Семь красавиц - Низами Гянджеви

Завершение дел Бахрама и исчезновение его в пещере

Нанизавший лалы нити повести нетленной,Что немолчным наполняет звоном слух вселенной.

Так сказал: «Когда семь башен, с чашами вина,Перед шахом заключили сказок круг сполна,

Разум в куполе, что замком был его уму,О летящем своде мира подал весть ему:

«Мудрый, удались от капищ идольских земли!Убегай уничтоженья: вечному внемли!»

Этот голос у Бахрама дух воспламенил.Шах от сказки и обмана взоры отвратил.

Видел: свертывают звезды бытия ковер,Золотые своды замков превращая в сор.

Он семь куполов отвеял от очей, как сон;В дальний — к куполу иному — путь собрался он.

Ведь один тот купол тленьем будет пощажен;В нем до дня Суда правдивый дремлет, опьянен.

Семерых седых мобедов шах призвать велел,Семь дворцов семи мобедам передать велел;

Вечный пламенник под каждым сводом засветил;В храмы пламени жилища страсти превратил.

Стал шестидесятилетним старцем властелин;Забелел в кудрях-фиалках седины жасмин.

Стал служить Бахрам, как богу, истине одной,И чуждался неизменно радости земной.

Но однажды, чуждым ставший ловле и пирам,С избранными на охоту выехал Бахрам.

Но не ловля, не добыча в степь царя влекла:Сделаться добычей неба — цель его была.

Рать рассыпалась по степи. Каждый повергалИли гура, или ланя. Лишь Бахрам искал

Одинокую могилу для жилья себе.Убивал порок и злобу бытия в себе.

Не охотился на ланя, в лани — зло таится...В солонцах, где лань к потоку в полдень не стремится 

Вдруг онагр, резвей, красивей прочих, в облакахПыли показался, — мчался в сторону, где шах

Ждал его. Он понял: этот ангелом хранимыйЗверь — ему указывает неисповедимый

Путь в селения блаженных. Устремил коняЗа онагром. И могучий — с языком огня

Схожий легкостью и мастью — конь его скакалПо пескам, глухим ущельям, средь пустынных скал.

Конь летел, как бы четыре он имел крыла.А охрана у Бахрама малая была, —

Отрок или два — не помню. Вот — пещеру шах,Веющую в зной прохладой, увидал в горах.

Кладезем зиял бездонным той пещеры зев.И онагр влетел в пещеру; шах вослед, как лев,

В щель влетел, в пещере ярый продолжая лов;Скрылся в капище подземном, словно Кей-Хосров.

Та пещера стражем двери стала для Бахрама,Другом, повстречавшим друга в тайном месте храма.

Вдруг обвал пещеры устье с громом завалилИ Бахрамову охрану там остановил.

И хоть поняли: в пещеру эту нет пути,Но обратно не решались отроки идти.

Вглядывались в даль степную, тяжело дыша, —Не пылит ли войско в поле, шаху вслед спеша

Так немалое в тревоге время провели.Наконец к ним отовсюду люди подошли,

Увидали: вход в пещеру камнем заслоненИ в мозгу змеи — змеиный камень заключен.

Отроки им рассказали все, что знали сами;Как Бахрам влетел в пещеру, как потом камнями

Завалился вход. Не верил отроков словамНи один: «Глупцы-мальчишки вздор болтают нам!

Как слоноподобный телом богатырь БахрамПоместился в щель, где впору жить одним кротам?»

И не ведали, что, вещий увидавши сон,В Индостан ушел скучавший на чужбине слон.

Он — слону подобный силой — скован роком был,А расторгнуть цепи рока нет под солнцем сил.

Но чтоб местопребыванье шахское узнать,Плетками юнцов несчастных начали стегать.

Громко закричали слуги, плача и божась,Вдруг, как дым, из той пещеры пыль взвилась, клубясь

И раздался грозный голос: «Шах в пещере, здесь!Возвращайтесь, люди! Дело у Бахрама есть».

