Забирая жизни. Трилогия (СИ) - Бец Вячеслав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Действительно реальные ценности, – продолжил Леша таким тоном, будто у них тут происходила философская дискуссия, – это свобода, любимая женщина, здоровые дети, преданные друзья, любимое дело. И здоровье. Что ты без всего этого? Не знаю, но уж точно не живой человек.
Его размеренная чёткая речь проникала в самую глубину сознания, щёлкала там чем‑то, но Рома пока не понимал, к чему ведёт Корнеев. Не понимал и Олег и даже намеревался что‑то сказать, но Родионов, заметивший это, сделал ему знак, чтобы молчал. Тот скривился, но послушался.
– Ты, наверное, задаёшься вопросом, к чему я это говорю? – Лёша не гадал, он знал, что это так. – Сейчас поймёшь.
Он поднял с пола и с грохотом положил на стол чемоданчик. Щёлкнули защёлки, и Корнеев раскрыл его, но так, чтобы Зеленевич не мог видеть, что внутри.
– Ты совершил очень неприятные вещи, и теперь думаешь, что тебя убьют. Казнят за то, что ты сделал. Око за око, да? Это логично. Но бессмысленно. Смерть это слишком просто. В таком случае страдать будут те, кто любит тебя, а не ты. Тогда что? Пытки? Ожидаешь, что тебя будут пытать? Можно, но и это бессмысленно.
Зеленевич всё больше погружался в слова Корнеева. Он всё больше запутывался в том, что происходит, и не мог собрать воедино сказанное Лешей. Он желал, чтобы тот закончил, чтобы разъяснил, дал ответ на свой же вопрос – что будет дальше? Что они собираются у него отнять, кроме жизни? Ведь больше у него ничего нет. Или… Неужели… Нет. На такое они не пойдут. Не могут.
– Самый страшный ад это тот, который мы создаём себе сами, – медленно, с расстановкой, будто на ходу обдумывая свои слова, сказал Алексей.
Он деловито достал из чемоданчика жгут, затем медицинскую пилу, и аккуратно разложил на столе.
– Ты будешь жить, мой друг, потому что смерть это слишком просто. Будешь жить, но не весь.
Корнеев всё это время внимательно смотрел на Рому, следил насколько позволяло плохое освещение за его реакциями, мимикой.
– Ты знаешь, что человек может жить без рук, без ног и вообще без конечностей? Представляешь себе такую жизнь? Беспомощный овощ, жизнь в котором можно поддерживать годами и издеваться над его разумом какими угодно способами. Только представь, что даже покончить с собой – не в твоей воле?
Леша выждал немного, давая Зеленевичу возможность это представить. Олег же теперь слушал с интересом и опаской.
– А еслипотом к тебе в таком же виде присоединится твоя жена? Будет годами смотреть на тебя с непониманием, с немым укором, с ненавистью. Потому что будет знать, что это произошло из‑за тебя, что она расплачивается за твои ошибки.
Корнеев медленно достал два блестящих зажима и положил рядом с пилой. Затем извлек бинты и тампоны.
– А ребёнок? – с придыханием добавил он и осуждающе покачал головой.
Глаза Зеленевича раскрылись шире. Подбородок потянулся вниз, раскрывая рот. От одного осознания, что такое вообще возможно, у него перехватило дыхание и на глаза начали наворачиваться слёзы. Нет. Это невозможно. Уж этого они точно не сделают.
– Может быть, ты выстоишь, вытерпишь, когда дело будет касаться только тебя, – продолжая потрошить чемоданчик, рассуждал Лёша, уже не глядя на Зеленевича. – А сможешь ли ты вынести осознание факта, что обрёк на многолетние муки любимых людей? Что из‑за тебя твой ребёнок не умер, нет, а обречён жадными глазами смотреть на мир, который никогда не сможет ощутить, потрогать?
Рома опустил глаза. Верит он в возможность подобного или нет, но отрицать, что это сущий кошмар он не может. По его щеке сбежала первая слеза, которую он, несмотря на всю свою волю, не смог удержать. Нет, он не верил в услышанное. Не верил, потому что даже вообразить себе не мог ничего подобного. Но этот человек… То, как спокойно он всё это говорит… как логично… словно робот, словно бездушная машина… Нет, Рома не верил, не хотел верить… но чувствовал, что этот ужасный тип не лжёт. Его деловитость, спокойствие, точность движений выдавали в нём настоящего психа. Он способен сделать то, о чём говорит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– И ради кого ты собрался обрекать всю свою семью на этот ад? – с лёгким недоумением в голосе спросил Лёша.
