Мятный поросенок - Нина Бодэн

Он так свесился со своего коня, что чуть не свалился. Лицо у него бы­ло пунцово-красное, он задыхался от смеха.

- Гляди, - выкрикнул он, - Д ж о н н и!..

Карусель начала сбавлять ход, и Полл увидела своего поросенка­ - он промчался мимо, а мама и Джордж за ним. Он увертывался и делал неожиданные повороты - здоровенный скаковой подсвинок, совсем обе­зумевший от всеобщего шума, а между тем все новые люди, вопя и улю­люкая, присоединялись к его преследователям.

- Как он вырвался? - проговорил Тео.

Он свалился со своего коня на еще не остановившуюся платформу, по­том на землю. Полл двигалась медленней, и, когда слезла со страуса, она уже потеряла их всех из виду. Она обежала вокруг карусели, врезалась в кого-то. «Смотреть надо!» - было ей сказано. Подняв глаза, она увидела Ноя Багга, его бледно-зеленые глаза поблескивали на нее сверху вниз. Он было схватил ее за плечи, но она лягнула его, чтоб отпустил, и припустила бегом, с криком: «Джонни, Джонни!..».

Джонни вылетел ей навстречу, как живое пушечное ядро, преследова­тели за ним. Полл растопырила руки, хотела его остановить, но он хрюк­нул, увернулся и сквозь полог ближней палатки - внутрь. Стремительно нарастающее крещендо воплей и визгов, потрясенные брезентовые сте­ны - и крупная женщина с развевающейся седой, произрастающей на ее лице бородой выскочила наружу, по всей видимости спасаясь от Джонни. Джордж всем телом кинулся на поросенка, Джонни заметался, трубя сквозь свой пятачок, но Джордж повис на нем, ухватив его за уши мерт­вой хваткой. И вот наконец поросенок затих, весь дрожащий, измученный.

- Свинья! - выдохнул Джордж. - Проклятая!

Все вокруг разразились смехом, даже бородатая дама.

- О небо, как он меня напугал! - произнесла она высоким женским голосом, который так не вязался со всей ее внешностью.

Полл, не в силах удержаться, окинула ее изумленным взглядом.

- Я очень сожалею, сударыня, - сказала мама. - Это наш ручной по­росенок, он не мог причинить вам вреда, хотя вы этого не знали, разумеет­я. Я думала, он надежно заперт, и никак не предполагала, что он прибе­жит за нами на ярмарку.

- Бедненький Джонни, - сказала Полл. - Конечно, ему же там оди­ноко, в этом курятнике, он соскучился и прибежал нас искать.

Она присела рядом с ним, стала трепать его за ухом. Ной Багг прогово­рил:

- Так это и есть ваша знаменитая свинья?

Он, кажется, совсем не злился, что она его брыкнула; когда она под­няла на него глаза, он улыбнулся ей дружески. Но тут же эта улыбка со­шла с его лица: он увидел Тео, который протолкался сквозь хохочущую толпу и встал рядом с сестрой. Тео твердо встретил взгляд Ноя, а тот сно­ва ухмыльнулся, глаза цвета крыжовника обежали круг зрителей и оста­новились на маме. Полл заговорила громко и поспешно:

- Я увидела Джонни прямо с карусели. А ты меня видела? Я сидела на страусе, я будто по воздуху летела, вот здорово! Может, отвести Джон­ни домой? Я отведу, мама, если ты скажешь, но лучше пойдем вместе, он тебя больше слушается...

- Сама отведу. Если только тебе еще не надоело здесь, на ярмарке. Ну-ка пошли, нехороший ты поросенок!

Джонни понурился, будто осознав свое дурное поведение, а бородатая дама погладила его по голове и засмеялась легким звонким смехом:

- Бедняга, он чувствует, что нашкодил, как щенок. Или, вернее, на­свинячил, как поросенок!

Полл увидела ее руки - крупные и крепкие, как у мужчины! - но тут же отвернулась: наверное, это невежливо - рассматривать ее, не запла­тивши. Мама еще раз извинилась, а бородатая дама поклонилась ей не без изящества и заверила, что ущерба никто никому не нанес, к счастью, по­росенок не задел поставец с посудой - вот это была бы действительно катастрофа. И скрылась в свою палатку. Толпа, не находя здесь больше развлечения, стала рассеиваться, однако Ной Багг не уходил и по-преж­нему глядел на маму сквозь бледные свои ресницы. Она обратилась к не­му, голос у нее был мягкий:

- Ну, как ты, Ной? Нравится тебе ярмарка?

Ной передернул плечами, нервно облизнул губы; он будто собирался с духом, чтобы заговорить. Полл подумала: ну вот, сейчас он произнесет что-то страшное, выдаст Тео. Она вдруг поняла весь ужас положения: если мама узнает, что один из ее детей рассказывал злостные небылицы про собственного отца, то что-то непременно порушится, сломается, и этого уже ничем никогда не поправить... Она грубо отстранила Ноя и заговорила:

- А правда она смешная, да, мама? Этот ее голос, совсем как у леди Марч. Как ты думаешь, это женщина с мужской бородой или мужчина с женским голосом? Грудь у нее огромная, но, может, просто подкладная?