Но вельможи отвалили камни и зажглиФакелы и в подземелье темное вошли.

Видят: замкнута пещера в глубине стеной.Много пауков пред ними, мухи — ни одной.

Сотню раз они омыли стену влагой глаз.Шаха звали и искали сто и больше раз

И надежду истощили шаха отыскать.И о горе известили государя мать.

И перед пещерным зевом стали, как змея,Вереницею, в безмолвье реки слез лия.

И, истерзанная скорбью, мать пришла Бахрама.И она искала сына долго и упрямо;

Сердцем и душой искала, камни взглядом жгла,Розу под землей искала — острый шип нашла.

Кладезь вырыла, но к кладу не нашла пути;В темном кладезе Юсуфа не могла найти.

Там, где мать, ища Бахрама, прорывала горы,—До сих пор зияют ямы, как драконьи норы.

И пещерою Бахрама-Гура до сих порЭто место именуют люди здешних гор.

Сорок дней неутомимо глубь земную рыли.Уж подпочвенные воды в ямах проступили

Под лопатами, но клада люди не нашли.Небом взятого не сыщешь в глубине земли.

Плоть и кость земля приемлет, душу — дар небесный —Небеса возьмут. У всех, кто жив под твердью звездной,

Две есть матери: родная мать и мать-земля.Кровная лелеет сына, с милым все деля;

Но отнимет силой сына мать-земля у ней.Двух имел Бахрам богатых сердцем матерей,

Но земля любвеобильней, видимо, была:Так взяла его однажды, что не отдала

Никому, ни даже кровной матери самой!..      Разум матери от горя облачился тьмой.

Жар горячечный ей душу иссушил, спалил.И тогда старухе голос некий возгласил:

«О неистовствующая, как тигрица, мать!Что несуществующего на земле искать?

Бог тебе на сохраненье клад когда-то дал;А пришла пора — обратно этот клад он взял.

Так не будь невежественна, не перечь судьбе,С тем простись, что рок доверил временно тебе!

Обратись к делам житейским. Знай: они не ждут.И забудь про горе, — это долгий, тщетный труд...»

И горюющая гласу вещему вняла;От исчезнувшего сына думы отвела,

Цепи тяжких сожалений с разума снялаИ делами государства разум заняла.

Трон и скиптр Бахрама-Гура внукам отдала.В памяти потомков слава их не умерла:

Повествующий, чье слово нам изобразило ЖизньБахрама, укажи нам — где его могила?

Мало молвить, что Бахрама между нами нет,—И самой его могилы стерт веками след.

Не смотри, что в молодости именным тавромОн клеймил онагров вольных на поле! Что в том?

Ноги тысячам онагров мощь его сломила;Но взгляни, как он унижен после был Могилой.

Двое врат в жилище праха. Через эти — онВносит прах, через другие — прах выносит вон...

Слушай, прах! Пока кончины не пришла пора:Ты — четыре чашки с краской в лавке маляра.

Меланхолия и флегма, кровь и желчь, от ногДо ушей, как заимодавцы, зиждут твой чертог

Не навечно. И расплаты срок не так далек.Что ж ты сердце заимодавцам отдаешь в залог?

Умершие, что в могиле темной лица скрыли,Взятый в долг свой цвет и запах персти воротили.

И до дня Суда, годины грозной и великой,Ни один из них живущим не откроет лика...

Нашей жизни ночь — опасность; на путях у насСтрах, и страж уснул, и шарит вор в домах у нас.

Пусть землею обольщенный землю ест. Но что ж,Сильный, ты ножу слабейших сердце предаешь?

Хочешь, чтоб тебе подвластно стало небо, — встаньИ, поправ его пятою, над землей воспрянь!

Не оглядывайся только, — в высоту стремясьНеуклонно, — чтоб на землю с неба не упасть.

Твой кушак — светило неба. Ты — ТанкалушаЗвездных ликов. Цепи снимет с них твоя душа.

