Закон популярности - Елена Усачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, так иди. – Ольга Владимировна подхватила сумку. – Тебя никто не держит.
– Все говорят одно и то же! – Васильев вскочил, оттолкнул стул. Железная спинка цокнула о стену.
– Наверное, потому что ты делаешь одно и то же.
Андрюха потянул на себя дверь.
– Ключ верни! – Ольга Владимировна неожиданно оказалась прямо у него за спиной. – А это тебе. – В Андрюхину руку легло что-то мягкое. – Он очень внимательно умеет слушать. Надумаешь что-то сделать, скажи ему. Постарайся не делать глупости. Если захочешь, я могу устроить тебе разговор с учителем. Пока для тебя это единственный выход.
Она легонько толкнула Андрюху в спину, и он сам не заметил, как сделал несколько шагов вперед. Щелкнул, закрываясь, замок. Скользнула быстрая тень, шваркнули шаги на лестнице.
Васильев глянул на игрушку. Это была собака. Та самая, что он видел в первый свой приход сюда. Круглая морда, облезлый нос, пустые глаза, обвисшие уши. М-да, печальное зрелище. Наверное, так выглядел Андрюха после разноса завуча – никаких перспектив.
По ногам словно пронесся холодок.
Что будет дальше?
А ведь впереди ничего уже не будет. Ничего и никогда. Говори не говори. Что ему остается? Трепаться с Венди в чате? Прятаться от людей?
У собаки из-за ошейника торчала записка.
Сразу вспомнилась та первая, на голубой бумаге.
Черт, черт, черт! Ведь тогда все было! А теперь ничего не осталось!
Васильев сжал собаку, собираясь выбросить, но в последний момент передумал.
Школа как будто вздохнула. Андрюха попятился. У него что, уже крыша поехала? Что это за звуки?
Что-то со скрежетом придвинулось. Васильев прижался к двери, спиной чувствуя вибрацию.
Школа выгоняла его из себя. Она не хотела его больше терпеть. Андрюха бросился к лестнице.
Так и с ума недолго сойти!
Около раздевалки он неожиданно столкнулся с Маканиной. Олеся стояла, облокотившись о прилавок, и дышала на блестящую полированную столешницу. Пока влажный след не исчезал, она быстро что-то чертила на нем пальцем.
Почему из всех в школе осталась именно она?
– Васильев, – мрачно посмотрела на него Олеся. – У тебя совесть есть? Я вам тут не памятник, чтобы по полчаса ждать! Тебя Быковский искал…
Андрюха стремительно шагнул к ней, мягкая игрушка из его ладони перешла в ладонь Маканиной.
– Вот, вместо совести, – шепнул он и побежал к двери.
Глава десятая
Завтра будет завтра
Верблюд – это лошадь с большим жизненным опытом.
ШуткаВасильев нервно постукивал по клавиатуре. Его сейчас все раздражало. Слова психологини, что он ничего не может и даже не понимает этого, бесили его. И выводило его из себя то, что все это было правдой.
Ничего он не может. Даже Рязанкину удержать не получилось. Даже одноклассникам доказать, что в драке он не виноват. А сейчас для полного завершения картины придет мать с работы и снова начнет его пилить – то он сделал не так, здесь посмотрел неправильно, не сразу отозвался, не таким вырос, не оправдал, не привнес.
Киска. «Ой, я с таким клёвым парнем познакомилась. Просто пупсик».
Туча. «Все бабы – дуры!»
Киска. «Фи, противный! Шел бы отсюда».
Туча. «А не пошла бы ты?…»
Венди. «Чеши, чеши, кошка драная! Не мешай людям разговаривать. Хай, Туча!»
Туча. «Достали все, хоть вешайся!»
Киска. «Поскорее бы уже повесился!»
Туча. «Сказали – замолкни! От твоего визга уши болят».
Венди. «Чего случилось?»
Туча. «Учителя – козлы!»
Венди. «Ха, удивил! Кто ж этого не знает?»
Туча. «Все остальные тоже сволочи!»
Киска. «Вали отсюда! Неудачник!»
Туча. «Сама ты! И вообще – оставьте меня! Оставьте!»
Венди. «Эй! Ты чего?»
Туча. «Бывает так, что все?…»
Венди. «Бывает. Дня через два проходит».
Туча. «А ты кто? Давай встретимся».
Венди. «Не, я старая уродливая кикимора. Ты меня испугаешься».
Туча. «Ты сама меня испугаешься. Давай! Где?»
Венди вышла.
Туча. «Ну и черт с тобой! Тhe End».
Туча вышел.
Венди вернулась.
Венди. «Андрей?»
Киска. «Наконец-то, хоть воздух чище станет».
Венди. «Заткнись, дура! Андрей!»
Венди вышла.
