Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

Вряд Сталину были близки славянофилы с их стараниями, направленными на разработку христианского миропонимания и чрезмерное идеализированное политическое прошлое России. Но еще дальше стоял он от западников, мало интересовавшихся религией и больше всего ценивших политическую свободу. Хотел ли Сталин видеть Россию «духовным вождем» Европы? Не только хотел, но уже и видел. Только не Россию, а Советский Союз. Ну а в качестве духовного наследия он мог предложить (и по мере сил предлагал) Европе свои собственные идеи.

Конечно, возврат Сталина к российской самодержавности имел несколько причин. И главной было приближение войны и необходимость поднятия патриотического духа в народе. Именно поэтому Сталин и преодолел тот левацко-нигилистический подход к отечественной истории, культуре, религии, традициям, который был характерен для 1920-х годов. Ощущая нарастание внешней угрозы и стремясь во что бы то ни стало спасти режим и власть, Сталин пошел в своих устремлениях дальше Ленина, писавшего в «Уроках Коммуны», что «в соединении противоречивых начал патриотизма и социализма была роковая ошибка французских социалистов».

И был трижды прав. Вторая мировая не была войной классов и носила национально-государственный характер, потому и стала для Советского Союза Отечественной. Изощренное политическое чутье не подвело вождя, и его ставка на патриотизм народа, который бил поляков, шведов, французов и тех же немцев, полностью оправдала себя. Хотя на самом деле вряд ли в этом тонком и святом деле играла такую уж большую роль официальная пропаганда. Потому и появились с благославления вождя такие фильмы, как «Петр Первый», «Чапаев» и «Суворов».

И все же в еще большей степени в возрождении патриотизма сыграло свою роль то природное инстинктивное чувство, заложенное в каждого россиянина на генетическом уровне, пробудить которое можно было только, по словам великого русского философа И.А. Ильина, «погасив в нем раба», ибо «и самый высший героизм, и самое чистое самоотвержение являются проявлением свободной, доброй воли».

Ильина Сталин не читал и «гасить раба» в своем народе не собирался. Да и зачем? Враг был разбит, Сталин больше не нуждался в национальном сплочении и, оставив риторику о защите Отечества, стал все больше подумывать об искоренении внутренней крамолы.

Ну а что же так победоносно прошедший по европам народ? Он-то был согласен снова становиться на колени после всех перенесенных им страданий, начиная с Первой мировой войны и кончая Великой Победой? Как это ни печально, народ, а вернее, то население, в которое он снова превратился после войны, и на этот раз в общем-то безропотно принял навязанные ему правила игры.

Почему столько миллионов человек так в общем-то безропотно не только подчинились воле одного человека, но и продолжали (и продолжают) верить ему, несмотря ни на что? По самому большому счету, народ проявляет свою волю несколько раз в несколько столетий: во времена революций. После революции положение меняется. Революционный народ снова загоняется в свои хижины, и править начинают те, кто занял те самые дворцы, против которых он так отчаянно боролся.

Что же касается совсем еще недавно грозного народа, с которым нельзя было не считаться, то он превращается в массу. И как ни печально, но эта лишенная почвы и традиций масса не отвечала, да и уже не могла отвечать, за все происходящее и находилась на самом низком уровне гражданского сознания, что вело к другой беде: потере свободной человеческой природы и превращению в рабов и роботов.

И далеко не случайно такой блестящий историк, как К. Ясперс, писал: «Массы возникают там, где люди лишены своего подлинного мира, корней и почвы, где они стали управляемы и взаимозаменяемы...» Да, эта масса тоже хотела бы высказать свою волю и заставить считаться с собой. Но... это уже невозможно. По той простой причине, что внутри анонимной массы уже не может быть никакой воли. Отныне ее пробуждает и направляет пропаганда, и именно она теперь внушает массам их представления и лозунги, рассказывающие им о том, чего они хотят: мировой революции или коллективизации...

И трижды прав был Ясперс, когда писал, что «человек в условиях террористических политических режимов может превратиться в нечто такое, о чем невозможно было подозревать. Эта реальность концентрационных лагерей, это согласованное движение по кругу пытающих и пытаемых, эта утрата человеческого облика предвещают будущие возможности, которые грозят гибелью всему... Эта опасность страшнее атомной бомбы, так как она угрожает душе человека».

