В память о Саре - Муни Крис

— Я ведь уже сказал тебе, где был прошлой ночью.

— Я знаю, но мне только что сообщили, что телохранитель умер. Теперь мы расследуем убийство, и ты стал нашим главным подозреваемым.

ГЛАВА 19

Имя Саманты Эллис всегда заставляло его вспомнить счастливые и беззаботные деньки на пляже, где приходилось волноваться только о том, чтобы пиво было холодным, а музыка, звучащая из колонок, — приятной. Майк вообще никогда не встретился бы с Самантой, если бы после первого курса Джесс не решила отправиться на все лето поработать в Ньюпорт в Род-Айленде со своей соседкой по комнате и новой лучшей подругой Кэсси Блэк. Она решила, что должна познакомиться с новыми людьми, дабы понять, серьезно ли то, что происходит между ними, и не соединил ли их всего лишь страх двух подростков, приспосабливающихся к взрослой жизни после школы.

В общем-то, Майк в некотором смысле даже испытал облегчение, хотя его вполне устраивал сложившийся ритм их отношений. Каждую пятницу вечером он садился за руль и через час езды прибывал в университет Нью-Гэмпшира, чтобы провести выходные с Джесс и встретиться со старыми школьными друзьями, к числу которых принадлежал и Джон «Бам-Бам» Бэмфорд. Бам получил стипендию на обучение за свои успехи на футбольном поле, и его тренер подсунул ему на лето славную работенку в качестве маляра по покраске домов, вот только парню, которому принадлежало предприятие, требовались рабочие руки. Нет ли у Бама кого-нибудь на примете?

По утрам в субботу они тащили свое похмелье на север, чтобы занять местечко на пляже Хэмптон-Бич, где правили бал неоновые бикини и накладные ногти, и пофлиртовать с девчонками, работающими барменшами и официантками — цыпочками с «Акванетом», как называл их Билл. Смешливые, вечно жующие резинку девчонки с торчащими во все стороны волосами и кучей золота — цепочки, ножные и наручные браслеты, колечки и тому подобное — обожали оттягиваться под музыку короля волосатых рокеров, Джона Бон Джови.

Все, за исключением Саманты Эллис. Сэм, как она предпочитала, чтобы ее называли, с гордостью носила свои гладкие каштановые волосы, собранные в конский хвост на затылке, и, в отличие от других девчонок, не испытывала потребности выставлять на всеобщее обозрение каждый дюйм своего тела. Она не расставалась с книгами Хемингуэя и Фолкнера и пила сухой джин «Танкерей» с тоником, в то время как ее подружки читали «Космо», «Гламур» и поглощали коктейли с названиями типа «Пронзительный оргазм» и «Холодеющие соски». Остальные девчонки терпели ее присутствие, но, стоило ей уйти, они принимались перемывать ей косточки: «Только потому, что она, видите ли, побывала во Франции и Италии и учится у Смита [11], она считает себя лучше других. Непонятно, зачем она вообще работает — у ее родителей дом на Мартас-Виньярд». Девчонки из Саугуса прозвали Сэм «еврейской воображалой из Ньютона».

Впрочем, это была не неприязнь, а дискомфорт. Сэм не нужно было прибегать к ухищрениям макияжа или покупать модные шмотки, чтобы выглядеть хорошо, потому что она всегда выглядела прекрасно. Ей не нужно было прилагать усилий, чтобы казаться интересной, потому что с ней действительно было интересно. Одно уже присутствие Сэм напоминало им об их недостатках. Они ей завидовали. В чем они могли соперничать с ней, так это в будущей семейной жизни, попытавшись выйти замуж за парня с более высоким социальным положением. Сэм же могла позволить себе разборчивость.

В последнюю субботу июля налетел шторм, и на море поднялось волнение. Майк отправился кататься на доске для серфинга и часом позже, обессиленный, выбрался на берег и повалился на одеяло. Подняв голову, он увидел, что остальные играют в волейбол — все, за исключением Сэм. Она сидела в пляжном шезлонге, потягивая колу и распределяя свое внимание между игрой в волейбол и закатом. Одна из девчонок завизжала. Билл стянул шорты и показал ей свои голые ягодицы.

— Посоветуй своему другу воспользоваться клерасилом, — сказала Сэм. — Он избавится от прыщей раз и навсегда.

