Отмщение - Кэролайн Хаддад

— Я живу в Бруклине.

Хотя Си и был заядлым путешественником, слово «Бруклин» заставило его примолкнуть, словно ему предложили поехать в Монголию. Одель испугалась, что он передумает, и добавила:

— Мы можем встретиться где-нибудь ближе к центру.

— Ерунда, — сказал он. Взял ее адрес и попросил нарисовать схему, как добраться от метро до ее дома. — В восемь часов.

Теперь Одель осталось найти на вечер няню для дочери.

В пятницу в семь часов пятьдесят девять минут Одель была готова — одета достаточно прилично и в то же время соблазнительно. Девочка-подросток из квартиры этажом ниже уже пришла, чтобы сидеть с Юлией, и исследовала содержимое холодильника — не помереть бы с голоду, пока Одель будет пропадать несколько часов неизвестно где. Юлия тоже была одета (в пижаму) и завернута в ее любимое одеяло. Ровно в восемь в дверь позвонили.

— Привет! — улыбнулась до ушей Одель, открывая дверь.

— Мало того, что ты живешь в Бруклине, у тебя к тому же еще и ребенок, — быстро оценил ситуацию Си.

Значит, с сожалением подумала Одель, это первое свидание станет последним. А она так мечтала хорошо провести вечер!

Поужинать они решили в Бруклине. Си выбрал итальянский ресторан с видом на Бруклинский мост. Обстановка там была романтическая. Правда, общее хорошее впечатление немного портилось тем, что Си, поедая жаренные с чесноком мидии в винном соусе, нудно и дотошно рассказывал, как строился Бруклинский мост и сколько при этом погибло людей. Хорошо хоть, подумала Одель, что он не говорит о спорте. Это было бы ей вряд ли по силам, даже несмотря на то, что она, готовясь к свиданию, всю неделю прилежно смотрела По телевизору спортивные передачи.

Но Одель поторопилась с выводами. О спорте Си все-таки заговорил. На десерт. Да, Одель готовилась, но не к такому же! Он заговорил о верблюжьих бегах и соколиной охоте! Сведения об этой экзотике почему-то не попадали на спортивные страницы газеты «Пост».

В тот вечер она узнала о Си Хэмптоне многое. Он не был похож на эгоиста, но рассказывал о себе охотно, а Одель с интересом слушала. Он рассказал, где учился в школе, как поступил на работу в «Арамко», в каких странах работал. Но главное — Одель узнала, что он не женат. Впрочем, легко могло оказаться, что это не будет иметь для нее большого значения, ведь она, во-первых, живет в Бруклине, а во-вторых, до сих пор не разведена.

После ужина Си предложил прогуляться по Бруклинскому мосту туда и обратно. Был конец февраля, холодно, а Одель была одета легко, без шапки и в туфлях на высоких каблуках. Но ей так отчаянно не хотелось заканчивать встречу, что она легко согласилась и на это тяжкое испытание.

— Впечатляюще, а?! — воскликнул Си. В этот момент они стояли на середине моста и смотрели в воду, где отражались ночные огни города.

Одель не могла ответить подобающим образом — у нее зубы стучали от холода.

— Тебе холодно? — спросил Си.

Нет, ей не было холодно. Это не то слово. Она закоченела!

— Быстрая ходьба поможет тебе согреться, — бодро сказал Си и быстро зашагал по мосту. Онемевшая Одель заковыляла на своих высоких каблуках следом.

Быстрая ходьба и в самом деле помогла ей. Помогла избавиться от романтической ауры этого вечера. Одель была страшно рада, когда они добрались наконец до ее дома. Да, свиданьице шло замечательно! Правда, невзирая на все эти прелести, Одель вынуждена была признать, что Си оказался настоящим джентльменом — он заплатил няньке, сидевшей с Юлией. Заплатил, невзирая на протесты Одель.

Нянька-подросток убралась восвояси к более полному холодильнику, а Си остался у Одель в гостях. Надеясь, что после ужина в ресторане ему есть не хочется, она предложила ему только кофе.

— Не, — замотал он головой. — От него не заснешь. И вообще, терпеть не могу американский кофе. Вот в Саудовской Аравии кофе хороший, густой, просто великолепный. А в Риме!

— Ты очень любишь путешествовать?

— Да, — не слишком весело согласился он. — Впрочем, не знаю. Я старею. Хочется осесть на месте. Путешествовать, конечно, неплохо, но хорошо бы иметь дом, куда хотелось бы возвращаться. Понимаешь, у меня нет даже своей квартиры. Когда я приезжаю в Нью-Йорк, останавливаюсь в «Арамко». Все мои пожитки умещаются в одном кожаном чемодане.

— Легко по жизни идти налегке, — пошутила Одель.

— Но не в твоем случае.

— Это верно.

— Разведена?

— Предана. Как только найду этого ублюдка, сразу же разведусь с ним. Он сбежал от меня четыре года назад.

— Ты хочешь сказать…

— Он просто собрал однажды вещички и смылся, прихватив с нашего счета все деньга, все до единого цента. С тех пор никто ничего не слышал о нем, кроме его родителей, может быть. Но они молчат — О Господи, что я болтаю? — подумала Одель. Точно таким же тоном говорят холодные стервы, которых мужчины на дух не выносят. И я становлюсь такой же, когда речь заходит о Томми. — А ты? В твоей жизни есть женщины?

— Странно, — сказал Си, откинувшись на спинку кресла. — Почти во всех странах, где я побывал, к женщинам относятся лучше.

— Но не этот тип! — ляпнула Одель, не подумав. И снова пожалела о своей тупости.

Си рассмеялся. Встал и пошел к двери.

Одель закрыла дверь с некоторым сожалением. Вечер получился неплохим, ужин был вкусным. Но ни к чему хорошему это не привело. В этом она была уверена.

Ее уверенность возросла в понедельник, когда она узнала в офисе, что Си скоро снова отбывает в командировку, на этот раз в Южную Америку. Он пришел попрощаться с Одель и проинформировал, что вечер в пятницу был очень хорошим. А потом вдруг добавил:

— Послушай, ты не возражаешь, если я буду писать тебе письма из командировки? Просто, чтоб не прерывать связь с Америкой. — Одель пожала плечами. Почему она должна возражать, если Си видит в ней Статую Свободы — символ Америки?

Позже она сказала матери, что они с Си полюбили друг друга по переписке. Письма он писал так же, как говорил, — длинно и красочно. Одель отвечала короче и менее изысканным слогом, писала о работе, о своей жизни, о Юлии. Одель нравилось, что в каждом письме он уделял внимание ее дочери, интересовался ее развитием, спрашивал, серьезно ли она увлекается рисованием.

Одель не собиралась придавать этой переписке слишком большое значение. Ведь Си сказал, что он просто хочет поддерживать связь с Америкой. Одель поняла это так, что он хотел узнавать от нее то, о чем не прочитаешь в газетах, — о демонстрациях протеста против войны во Вьетнаме, о борьбе за права человека, сплетни о Ричардс Никсоне. К сожалению, у Одель не было времени вникать во все эти события. Надо было растить дочь и работать.