Киска. «Ой, какие все нервные…»
Васильев метнулся из комнаты в коридор. Его вдруг переполнило состояние отчаянной безысходности. Что еще остается? Ходить дальше в школу он не мог. Общаться с теми, кому на него абсолютно плевать, – тоже. Выслушивать попреки от родичей? Нет уж, хватит с него. Хватит!
Яркий свет в комнате матери резанул по глазам. Окна здесь были всегда зашторены. Казалось, предметы, привыкшие к полумраку, сжались. Верхний ящик под большим трехстворчатым зеркалом открываться отказывался. Андрюха безжалостно дергал его, непрочная конструкция вздрагивала и шаталась. Полетели на пол пузырьки и флакончики. Незакрытая баночка с кремом покатилась, щедро отдавая паласу свое содержимое. Наконец цеплявшаяся из последних сил полка сдалась, зашелестели потревоженные коробочки и упаковки.
Этот ящик с детства был для Андрюхи запретным, а потому самой вожделенной зоной. Здесь мать держала лекарства. Он мало понимал во всех этих названиях, но ведь если одновременно принять все, что здесь лежит, вряд ли у него пройдет только насморк.
И еще мелькнула мысль. Его сюда не пускали. Что же, теперь он возьмет все сам. И пусть потом мамочка плачет – он отравится ее таблетками.
Васильев успел запустить в хрустящие упаковки обе пятерни, когда в дверь позвонили.
Черт! Не будет открывать!
Если он уже почти умер, то неважно, с какого момента. Считайте, что с этого, а значит, можно не открывать.
Стоящий за дверью настойчиво добивался Васильевского внимания. Звонок рвал в лохмотья ватную тишину квартиры, забирался во все щели, тревожил застаревшую пыль в уголках отошедших обоев.
«Ты еще постучи!» – злорадно подумал Андрюха, ногтями скользя по округлой крышке какой-то баночки. Упаковка не открывалась. Палец раз за разом соскакивал, острая бородка царапала кожу.
В дверь сильно стукнули, и квартира испуганно вздрогнула, не знакомая с таким бесцеремонным обращением.
– Васильев! – раздался глухой голос, и Андрюха в панике решил, что за ним пришла милиция. Что у матери на полке с лекарствами стоит сигнализация и его теперь заберут в психушку. В сердцах Васильев отбросил непокорный пузырек, перебрал бумажные упаковки. Активированный уголь, анальгин, ношпа, аскорбиновая кислота, фураминт.
Блин, ни одного серьезного названия!
– Васильев! – ломились в дверь. – «Мерседес» под окном твой? Ну? Значит, ты дома!
Нет, все-таки Быковского не зря считали везунчиком. Он умел приходить в самый подходящий момент.
– Чего тебе? – хрипло спросил Андрюха, приоткрывая дверь. Ему не терпелось вернуться к заветной полке – сегодня у него должно было все получиться. И главным проблемам придет конец. С мелкими можно было как-нибудь потом разобраться. В азарте желания довести дело до конца он не отдавал себе отчет, что самоубийство – это не временное понятие. Что смерть – это навсегда. Оттуда нельзя вернуться и насладиться результатом, потому что у смерти нет слова «потом».
– Чего ты Маканину пугаешь? – Павел бесцеремонно толкнул плечом дверь, отпихивая Васильева. – Она меня чуть не убила. Вон, собаками закидала. – В Андрюху полетел знакомый серый комок. – Она сказала, там какой-то телефон.
– Чего тебе? – Васильев посмотрел в тусклые глаза-бусинки игрушки. Из-за ошейника торчал сложенный голубой листок.
– Слушай, просьба на миллион. – Быковский бухнулся на стул, вытянув длиннющие ноги на всю прихожую. – Только ты помочь можешь.
Андрюха покосился на приоткрытую дверь маминой спальни, и в душе у него зародилось недовольство – почему ему не дают сделать то, что он хочет?
– Ты глухой, что ли? – поморщился Васильев. – Тебе в школе сказали, что дела со мной иметь нельзя. Иди, Сидорова проси. Я занят.
– Я Сидорова уже попросил, – спокойно улыбнулся Павел. – Он будет. Еще ты нужен.
– А больше тебе ничего не нужно? – стал заводиться Андрюха. – Чеши отсюда! – Он стукнул по вытянутым ногам. – Что-то я не заметил, чтобы ты спешил мне помочь сегодня, когда Алевтина меня мордой по паркету возила!
– Да ладно, – Павел был непривычно расслабленным. – Какая разница, на кого будут орать? Сначала на тебя, потом еще на кого-нибудь…
– Лучше на кого-нибудь, чем на меня, – снова пнул по Пашкиным ногам Васильев. – Мне и без твоей драки проблем хватает. Убирайся отсюда! Сейчас сюда твоя мамахен примчится!
– Нет, ну ты совсем, что ли? – вскочил Павел с таким видом, словно попросил стакан воды и ему отказали в такой малости. – Чего произошло?
