Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Странная логика, тем более что пятеро из обвиняемых – Бюлов, Ин, Янсен, Коршан и Купке – продолжали давать показания по делу Альфрида и по вопросам, касавшимся друг друга. Но Крупп получил предлог молчать, а миллионы немцев уверились, что Альфрид, как некогда его отец, стал мучеником за фатерланд.

Но пока еще, несмотря на события в Берлине, политики не давили на военные суды. Защита отдыхала, перекладывая заботы на главного крупповского советника, а тот представлял дело так, что «молодой Альфрид» не мог быть ничем, кроме как колесиком в общем механизме. И вот 30 июня Крупп сделал в суде личное заявление. Он говорил спокойно и внешне выглядел уверенным. По словам Альфрида, он выступил от имени своих коллег, ставших обвиняемыми. Они работали в его фирме, будучи уверенными, что ее репутация останется нерушимой. Но теперь все они оказались жертвами некоего мифа. Его концерн, который был только деловым предприятием, превращен в символ тевтонской агрессии. Лично он, Крупп, никогда, даже ребенком, не слышал, чтобы на вилле «Хюгель» кто-то одобрительно говорил о войне, а символом Дома Круппов является не пушка, но три колеса, что является знаком торговли, а не войны. Альфрид убежден, что его отец Густав был бы оправдан, если бы предстал перед Нюрнбергским трибуналом. Но его собственное положение отягощается тем, что он теперь должен отвечать за систему, которую не создавал и, по его словам, во многом не одобрял. Теперь вот его обвиняют в том, что он сотрудничал с государством. Однако, громко заявил Крупп, возвысив свой глубокий баритон так, чтобы услышала вся Германия, он даже гордится этим: «Нам нельзя поставить в вину, что в трудный час военной опасности мы исполняли свой долг, следуя тем же путем, что и миллионы других немцев на фронте и в тылу, причем многие из них отдали свою жизнь». Альфрид решительно отклонял обвинения в ограблении оккупированных земель. Проблема использования рабского труда для него была сложнее, и это обвинение он игнорировал, как будто такого вопроса вообще не существовало. Он просто говорил, что в его концерне всегда люди были важнее денег, что он воспитан в традиции бережного отношения к людям, которые в нем работали, причем некоторые – на протяжении нескольких поколений. Но Альфрид имел в виду лишь немцев. А рабы не были крупповцами, они не были людьми. С помощью такого софистического приема Крупп мог позволить себе утверждать, что «ничего бесчеловечного» по отношению к работникам фирмы не допускалось.

Судьи работали над приговором около месяца. В вине Альфрида практически никто не сомневался. Разногласия возникли по поводу Лезера, который уже признался в своей подпольной деятельности против Гитлера. Андерсон верил ему и считал, что его следует оправдать. Дейли и Вилкинс, не доверяя показаниям Лезера, выступали за его осуждение. Были разногласии по характеру наказания для Круппа. Все согласились, что Круппа следует лишить свободы, но Дейли и Вилкинс настаивали также и на конфискации имущества.

Приговор был торжественно оглашен 31 июля 1948 года. Язык этого многостраничного документа достаточно резок. В частности, там было сказано, что при Альфриде «фирма Круппов, этот огромный спрут, постоянно выбрасывала свои щупальца в том же направлении, в котором двигалась агрессивная машина вермахта, чтобы всасывать в Германию все, что требовалось для ее военных целей и в особенности – для самой фирмы. Не вызывает сомнений, что это стало возможным в значительной мере благодаря союзу между Круппом и правительством рейха, особенно – командованием армии и флота, а также близости Круппа к Гитлеру. Деятельность концерна во время войны во многом основывалась на ограблении других стран и на эксплуатации принудительного труда масс иностранных рабочих, в отношении которых имели место многочисленные злоупотребления».

Судья Дейли велел «обвиняемому Круппу фон Болену» встать, и, когда он выполнил этот приказ, судья мрачно объявил: «На основании предъявленного вам обвинительного заключения трибунал приговаривает вас к двенадцати годам тюремного заключения с конфискацией всего имущества – недвижимого и движимого». Дейли добавил, что Круппу будет зачтен срок предварительного заключения, начиная с апреля 1945 года. Потом он закончил: «Вы можете сесть».

Крупп сел с трудом. Как отметил Рэгланд, «Крупп весь процесс просидел с видом сфинкса и, услышав о двенадцатилетнем заключении, даже глазом не моргнул». Иное дело – потеря всего имущества его династии. «Он побледнел как полотно. Казалось, что он вот-вот лишится чувств».

Эта часть приговора поразила даже обвинителей. Они не просили о такой мере. Однако Тэйлор и Рэгланд, шепотом посовещавшись, признали эту меру справедливой: в конце концов, ведь тысячи рядовых членов партии ежедневно платят пени судам по денацификации, принцип-то тот же самый. Но и сумма, и отклик – совсем иные. Одна из американских газет опубликовала на другой день статью под заголовком: «Конфискация у Круппа – впервые в практике военных судов». Это было не впервые. 30 июня уже был вынесен приговор о конфискации имущества по делу Германа Рехлинга. Однако ошибки печати бывают живучи, если это кому-то выгодно. И этот газетный заголовок еще долго цитировали в Руре.

Адвокаты-немцы просто остолбенели от этого. Никто почти не слушал приговоров, вынесенных директорам концерна. Йозеф Робинзон в кулуарах пообещал обжаловать приговор в американских судах, вплоть до Верховного. Кранцбюлер заявил репортерам, что американцы «выдали русским входной билет в Рур». Об обвинителях немцы писали: «Преувеличенный характер их обвинений и пренебрежение смягчающими обстоятельствами превращает их скорее в орудие мести, нежели закона». В немецких газетах было немало персональных выпадов против американских судей, а о Круппе весь фатерланд сокрушался, что он выйдет из тюрьмы нищим и почти стариком – в пятьдесят один год.

Это было не вполне верно: у Круппа были и другие источники средств. Он, например, через Бертольда оплатил счета целого штата защитников из зарубежных авуаров. Кроме того, он быстро оправился после вынесения приговора. Снимок, сделанный в тюрьме, запечатлел Альфрида с двумя его директорами: они играют в скат. Игра идет на спички, и столбик у руки Круппа ясно показывает, что он, как обычно, здорово выигрывает.

Глава 26

Верховный комиссар Джон Макклой

В начале августа Круппа вместе с другими осужденными членами совета директоров перевезли в Ландсберг, прелестный городок на юге Баварии, и заперли в тюрьму для военных преступников номер 1 – средневековую крепость над рекой. Здесь в свое время побывал Адольф Гитлер после неудачного «пивного путча», и для многих немцев, любящих легенды, появление там Круппа в роли мученика было совершенно бесподобным событием. За два с половиной года его пребывания возникла настоящая мифология. Некоторые истории были правдой, поскольку Крупп жил по тем же правилам тюремного распорядка, что и остальные заключенные: вставал в 6.30, выносил парашу, держурил на мойке посуды и т. д. Но рассказы о том, будто Альфрид добровольно вызвался работать в мастерских, был сам кузнецом – прямо под стать прадеду – и сам выковал подсвечники для алтаря, пред котором его товарищи по заключению молились за казненных американцами нацистов, – все это полная чепуха, в чем однажды признался автору и сам Крупп.