Почему эта самая душа страдает и мутирует прежде всего при тоталитарных режимах? По той простой причине, что ей там нет места. И дело даже не в Сталине, который навязывал сначала марксистские, а потом и свои собственные идеи.

Тотальное планирование, лежащее в основе социалистической экономики, являет собой подчинение государству не только всей экономики, но и всего уклада человеческой жизни. Вместе с уничтожением свободного рынка оно заменяет его статистическими выкладками и определением характера труда, производства и распределения по разумению выделенных для этого лиц, в зависимости от их целей и вкуса. И самая большая беда тотального планирования в том, что оно неизбежно выходит за экономические рамки и начинает подчинять, а значит, и подавлять всю человеческую жизнь, вплоть до духовного творчества.

«Тотальное планирование в области экономики не может быть ограничено... хозяйственной сферой, — отмечал Ясперс. — Оно становится универсальным фактором жизни людей. Регулирование хозяйства ведет к регулированию всей жизни как следствие сложившихся в этих обстоятельствах социальных условий». В результате исчезает свобода выбора, и люди живут, а вернее существуют в этом самом тотально планируемом мире, в котором гибнет духовная жизнь, а вместе с нею и сам человек.

Тех, кто не желал превращаться в массу (в СССР это большинство крестьянства, лучшие представители интеллигенции и казачества) и обладал личными чертами характера, просто-напросто уничтожали. Правда, были и такие, которые все еще мыслили и выражали свои мысли и которых не решился уничтожить даже Ленин (Бердяев и другие знаменитые российские ученые). Он их просто выгнал. В ленинской России они были уже не нужны, как не нужны были свободная мысль и свободное слово.

Ну а те, кто уцелел и остался, являли собой ту самую не обладавшую уже никаким самосознанием неструктурированную массу. И именно она становилась главным объектом пропаганды и внушения, чему Станин всегда придавал большое значение. А чтобы эта самая пропаганда лучше доходила, в стране то и дело постреливали.

Придет время и сторонники Сталина будут с гордостью говорить о том, что вождь, в конце концов, опомнился и, поставив крест на ленинизме, стал строить империю. И построил, да еще какую! Да все так: и опомнился, и построил! Только для кого? Для Мехлиса и Берии? Или для несчастных крестьян, которых и после возникновения советской империи обирали как только могли? А может быть, для по-настоящему талантливых писателей, не имевших возможности произнести свободное слово? Или для выселенных в Казахстан балкарцев? Как это ни парадоксально, но в созданной им красной империи не были счастливы ни Берия, ни писатели, ни тем более крестьяне. По той простой причине, что никто из них не мог быть уверен в том, что доживет до завтрашнего дня. Более того, в ней не нашел ни счастья, ни успокоения даже сам Сталин, который на пике своего величия прятался по комнатам своей дачи и боялся принять лекарство, чтобы не отравили.

Так для кого же, спрашивается, создавалось государство, в котором не было не то что счастливого, просто спокойно живущего человека? Для будущего? Возможно. Если оно только было, это будущее. Поскольку любая империя — красная, белая или желтая — рано или поздно должна рухнуть, как рухнули в свое время Российская, Австро-Венгерская, Османская и империя Габсбургов.

Рухнула в конце 50-х годов прошлого века и советская империя.

Что дальше? Выбор свободного рынка (тоже не подарок!) или снова тотальное планирование? А может быть, нахождение третьего, своего собственного российского пути, по которому и намечено идти России? Кто знает... Создал ли сам Сталин некий промежуточный тип государства, который должен был послужить связующим звеном между прошлым и будущим? И по большому счету, дело было уже не в нем, а в тех, кто пришел после него? Трудно сказать, хотя бы по той простой причине, что после него к власти пришел не Столыпин или Александр II, а Хрущев.

Да и что было бы, приди к ней на самом деле один из подобных этим выдающимся людям? Создание того самого класса фермеров, против которого так яростно боролся Сталин? Дарование народу демократических свобод? Иными словами, опять все на круги своя... А может быть, Сталин со своей могучей империей был пусть и заметной, но все же очередной проходной фигурой в истории, такой же, какой в свое время были Чингисхан и Тамерлан? И весь интерес к нему объясняется, в первую очередь, не его личностью, а тем, что Россия так по сей день и не получила в общем-то давно уже заслуженного ею успокоения и еще остались те люди, которые славили вождя при жизни и так и не научились по капле выдавливать из себя раба?