- Полл, замолчи! - Мама нахмурилась и, стиснув ее запястье, увела от палатки. - В любом случае ей, бедняге, можно посочувствовать. Мне стыдно, как ты себя вела, ведь она могла тебя услышать! Может, и правда следует отправить тебя домой, чтобы научить хорошим манерам.

- Я больше не буду, - сказала Полл. - Я не подумала.

- И напрасно. У этих людей такие же чувства, как у всех нас. Им и без того несладко зарабатывать себе на хлеб таким образом - и без этого хамства со стороны невежд-ребятишек!

- Да, мама, я поняла.

- Ну, тогда ладно. Запомни на будущее.

Мама глянула на нее с сомнением: откуда, мол, это необычное послу­шание? Но Полл изо всех сил выражала на лице печаль и сознание своей вины. Тогда мама достала из кошелька три пенса, только наказала ей не покупать больше сластей, а то ведь и заболеть недолго.

Когда она ушла в сопровождении покорного Джонни, Полл усмехну­лась про себя и оглянулась в поисках Тео. Хотела похвастать, как хитро она отвлекла внимание мамы от Ноя. Но Тео нигде не видно, да и Ноя то­же, хотя Полл долго их высматривала. Она купила себе ириску в виде яблочка и сжевала ее, глядя на себя в «зеркале смеха». Зеркало делало ее тоненькой наверху, шея как у лебедя, а внизу толстой и широкой, на ко­ротеньких ножках. Потом она отдала еще пенни, чтобы поглядеть, как одному мальчику зуб выдирали. Его усадили в кресло на возвышении, по­вязали шею простыней, но, когда к нему приступил человек со щипцами, он от публики отвернулся, а тут еще другой человек громко заиграл на трубе, так что Полл даже не услышала, подал ли тот мальчик голос или нет. Он встал с кресла бледный, кровь на подбородке, но улыбался отваж­но, и все ему захлопали.

Выйдя, она увидела Джорджа; он стоял с каким-то приятелем перед вывеской балагана, которая гласила: "ИСКУСНЫй ОПЕРАТОР УДА­ЛЯЕТ БЕЗ БОЛИ».

- Приветствую тебя, кровожадное дитя! - сказал Джордж. - Ну как на твой вкус, зрелище достаточно ужасно?

Полл, конечно, раздражало такое снисходительное обращение. Она от­ветила:

- Я искала Тео, вот и все. Думала, может, он там.

Джордж снова засмеялся, будто она сказала что-то чрезвычайно забав­ное. Обратился к приятелю:

- Если где-нибудь кому-нибудь будут ампутировать ногу, то можешь быть уверен, мои брат и сестренка непременно окажутся в первом ряду зрителей.

Полл гордо закинула голову и зашагала прочь. Джордж догнал ее, с нежностью потрепал по голове:

- Я просто хотел тебя подразнить, прости, если вышло глупо. Ты ищешь Тео? Он ушел куда-то в сторону церкви, пока ты глазела на этого безболезненного зубодера.

Парень и девушка выбежали ей навстречу со стороны церкви, оба за­дыхались от бега и от смеха. Прическа у девушки растрепалась, ее густые, блестящие волосы упали крутыми волнами ей на спину, до самого пояса. Парень догнал ее, ухватил одну из прядей и поцеловал. Девушка перестала смеяться, положила голову ему на плечо, и они прошли мимо Полл, обняв друг дружку. Когда они скрылись, дорожка, что вела к церкви, показа­лась совсем темной, будто эти двое несли свет с собой и унесли его. Полл в нерешительности остановилась у церковных ворот; ветер качал деревья, тени их шевелились, и какие-то бесплотные видения перебегали меж мо­гильных плит. Она не испугалась - после Колодца невесты ей никакие призраки не страшны! - но все же сердце ее забилось быстрее, и приятно было слышать веселые ярмарочные голоса за спиной. Передвигаясь среди тихих могил, она напевала: «Ах, мне не спится, ночные птицы...»

Светлая луна омыла камни паперти, посеребрила траву, что виднелась между черными движущимися тенями деревьев. И в этом ясном лунном сиянии лица двух мальчишек, обернувшиеся на звук ее голоса, были со­всем бесцветные, как отбеленное полотно. В стороне от дорожки, среди толпы старых покосившихся памятников, они стояли друг против друга в напряженных, застывших позах, будто ее песенка обратила обоих в ка­мень. Их молчание насторожило ее, она заговорила как бы деловым и вор­чливым тоном:

- Вот ты где, Тео! Я тебя уже сто лет ищу!

Тео отвечал спокойно:

- Полл, ступай отсюда. Ступай на ярмарку.

Рот и глаза казались черными провалами на его полотняно-бледном лице, и весь он чужой, холодный. Она неловко рассмеялась: