Кровавый романтик нацизма. Доктор Геббельс. 1939–1945 - Курт Рисс

Поскольку в карманах у Весселя было пусто, она продолжала трудиться на ниве своей профессии и содержала любовника. Это было очень не по вкусу некоему Али Хелеру, который направил ее на путь проституции и был ее прежним сутенером до появления Весселя. 14 января 1930 года фрау Зальм, владелица пансиона, где проживала фрейлейн Йенике, зашла в бар, где в те дни проводил время Хелер, и попросила его забрать свою подружку. Хелер пошел с ней и отпер дверь Эрны ключом хозяйки. Увидев его, Вессель потянулся за оружием, но Хелер оказался проворнее, он выстрелил в Весселя, прихватил девицу и был таков. Пуля попала Весселю в рот, и он в критическом состоянии был доставлен в больницу.

Тут и настал час Геббельса. На следующий день он напечатал свою первую статью о Хорсте Весселе. Вот какие чувства охватили его, когда он узнал, что тот ранен. «Мертв? Нет. Но безнадежен. Вокруг меня рушатся стены, потолок грозит раздавить. Нет, не может быть!»

Геббельс навестил Весселя в больнице, и каждая деталь этих посещений была опубликована в «Ангрифф», однако ни о Йенике, ни о Хелере газета даже не упоминала. Поскольку Геббельсу было так угодно, Вессель принадлежал исключительно партии и штурмовикам. «Штурмовики – это Хорст Вессель. Где бы ни была Германия, ты будешь с нами, Хорст Вессель!»

Целые дни напролет Геббельс продолжал восхвалять юного сутенера. Утром 23 февраля Хорст Вессель умер. Его похороны превратились в грандиозную манифестацию нацистов, что неудивительно, так как постановщиком действия был Геббельс. Он выступил с траурной речью перед тысячной толпой, потом все хором спели «Хорста Весселя».

За пять месяцев до этого Вессель написал шестнадцать стихотворных строк и напечатал их в «Ангрифф». Это был довольно примитивный, но эффектный набор известных нацистских лозунгов. Кому-то пришло в голову, что стихи можно положить на старую мелодию, что и было сделано. На похоронах Весселя состоялось первое публичное исполнение песни. С того дня она стала гимном нацистов.

Когда песня стихла, Геббельс выкрикнул в толпу, словно на армейской поверке: «Хорст Вессель?», а в ответ услышал дежурный отклик: «Здесь!» Таким образом, символический ритуал стал неотъемлемой частью нацистских демонстраций.

Какое-то время спустя Али Хелер был арестован, судим и приговорен к шести годам тюрьмы. Пока шел процесс, геббельсовская национал-социалистическая пресса исходила криками отчаяния и гнева. Однако Геббельса на самом деле заботило одно: чтобы наружу не просочилось лишнее. Как можно догадаться, вся правда с малопривлекательными подробностями вскрылась, и история прошла в газетах с аршинными заголовками.

Геббельс оказался в трудном положении. Каким образом увековечить легенду о мученике Хорсте Весселе, когда на страницах газет появилась подлинная история? На первый взгляд задача была неразрешимой. Но Геббельс и на этот раз справился, несмотря на то что сам он не питал никаких иллюзий относительно действительного облика Хорста Весселя.

«Его это ни в малейшей степени не заботило» – так сказал о нем Ганс Фрицше. Ко времени прихода нацистов к власти Хелер отсидел в тюрьме три года, нацисты умертвили и его, и фрау Зальм, а заодно и всех тех, кто мог развеять легенду о Хорсте Весселе.

4

Собственно, это было сделано в присущей Геббельсу манере: Хорста Весселя не любили, потому что он был нацистом. Все нацисты находятся в постоянной опасности, им грозит или смерть, или иная печальная участь. Республика преследует их, призвав на помощь злонамеренных чиновников. Кроме всего прочего, существует самый могучий враг – «международный еврейский капитал». «Изидор 1929 года носит имя Джона Пирпонта Моргана», – пишет Геббельс, чем подтверждает свое весьма поверхностное знакомство с международными финансами.

«Союзники требуют репараций, чтобы любым способом поработить Германию», – заявил Геббельс. В 1924 году был принят план Дауэса, названный так по имени вице-президента США Чарльза Г. Дауэса. Он действительно мог бы нанести удар по экономике Германии, если бы не тот факт, что предоставляемые иностранные кредиты намного превосходили выплаты по репарациям, предусмотренным планом. Геббельс, едва став шефом пропаганды, подготовил плакат с написанным огромными буквами именем DAWES (это были начальные буквы слов Deutschlands Armut Wird Ewig Sein, то есть «Германия вечно останется нищей»).

Когда один из коллег спросил его, какой линии должны придерживаться нацисты в случае ослабления репараций, Геббельс мрачно ответил: «Не важно, какой план они нам предложат, мы все равно ответим, что он невыполним».

Случай показать это представился в мае 1929 года, когда американский банкир Оуэн Д. Юнг разработал новый репарационный проект, значительно уменьшавший бремя Германии. У немцев появились основания быть довольными. В конечном итоге после нескольких выплат проблема репараций была бы окончательно решена.

Комиссия немецких экспертов, возглавляемая президентом рейхсбанка Яльмаром Шахтом, начала переговоры в Париже. Все шло гладко, и Шахт наконец объявил, что он хотел бы принять предложения Юнга.

Выполнение плана Юнга могло бы поднять престиж Германской республики и, соответственно, ее правительства, большинство которого составляли социал-демокра– ты[26]. Одно это было неприемлемо для большинства националистов, тем более для нацистов. По этой причине один из участников переговоров, промышленник Альберт Феглер, при первой же возможности покинул конференцию. По этой же причине другой видный промышленник Альфред Гугенберг присоединился к нему.

Гугенбергу, невысокому, жилистому мужчине с седой шевелюрой, уже исполнилось шестьдесят пять лет. Он был генеральным директором заводов Круппа и играл ведущую роль в тяжелой промышленности Германии. В начале 20-х годов он стоял у истоков крайне правой Немецкой национальной народной партии. Он купил несколько берлинских газет, реорганизовал их, создав службу новостей, и владел постоянной долей во влиятельной провинциальной прессе. Таким образом, он получил в свои руки мощный механизм для формирования общественного мнения. В довершение всего он приобрел крупнейшую кинокомпанию Германии – УФА.

Теперь Гугенберг решил, что настало время поведать миру о себе и о своей партии. Он разослал три тысячи писем крупным немецким и иностранным промышленникам, в которых доказывал, что план Юнга грозит Германии гибелью и что рано или поздно те, кто поставит под ним подпись, убедятся в его неосуществимости. Хотя его письма явно дискредитировали немецкое правительство, власти промолчали.

Гугенберг не был рожден вождем масс, его друзьями были в основном промышленники, юнкеры, отставные военные и аристократы, его партии недоставало поддержки народа. Он отдавал себе отчет в том, что не в его возможностях ни сорвать план Юнга, ни приблизить падение республики, пока он не объединится с более сильными союзниками. Таким, по его мнению, мог бы стать Гитлер.