Зеленевич всё ещё молчал, но его сопротивление только что было сломлено. Корнеев ещё не знал этого, потому решил продолжить.
– Настоящий мужчина совершает свои поступки с оглядкой на благополучие семьи, – закончил Лёша, захлопывая чемоданчик – в руках у него были шприц и резиновые перчатки. – То, что будет с твоей, если ты сейчас не начнёшь говорить – благополучием назвать трудно. И даже если ты свихнёшься – то уже после того, как увидишь результат своих проступков. И так ты будешь наказан.
Зеленевич смотрел на Лёшу со страхом и ненавистью. То, что он уже пережил просто от рассказа этого маньяка, само по себе было ужасно. Какой же идиот он был, что не подумал о своей семье прежде, чем взяться за это чёртово дело.
– Будьте вы прокляты, – прошептал он через пару секунд. – Чтоб вы сдохли, чтоб вы сами пережили то, что этот душегуб только что описал мне.
Олег ехидно улыбнулся неудаче Корнеева. Родионов удивлённо хмыкнул – он, как и Корнеев, ожидал, что Рома сломается. Леша же не обратил ни малейшего внимания на них и выжидающе смотрел на арестованного.
– Я всё скажу, только не трогайте мою семью, – уставившись в стол, закончил Зеленевич.
Глава 7.5
10Плац было хорошо видно из окна кабинета. Люди уже понемногу начинали собираться, хотя до назначенного времени было ещё более получаса. Павел стоял перед окном, сложив руки на груди, и смотрел на плац. Лицо его выражало недовольство, даже злость. Он доверил сыну довольно простое, но важнейшее задание и тот снова провалился. Опять подошёл к делу спустя рукава, сделал всё не просто топорно, а словно криворукий, безмозглый рукожоп.
Позади скрипнула дверь.
– Зачем ты меня вызвал? – сразу же раздался слегка нагловатый голос Олега.
– Вызывают шлюх и полицию, – зло ответил Павел.
Умение быстро распознавать обстановку, когда она накалялась, принадлежало к тому не такому уж длинному списку навыков, которыми Олег владел очень хорошо. Наглость из голоса мгновенно улетучилась, и следующий вопрос был задан совсем другим тоном.
– Дело в арестах да? – виновато спросил он, проходя к столу. – Ну, да, запороли мы. Сашок, сука…
– Мы? – оборвал сына Павел.
Он обернулся, и в Олега впился требовательный и злой взгляд.
– Какие мы? Ты! Ты запорол! Не Сашок, а ты! Как ты мог допустить убийство четверых человек, двое из которых даже не умеют нормально стрелять?
Олег промолчал. Он ожидал, что ему устроят разнос за эту операцию, но не сумел должным образом подготовиться, поэтому сейчас у него не было аргументов, чтобы отбиться от атак отца.
– Ну, там Сашок…
– Заткнись, – потребовал Павел и снова отвернулся к окну.
Дальше была долгая пауза. В какой‑то момент Олег решил сесть на стоящий неподалёку стул, но отец, краем глаза заметивший его намерение, немедленно отреагировал на эту попытку.
– Стоять! – рявкнул он. – Никто не разрешал тебе садиться.
На лице Олега появилось лёгкое удивление, однако он не вступил в спор. Незачем было и дальше драконить отца. Павел отметил это. Подобное не было характерно для Олега, который всегда отстаивал свои желания и прихоти до конца. Вероятно, говнюк чувствовал свою вину. Редкое явление.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Павел всё ещё был в ярости и причины для этого определенно были. Важнейшая задача была провалена самым халатным образом. У них в организации созрел заговор. И не какая‑то мелочь, а крупная, организованная оппозиция, с которой нужно было бороться не на жизнь, а на смерть. Работы предстояло много, времени было мало, а зацепок оказалось всего ничего. Ведь из девяти имён, названных Зеленевичем, они сумели схватить только троих людей, да и то одного из них при захвате ранили и он вскоре умер, а второго запытали на допросе, и Павел ещё не до конца разобрался, кто именно это сделал. Все участвовавшие: Олег, Сашок и ещё один идиот переваливали вину друг на друга, но больше всего на этого третьего и под натиском Павла тот в итоге сдался и признал, что это был он. Но что‑то подсказывало Павлу, что не всё так просто.