Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Анимус нагнулся и рванул крышку, сорвав ее с петель.

Из угла фойе вылетела галлонная бутылка, обернутая грубой циновкой, и разбилась об его грудь, утыкав кожу крохотными осколками стекла. Его всего окатило густой сладковатой жидкостью, пропитавшей обрывки его одежды, склеившей волосы и бороду.

Виновником был тощий пожилой человек.

Воспользовавшись памятью Рейнхарда, Анимус узнал Гуглиэльмо Пентангели.

Управляющий из Тилеи держал в руке горящую лампу со снятым стеклом.

— Бренди? — спросил он и запустил лампой в Анимуса.

Прогремел взрыв, и Анимус оказался внутри огненной статуи с человеческими формами.

21

Когда люди, вопя «Смерть монстру!», пинали его тяжелыми башмаками, Малвоизин вспомнил, почему провел все эти годы в катакомбах. Добравшись до противоположного края сцены, Демон Потайных Ходов рывком ускользнул от своих гонителей, ежась от света и вскрикивая.

Он знал, где здесь ближайшая потайная дверь, и проскользнул в нее, испытав невероятное облегчение, когда позади стукнуло дерево, отрезая его от хаоса верхнего мира.

Он заскользил вниз, к воде.

Ему необходимо было смочить шкуру и поспать. Здесь, в темноте — в его темноте — его ожидал покой.

Но он услышал шаги. И крики. И огонь.

Они последовали за ним даже сюда. Покоя больше не будет, ни сейчас и никогда.

Женевьева продолжала бежать. Детлеф несся за ней по пятам. Здесь, внизу, целые мили туннелей. Может быть, Рейнхард не сумеет последовать за ними туда. Они были в одном из главных коридоров, направляясь к владениям Демона Потайных Ходов. Когда они отыщут убежище, то смогут отдохнуть и подумать, что делать дальше.

Она должна была умереть тридцать лет назад, во время первого похода в крепость Дракенфелса. Это избавило бы мир от множества хлопот, от множества смертей.

Детлеф бубнил что-то, но ей некогда было слушать. Она ощущала тепло. Здесь, внизу, был огонь. Огонь, который приближался.

Перед ними возникла завеса, и она отшвырнула ее в сторону. Это была покрытая пылью паутина, она расползлась, оставляя на ее лице и одежде мерзкие обрывки клейких нитей. Какие-то мелкие животные и крупные насекомые разбегались у нее из-под ног.

Огонь был позади, где-то возле потайной двери, через которую они попали сюда.

Она готова была опять превратиться в животное, воплощение инстинкта и кровожадности, убегающее от более крупной кошки, убивающее мелюзгу у себя под ногами. Это был ее мистер Хайда, всегда готовый взять верх, это его жестокое сердце билось в ее теле.

Они уперлись в стену. Оглядевшись, она поняла, что они оказались на складе оружия. Стойка у одной из стен ощетинилась мечами и кинжалами, уложенными клинками вперед. Им повезло, что они не налетели прямиком на острия.

Ей не следовало забывать, что по всему лабиринту, скорее всего, разбросаны ловушки.

— В полу, — выдохнул Детлеф, заметив крышку люка.

Она уже стояла на коленях, дергая кольцо. Они услышали шаги, и она потянула сильнее. Кольцо оторвалось, протестующе заскрежетав.

— Она заперта изнутри.

— Может, тут есть какой-то секрет?

Могучие шаги ударяли в землю, словно гигантские кулаки. Туннели сотрясались. Она уже чувствовала запах дыма, ее глаза заволокло слезами. В темноте сверкнуло далекое пламя.

— Это железо, — сказала она. — Люк ведет в сточную трубу.

— Ну и что? Мы и так уже в дерьме.

Она пожала плечами, и ее когти превратились в шила, мучительно медленно протыкающие металл. Она сжала пальцы в кулаки и принялась тянуть. По плечам и локтям снова разлилась боль.

Ходячий костер протиснулся в их убежище. Ходячий костер с лицом Рейнхарда Жесснера.

Женевьева рванула и услышала, как лопаются болты. Крышка люка разом отлетела, и она задохнулась, глотнув воистину омерзительного воздуха. Потом они все оказались в самом центре взрыва.

Детлеф понимал, что, открыв люк, они выпустили наружу облако канализационного газа. Он ощутил на лице влажный жар, опаливший бороду и брови, и его отшвырнуло к стене. Хоть он и зажмурился, вспышка казалась ярче солнечного света.

Он знал, что у него что-то сломано.

Попытавшись подняться, он понял, что левая нога бездействует. Он открыл глаза и увидел, что взрыв затушил пламя. Остатки паутины и детрита еще догорали, но основной огонь погас.

Рейнхарда отбросило на стойку с древним оружием. Тело его почернело от копоти и ожогов, но проткнувпши его насквозь клинки ярко сияли. Сверкающие острия трех мечей торчали из его груди. Он изжарился заживо, а теперь его еще и насадили на вертел. От вони горелой человеческой плоти во рту и носу Детлефа сделалось горько.

Не говоря уж об остальном, голова Рейнхарда неестественно повисла на сломанной шее.

Женевьева уже стояла на ногах. Лицо ее было в копоти, от одежды остались одни лохмотья. Но с ней все было в порядке. Она была в лучшей форме, чем он.

— Ему конец, — сказала она.

Она склонилась над Детлефом и осмотрела его раны. Когда она дотронулась до его колена, Детлефа пронзила острая боль.

— Насколько… плохо?

Она покачала головой.

— Не знаю. Но думаю, перелом.

— Священный молот Зигмара.

— Можешь повторить еще раз.

Он прикоснулся к ее лицу, стирая черную жирную копоть с девичьей кожи. Зубы ее становились меньше, красные искры в глазах затухали.

— Все нормально, — сказала она.

Позади нее Рейнхард Жесснер широко раскрыл глаза на черном лице и дернулся вперед, увлекая за собой стойку с пронзившими его мечами, отдирая ее от стены.

Он взревел, и Женевьева в отчаянии стиснула Детлефа в объятиях.

Если Рейнхард упадет на них, их проткнет множество клинков. Все трое так и умрут здесь.

22

Малвоизин во второй раз кинулся на Рейнхарда, отбросив его от Детлефа и Женевьевы, с силой ударив о закопченную стену. Рейнхард сломался в нескольких местах, клинки проткнули его плоть, и на дочерна обгоревшем теле появились красные разрезы.

Он обвил одержимого своими щупальцами и сжимал все крепче. Это тело было уже трупом, но цеплялось за жизнь. Малвоизин страшно сдавил его, используя всю мощь своего изменившегося тела, как никогда прежде.

Он понял, что стал сильным, скрываясь в своем логове. Это он сам ослаблял себя, сидя без дела в глубинах родной тьмы.

В море у него, пожалуй, был бы шанс.

Лицо Рейнхарда отделилось и прилипло к его собственному.