— По-моему, ему все равно.

— Именно это мне в нем и нравится больше всего. — Сэм склонила голову к плечу и, щурясь от вечернего солнца, посмотрела на него. — А ты почему не играешь?

— Прибой слишком хорош, чтобы упустить его. А как насчет тебя? Ты не играешь, потому что боишься, что тебе покажут голую задницу?

— Мама советовала мне никогда не упускать возможность полюбоваться закатом. Никогда не знаешь, когда он станет последним для тебя.

— Ты, случайно, не ирландская католичка?

Сэм рассмеялась. Майку пришелся по душе ее заразительный смех и то, как внутри у него потеплело. И тут ему пришла в голову одна мысль, от которой в горле пересохло, а сердце учащенно забилось.

«Ни за что, — прошептал внутренний голос. — Ни за что на свете».

Но сейчас было лето. Он отдыхал и веселился, да и настроение было подходящим, так почему бы и нет?

— Закат лучше смотреть с берега, — сказал он. — Хочешь прогуляться?

— Конечно.

Она жила в Ньютоне, в городе, который у него всегда ассоциировался с деньгами и статусом. Ее родители были адвокатами, получившими образование в Гарварде, и работали в одной конторе в деловой части Бостона. Отец предложил ей попробовать себя в качестве офисного служащего. Интернатура в адвокатской фирме будет хорошо выглядеть в резюме, сказал он.

— А что привело сюда тебя? — Она и впрямь выглядела бы уместнее где-нибудь в Виньярде.

— То, что мой отец никогда здесь не бывает. А тебя?

Единственная вещь, которую Майк точно знал о себе, — он не умеет притворяться. Поэтому он сказал ей правду.

В сентябре он намеревался бросить муниципальный двухгодичный колледж и заняться строительным бизнесом, и не с кем-нибудь, а с тем самым Уильямом О'Мэлли, у которого прыщавая задница. Майку нравилось работать руками. Именно это умение позволило отцу Билла, не имея университетского диплома, обзавестись хорошим домом, несколькими автомобилями и новеньким снегоходом «Ски-Ду», который он менял каждые три года. Какой смысл влезать в долги, чтобы ходить на занятия, когда в результате получаешь работу, которая вселяет чувство неудовлетворенности и опустошения?

— Мои поздравления, — сказала она.

— С чем?

— С тем, что ты — настоящий. Что уже в возрасте восемнадцати лет ты знаешь, кто ты есть на самом деле, чего хочешь от жизни, и имеешь мужество стремиться к этому.

Большинство людей всю жизнь делают вид, что им нравится работа, которую они ненавидят.

Через три недели они уже спали вместе. Прошли годы, но Майк все равно помнил во всех подробностях, как выглядела Сэм, когда раздевалась, а вокруг нее ветер раздувал занавески; прохладный воздух, наполненный запахом морепродуктов, долетавшим из кафешки на первом этаже; первое прикосновение, которое казалось ему ударом тока; то, как она смотрела ему в глаза в самый последний, кульминационный момент, когда от счастья у него заходилось сердце, и он знал, что она делит с ним не только плотские удовольствия.

Это не должно было закончиться никогда, но все-таки закончилось в последнюю неделю лета. Джесс вернулась из Ньюпорта вся в слезах и заявила, что совершила ошибку и хочет, чтобы они вновь жили вместе. И он сказал «да».

Майк выждал, пока Сэм уедет в колледж, прежде чем сообщил ей, что между ними все кончено. Он сделал это по телефону, а когда она спросила почему, ответил, что возвращается к Джесс. Она ему не поверила. Когда же она продолжила донимать его звонками, он перестал отвечать на них. Может, он просто боялся признаться себе в том, что совместная жизнь с Джесс была удобной, знакомой и предсказуемой. И разве можно было всерьез рассчитывать на то, что кто-нибудь вроде Сэм надолго задержится рядом с рабочим парнем без диплома? Он собирался вернуться к жизни в Белхэме, а Сэм… что ж, она могла идти на все четыре стороны.

Однажды воскресным утром, около шести часов, Майка разбудил грохот — это Сэм барабанила в двери. Он стал умолять Лу, чтобы тот не вздумал открыть ей.