В каждом лике, как в зерцале, сам витаешь ты.Что же знаменьями тайны их считаешь ты?

Но хоть ты от ощущений звезд всегда далек, —Дух твой, разум твой навеки светы их зажег.

Кроме точки изначальной бытия всего,Все иное— только буквы свитка твоего.

Знай: ты страж престола бога и его венца.Ведома тебе дорога мудрости творца.

Ты гляди на добродетель, только ей внемли,Не уподобляйся гаду, что ползет в пыли.

Помни: все, чем обладаешь, — ткали свет и тьма.Помни: все, чего желаешь, — яркий луч ума!

О, скорей от рынка скорби отврати лицо!Огнь, вода, земля и воздух здесь свились в кольцо.

Хоть четыре дымохода в хижине, — теснаИ темна для глаз и сердца и душна она.

Две есть двери в мире, словно в воровском дому.Этот мир мы тащим, словно странничью суму.

Помни: до того, как будешь изгнан из села, —Собери свои пожитки и навьючь осла.

В путь возьми с собою душу, тело позабудь:Тело — тяжкий груз, и труден будет дальний путь.

В мир вступая, ведай: скоро должен ты уйти Прочь.Так будь же осторожен на своем пути

Через этот мир. Умом он быстрым наделен, —Медленный в борьбе с тобою, быстр в убийстве он.

Пусть неправосудно пленник будет им убит, —В списке смерти ни единый им не позабыт.

Хоть сто тысяч раз сыграешь ловко, — все равноБлаг земных не вкусишь больше, чем предрешено.

Льдом окованный, есть в чаще неба водоем.Чтобы не застыть навеки в дивно ледяном

Воздухе высот, куда мы скоро отойдем, —Надо сделаться живыми, прежде чем умрем!

Царь земной, стоящий в славе, словно небосвод,В час негаданный утратит славу и умрет.

Никому не подначальный мир убил его;Ни за что — бегущим диском раздавил его

Но росы медвяной капли с терна бытияСмертный, собирай — покамест длится жизнь твоя,

Чтоб о них у двери мрака ты не пожалел —В час, когда исторгнут душу меч и жала стрел.

Ты отринь отраду мира, прежде чем уйтиВ смерть, чтобы успеть от смерти душу унести.

Человек двумя делами добрыми спасетДушу: пусть дает он много, мало пусть берет.

Много давшие — величья обретут венец.Но позор тебе, обжора алчный и скупец.

Только тот достоин вечной славы, кто добраЛюдям хочет, ценит правду выше серебра.

Можно ль привязаться к службе, — даже у царей, —Что беременна опалой близкою твоей?

Не гляди на взлет надменный башни в облаках,Помни, что и эти стены превратятся в прах.

Что ты мнил своим минбаром — плахою твоей Делается.Что ж робеешь? Будь смелей пред ней!

Смертный пусть до зведной сферы вознесет венец,Но земное вниз земного свергнет наконец.

Пусть хосров, достигнув неба славой дел своих,Дань берет с семи великих поясов земных, —

Все же в некий день увидишь мертвым и его,Обездоленным, лишенным на земле всего.

Нападений тьмы избегнуть не вольна земля.На сокровищнице мира бодрствует змея.

Сладкий сок имеет финик и шипы свои.Где целительный змеиный камень без змеи?

Все, что доброго и злого судьбы нам дарят, —Это суть: услада в яде, и в усладе яд.

Был ли кто, вкусивший каплю сладкого сначала,Вслед за тем не ощутивший мстительного жала?

Мир, как муха, у которой медом впередиПолон хоботок; а жало с ядом — позади.

Боже! Дай всегда идти мне правильным путем,Чтобы мне раскаиваться не пришлось потом!

Двери милости отверзни перед Низами!Дом его крылом — хранящим в бурю — обними!

Дал ему сперва ты славу добрую в удел;Дай же под конец благое завершенье дел!

   конец