойственную Фрайманну затаённую тревогу, как будто железный комбат, войдя, забрал тревогу Николаса себе.

— Я обязан повторить своё предложение, — серьёзно сказал Эрвин. — Я считаю, что вы находитесь в условиях, приближенных к боевым. В ки-системе есть хорошие упражнения. Нужно двадцать минут. Будет гораздо легче.

— Двадцать минут? — переспросил Николас.

— Так точно.

…в конце концов, почему нет, подумал Николас, я зачем-то собрался возражать, упираться… зачем? В любом деле разумно доверяться профессионалам, так меня учили. Эрвин — профессионал.

Чёрный Кулак стоял перед ним просто воплощением профессионализма. Николас почти улыбнулся этой мысли. Фрайманн молчал, но во взгляде его, в линии рта и развороте плеч, во всей фигуре чувствовались абсолютная уверенность и сдержанный напор. Возражать этому человеку было нелепо и совершенно ни к чему.

— Хорошо.

Эрвин попросил его выйти из-за стола, поднял штору и открыл окно. Пробурчал что-то о старых кондиционерах и о том, что всё пора менять… Порыв ветерка принёс свежесть далёкого моря. Николас стоял, тяжело опираясь на край стола, и с рассеянной улыбкой смотрел в широкую спину Фрайманна. Спина излучала спокойствие.

Эрвин обернулся.

— Вы слышите море? — неожиданно спросил он.

Николас озадаченно потёр висок.

— Здесь слишком далеко, Эрвин.

— Нет, — Фрайманн покачал головой. — Не шум прибоя. Присутствие моря.

В его устах это звучало странно. Слишком уж поэтично для Чёрного Кулака революции… Николас сощурился, склонил голову к плечу, глядя в бездонно-чёрные внимательные глаза Эрвина.

— Да, — ответил он. Хотелось что-то добавить, но он не знал, что.

— Это хорошо. Нужны вода и воздух. И не опирайтесь ни на что. У вас закружится голова. Это не страшно. Если будете падать — падайте, — Эрвин помедлил. — Я поймаю.

— Поймаете? — уточнил Николас шутливо.

Эрвин шагнул ближе и присел на край стола, — так, как когда-то в вечер праздника сидел сам Николас, рассказывая комбату о сортах лайского табака… Лицо его стало совершенно бесстрастным и выражало только внимание.

— Этот урок обычно проводят на природе, — сказал Фрайманн, — на траве или на снегу. Лучше я вас поймаю.

Потом он стал рассказывать, что и как нужно делать, велел дышать глубже и не останавливаться после десятка вдохов, и стал показывать узловые точки «десяти флейт», сначала на себе, потом, мягко подавшись вперёд, на самом Николасе… Тот смотрел на Эрвина неотрывно, едва ли не завороженно.

Ему хотелось улыбаться.

Эрвин, со своими скупыми жестами, суховатым голосом и суровым лицом… Хоть сейчас на плакат. Да он уже на плакатах, вспомнил Николас, герой Революции… Грозный Чёрный Кулак сейчас почему-то казался ему трогательным, словно большой и страшный, но добрый, ручной зверь. Голова у Николаса и правда кружилась, но не настолько, чтобы падать к Фрайманну на руки; он сам себя насмешил мыслью, что не худо было бы и упасть. Ему действительно стало лучше, но он подозревал, что причиной тому была вовсе не ки-система, а умиротворение и покой, которые принёс с собой Эрвин. Умиротворение распространялось по кабинету, как свежий воздух из отворённых окон. Казалось, даже вещи, непривычные к таким ощущениям, льнули к комбату Фрайманну, даже стены к нему клонились… В глазах снова потемнело, но Эрвина Николас по-прежнему видел совершенно ясно, словно тот единственный сохранял реальность среди призраков и голограмм… Вспомнился ни с того ни с сего школьный фильм о падении в сингулярность, из которого потом вырезали заставку для политической передачи. Там так же плавно, мягко, очень красиво выгибалась и текла Вселенная в глазах наблюдателя, и, заслоняя обзор, приближалось нечто огромное, непроглядно-чёрное, обладающее безмерной притягательной силой…

Фрайманн коротко вздохнул. Николас запоздало заметил, что он подошёл ближе и стоит теперь вплотную к нему.

— У меня не получается? — шёпотом спросил он.

— Получается, — возразил Эрвин. — Но у вас усталость хроническая, поэтому вы не чувствуете результат сразу.

Николас чуть усмехнулся.

— Мне не поможет?

Эрвин озадаченно моргнул и нахмурился.

— Давайте сделаем проще, — сказал он. — Если вы не возражаете, я включу вас в свою систему энергообмена.

Николас пожал плечами, улыбаясь. Он не видел, почему бы стоило возражать, а кроме того, ему стало любопытно, что это такое… энергообмен, таинственные гвардейские психотехники, надо же… Он верил Фрайманну. Что бы здесь ни действовало, подумал он весело, но оно подействовало. Смертельно усталые люди любопытства не чувствуют.

— Не возражаю.

Это случилось очень быстро. Почему-то Николас думал, что такие вещи делаются медленно. Всевозможный энергообмен ассоциировался у него с медитацией, долгой сонастройкой, совместным молчанием…

Не было ничего подобного.

Эрвин как-то по-боевому стремительно переместился в пространстве: только что стоял перед Николасом, и вдруг оказался у него за спиной, так близко, что можно было положить голову ему на плечо. Горячие сухие пальцы сплелись с пальцами Николаса, и тот кожей ощутил чужое дыхание и биение чужого сердца.

Это было как падать в летнее море, ночью без лун падать в тёмную, тёплую воду, спиной вперёд, видя звёзды в бархатном чёрном небе, падать в отражение звёзд.