Судный день - Александр Александрович Тамоников

– Простите, видимо, укачало. Не заметил, как уснул, – глупо произнес Богданов.

– Не страшно. Поднимайтесь, пора на выход, – стюардесса помогла ему отстегнуть ремни, посторонилась, пропуская Богданова. – Вы без багажа?

– Ручной клади нет, если вы об этом.

– Стараюсь быть полезной, – стюардесса улыбнулась. – Если бы вы знали, как часто пассажиры оставляют в салоне свои вещи, а потом бегают, отыскивая пропажу.

– Хорошо, что вы всегда начеку, – неловко похвалил Богданов. – Спасибо за приятный полет!

– Всего хорошего. Счастливого пути, – на автомате пожелала стюардесса и пошла по своим делам.

Самолет Богданов покинул одним из последних. Первый транспортный автобус уже ушел к терминалам, второй ожидал последних пассажиров. Богданов протиснулся к окну, прижался лбом к стеклу. Куртку пришлось снять. Выезжали из Москвы при неуверенных плюс трех, а в Париже их встретила жара до плюс двадцати пяти. Серьезный перепад для нескольких часов полета. Голова слегка побаливала. С некоторых пор Богданов заметил, что перелеты стали сказываться на здоровье. Это было неприятно, доставляло неудобство и заставляло задумываться о возрасте.

Какой будет для него старость? Разведчик в отставке, чем он станет заниматься, как коротать досуг? Разводить цветы на подмосковной даче на пару с женой? Жена! Богданов вспомнил их расставание. Нехорошо получилось: уезжать от жены в момент ссоры всегда скверно; когда же не знаешь, чем закончится для тебя очередное задание, совсем паршиво. Из гостиницы он пытался ей дозвониться, трубку никто не взял. Неудивительно, Елена редко бывала дома в дневное время. Пришлось звонить соседке, объяснять про командировку и просить, чтобы та передала жене.

Соседка сразу догадалась, что с Еленой у него вышла размолвка. Может, по его тону, а может, подслушивала, интуиция тут ни при чем. К просьбе, правда, отнеслась с пониманием. Пообещала все передать и еще про любовь от себя добавить. Богданов не стал возражать. Положил трубку, вздохнул. Осадок от ссоры никуда не делся. Ни тогда, ни сейчас. Теперь уже ничего не изменить. Из Парижа не позвонишь, письмо не напишешь. Придется отложить примирение до возвращения.

Автокар остановился возле терминала, пассажиры гуськом выходили и исчезали за стеклянными дверями. Богданов вошел в терминал, поискал глазами товарищей. Останавливаться не стал, чтобы не создавать толкучку, народ дружным потоком следовал к стойке паспортного контроля. Встав в общую очередь, Богданов, наконец, увидел своих. Шилкин успел пройти через стойку паспортного контроля и перешел к осмотру таможенному. Казанец и Дубко продвигались в очереди, но контроль еще не прошли. У Дорохина, следовавшего за Шилкиным, с пограничником возникли какие-то разногласия. Пограничник на правильном английском задавал Дорохину вопросы, а тот едва что-то мямлил в ответ.

Богданов заволновался: что там еще могло случиться? Документы в порядке, обратный билет на руках, датирован 6 октября, что не так? Он вышел из очереди, быстро прошел ближе к терминалу и вежливо обратился к миловидной старушке с просьбой пропустить его вперед. Старушка поморгала глазами и на французском объяснила, что не понимает русскую речь. Богданов извинился, уже на французском, и повторил просьбу. Старушка умилилась родной речи из уст русского господина и уступила место перед собой. В очереди начали было возмущаться, на что старушка без зазрения совести заявила, что Богданов – ее внучатый племянник, не станет же она заставлять своего родственника стоять в очереди дольше, чем требуется. При этом она использовала такую смесь французских, английских и русских слов и так яростно сверкала глазами, что в очереди не нашлось ни одного смельчака, желающего потягаться с грозной старухой.

– Добрый вечер. Предъявите ваши документы, пожалуйста, – бесстрастно проговорил пограничник, не обращая внимания на перепалку у стойки. Ему подобные сцены были не в новинку, всегда находится кто-то, кому непременно нужно было влезть без очереди.

– Вот, прошу, – Богданов выложил документы на стойку.

– Ваше имя?

– Войчех Гловацкий.

– Польский подданный?

– Да, это так.

– Летите из Москвы?

– Да, рейс из Москвы.

– Позвольте поинтересоваться, какова цель вашего визита? – заученно начал пограничник.

– Деловая, – Богданов старался отвечать односложно.

– В Москве тоже деловая?

– Был на обучении. Стажировка.

– В какой гостинице планируете остановиться в Париже?

Богданов произнес название, слегка исковеркав его. Пограничник оторвал глаза от документов, пристально посмотрел на Богданова, затем, подумав, произнес название гостиницы так, как оно должно было звучать, и потерял к Богданову интерес. Поставив штамп, он отдал документы и указал рукой в сторону багажной карусели.

– Багаж там, – произнес он и занялся старушкой.

Богданов сгреб документы, кивнул на прощание старушке и двинулся к багажному отделению. Свой путь он проложил так, чтобы пройти как можно ближе от того места, где ругался с пограничником Дорохин. Богданов еще не решил, стоит ли вмешаться, возможно, от его вмешательства будет больше вреда, чем пользы.

– Диалект, национальный диалект, – на ломаном английском заявлял Дорохин, намеренно утрируя слова. – Ю андестенд? Ферштейн? Диалект. Мне лучше знать, как произносится моя фамилия.

– Михал, яки есть пытання? – стараясь произносить слова с польским выговором, проговорил Богданов, подбираясь к Дорохину ближе.

– Войцех, поддивяй их! – На лице Дорохина читалось облегчение. Дальше он заговорил на английском: – Господину не нравится, как я произношу свою фамилию.

– В чем проблема? Господин Ручак – член нашей группы. Я могу чем-то помочь?

– Ваш друг утверждает, что он Руцак, а в документах указано Ручак, – проговорил пограничник, уже не так уверенно.

– Верно, это диалект. Он и мое имя произносит Войцех, а следует Войчех. Такой выговор.

– Вы прибыли вместе? – задал новый вопрос пограничник, которому порядком надоело бодаться с Дорохиным, и он был рад появлению нового лица, настроенного более дружелюбно.

– Да, я и еще несколько наших коллег. Стажировка в Москве, теперь собираемся с благотворительной миссией в страны Ближнего Востока. Здесь, в Париже, проездом.

– Дякую, Войцех, ты меня спас, – перемежая польские и английские слова, произнес Дорохин и обратился к пограничнику: – Теперь все в порядке?

– Да, можете пройти к багажной карусели. Впредь будьте внимательнее.

Отвечать Дорохин не стал. Подхватил со стойки документы и проследовал за багажом. Казанец и Дубко уже прошли таможню и ждали на выходе. Шилкина видно не было. Быстро получив багаж и пройдя таможенный досмотр, Богданов и Дорохин присоединились к ним.

– Коля, что у вас стряслось? – понизив голос, чтобы не слышали окружающие, на русском спросил Казанец.

– Русскую речь отставить, – приказал Богданов. – Обращаться друг к другу только по именам из паспорта. Забыли правила?

Казанец смущенно замолчал, у Дорохина после стычки с пограничником вообще не было желания разговаривать.

– Куда дели Эдварда Кроли? –