Сёгун - Джеймс Клавелл

— Может быть, вам лучше рассказать мне все, что случилось.

Ябу сказал:

— Рассказывать почти нечего. Я пошел к нему. Он принял меня с минимумом вежливости. Сначала были «приветствия» от господина Ишидо и прямые приглашения вступить в союз с ним, планируя немедленное ваше убийство и убийство всех самураев Торанага в Идзу. Конечно, я отказался его слушать и сразу же, сразу — без самого минимального ритуала вежливости — он протянул мне это! — Его палец воинственно ткнулся в сторону свитка. — Если бы я не имел вашего прямого приказа, защищающего его, я бы тут же разрубил его на куски! Я требую, чтобы вы отменили этот приказ. Я не могу жить с таким позором. Я должен отомстить!

— Это все, что произошло?

— Разве этого недостаточно?

Торанага пропустил мимо ушей грубость Ябу и сердито посмотрел на Оми:

— Это вы виноваты, не так ли? Почему у вас не хватило ума лучше защитить вашего властелина? Считалось, что вы его советник. Вам следовало быть его щитом, вам следовало вывести господина Затаки на чистую воду, попытаться узнать, что на уме у Ишидо, чем он хочет подкупить, какие у них планы. Вы считались надежным советником. Вам дали прекрасную возможность, а вы ее упустили, как неопытный олух!

Оми наклонил голову:

— Прошу простить меня, господин.

— Я-то могу, но не понимаю, почему это должен делать господин Ябу. Сейчас ваш господин принял этот свиток с посланием. Теперь он уже сделал ход и должен выбрать тот или другой путь.

— Что? — спросил Ябу.

— Почему же еще я сделал то, что я сделал? Для отсрочки, конечно, чтобы выиграть время, — сказал Торанага.

— Но один день? Какое он имеет значение? — спросил Ябу.

— Кто знает? День для вас — на день меньше у врага, — глаза Торанага метнулись обратно к Оми. — Послание от Ишидо было устным или письменным?

Вместо него ответил Ябу:

— Устным, конечно.

Торанага не спускал своего пронизывающего взгляда с Оми:

— Вы не выполнили своего долга перед вашим господином и мной.

— Пожалуйста, извините…

— Что точно вы сказали?

Оми не ответил.

— Вы забыли и о вежливости? Что вы ответили?

— Ничего, господин. Я ничего не сказал.

— Что?

Ябу сказал:

— Он ничего не сказал Затаки, потому что он не присутствовал. Затаки хотел поговорить со мной одним.

— Да? — Торанага спрятал свое ликование, так как Ябу открыл ему то, о чем он и сам догадывался, и что открылась часть правды. — Пожалуйста, извините меня, Оми-сан. Я, естественно, считал, что вы присутствовали.

— Это была моя ошибка, господин. Я должен был настоять. Вы правы, я не смог защитить моего господина, — сказал Оми, — мне следовало быть более настойчивым. Пожалуйста, извините меня. Ябу-сама, пожалуйста, простите меня.

Прежде чем Ябу смог ответить, Торанага сказал:

— Конечно, вы прощены, Оми-сан. Разумеется, если ваш господин не взял вас с собой, это его право. Вы не взяли его с собой, Ябу-сама?

— Да, но я не думал, что это так важно. Вы думаете, я…

— Ну, беда уже произошла. Что вы планируете делать?

— Конечно, не обращать на него внимания, господин, — Ябу был обеспокоен. — Вы думаете, я мог избежать того, чтобы мне его вручили?

— Конечно. Вы могли поторговаться с ним, оттянуть на день. Может быть, и больше. Даже на неделю, — добавил Торанага, глубже засовывая нож в рану, злобно радуясь тому, что собственная глупость Ябу насаживает его на крючок, и вовсе не заботясь о том, что Ябу наверняка подкуплен, обманут, обласкан или запуган. — Извините, но дело уже сделано. Не ломайте голову, как вы однажды сказали: «Чем скорее каждый выберет свою сторону, тем лучше», — он встал. — Сегодня вечером нет необходимости возвращаться в полк. Вы оба приглашены ко мне на ужин. Я устраиваю сегодня вечеринку. — «Для всех», — подумал он про себя, с большим удовлетворением.

Ловкие пальцы Кику бегали по струнам, плектр сидел прочно. Потом она начала петь, и ее чистый голос наполнил молчание ночи. Все сидели, как зачарованные, в большой комнате, которая выходила на веранду и в сад за нею, пораженные необычным эффектом, который она производила при мерцающем свете факелов, золотые нити в ее кимоно отблескивали при каждом наклоне над сямисэном.

Торанага быстро огляделся, почувствовав вечерний сквозняк. С одной стороны от него сидела Марико между Блэксорном и Бунтаро. С другой — Оми и Ябу, бок о бок. Почетное место было еще пусто. Приглашали и Затаки, но он, конечно, с сожалением отклонил приглашение в связи с болезнью, хотя и видели, как он ускакал в горы с северной стороны деревни, а в настоящее время со всей своей легендарной силой отдавался любви. Вокруг располагались Нага с тщательно отобранной стражей, где-то внизу ждала Дзеко. Кику-сан сидела на веранде лицом к ним, спиной к саду — маленькая, беззащитная.

«Марико была права, — подумал Торанага. — Куртизанка стоит этих денег». Он увлекся ею, его беспокойство, вызванное приездом Затаки, ослабло. Послать за ней сегодня вечером снова или спать одному? Его мужское естество оживилось, когда он вспомнил о прошедшей ночи.

— Так, Дзеко-сан, вы хотели меня видеть? — спросил он в своих покоях в крепости.

— Да, господин.

Он зажег отмеренный заранее кусок ладана.

— Пожалуйста, приступайте.

Дзеко поклонилась, но он едва ли заметил ее, так как впервые видел Кику так близко. Вблизи черты ее лица оказались еще прекрасней, так как на ней еще не было заметно отпечатка ее профессии.

— Пожалуйста, сыграйте нам что-нибудь, пока мы поговорим, — сказал он, удивленный тем, что Дзеко собиралась разговаривать при ней.

Кику сразу же послушалась, но ее тогдашняя музыка ничего не значила по сравнению с тем, что она исполняла сейчас. Прошлым вечером музыка была успокаивающая, аккомпанемент к деловому разговору. Сегодня вечером она была возбуждающая, пугающая и обещающая.

— Господин, — церемонно начала Дзеко, — можно мне сначала поблагодарить вас за ту честь, которую вы оказали мне, моему бедному дому и Кику-сан, первой из моих дам Ивового Мира. Цена, которую я запросила за контракт, чрезмерна, я знаю, невозможна, я уверена, не согласована до завтрашнего утра, когда ее определят госпожа Касиги и госпожа Тода. Если бы дело касалось вас, вы бы решили его уже давно, так как что такое эти презренные деньги для любого самурая, тем более величайшего дайме в мире?

Дзеко для пущего эффекта выждала паузу. Он не клюнул на приманку, но слегка взмахнул веером, что могло быть понято как раздражение ее экспансивностью, согласие с ее комплиментом, абсолютное неприятие ее цены — в зависимости от ее настроения. Оба прекрасно знали, кто действительно определяет цену.