Демоны на Радужном Мосту. Бег к твердыне хаоса. Девяносто триллионов Фаустов - Джек Чалкер

— Две тысячи восемьсот.

— Выйти из боевого режима. Выровнять давление и открыть все отсеки.

Дверь отсека плавно отъехала в сторону, и все экраны вернулись в обычное состояние.

— Поддерживать состояние боевой готовности, режим автоматической защиты. Поддерживать текущий курс и скорость, избегать любых выходов из подпространства, — приказал он, затем снял командирский шлем, поднялся и прошел в следующий отсек.

Джозеф сидел выпрямившись, тяжело дыша и тряся головой, дабы сделать ее ясной. Все же он достаточно отдавал себе отчет в происходящем, когда поднял глаза на входящего капитана.

— Через пару минут все будет в порядке, — сказал ему капитан. — Это заняло немного больше времени, чем могло бы, потому что пришлось заново отфильтровать большую часть имеющегося воздуха. Я вынужден был использовать один из двух запасных резервуаров, чтобы отцепить от нас ту тварь.

Джозеф закашлялся, но справился с этим.

— Ох, так вот что это было? Я чувствую себя слабым, как ребенок, и голова раскалывается.

— Ты что-нибудь помнишь?

Другой приступ кашля.

— Да. Это было очень странно… Как только мы соединились, я… это было очень непонятно. Не было никакой телепатической связи, но в тот момент, когда я овладел ею, возникла какая-то другая связь, будто я мог чувствовать все, что и она, и наоборот.

— То есть ты загипнотизировал ее? Тогда откуда все эти признаки насилия?

— Капитан, у меня не было никаких мыслей. Была только неограниченная власть, неограниченное вожделение. Она естественная эмпатка, и она была под моим влиянием. Она чувствовала то же, что и я, и действовала соответственно. Скорее это было похоже на двух диких зверей в пылу страсти.

— Но теперь ты в порядке?

Джозеф кивнул.

— Я уже отдышался. Но все-таки помоги мне подняться. — Он вдруг нахмурился. — Что с Тобруш? Она зовет меня, и ее голос звучит довольно странно.

— Она включила системы безопасности в своем отсеке. Думаю, она рассчитывает, что ты поможешь ей выбраться оттуда. Я не знаю, как их выключить.

— Ну да, конечно. Я сначала хотел включить их и здесь, но потом вспомнил, что ты не будешь знать, как отменить это… Сейчас я передам код отмены и тотчас же вернусь.

Модра все еще лежала на полу, тяжело дыша, глаза были открыты, но неподвижно смотрели в потолок.

— Модра? Ты в порядке?

Секунду или две она не отвечала, затем сказала хриплым шепотом:

— Не знаю. Я ощущаю себя чьей-то боксерской грушей, голова будто вот-вот взорвется.

— Ты в курсе, что произошло?

Она пассивно кивнула.

— Я… я была им. И мне это нравилось! А сейчас… сейчас я чувствую себя грязной, словно какая-то из тех черных дряней засела во мне. Он мне отвратителен. Он в моем сознании, а я в его, и тем не менее он мне отвратителен.

— Это все из-за той штуки. Ты должна это знать.

— Неважно, что случилось тогда. Ему и сейчас нравится то, что он сделал!

Капитан вздохнул и пошел к Крише, которая выпрямилась и сидела, озадаченно глядя на него.

— Ты в норме? — мягко спросил он.

— Это был тот же самый кошмар, — сказала она ему. — Только в этот раз он был таким реальным, и он все продолжался, продолжался и продолжался… Он и сейчас во мне. Он не превратился в неприятное воспоминание или беспричинный страх, как было раньше. Я чувствую, будто… будто все вокруг — лишь оболочка, и мои видения могут разбить ее и стать реальностью.

— Это только кошмар, вызванный той штукой из твоего сознания, — уверил он ее самым ласковым тоном, на какой только был способен. — Если хочешь узнать, какова на самом деле реальность, иди помоги Модре. Ей сейчас очень нужен кто-нибудь рядом.

Он похлопал ее по руке и помог встать на ноги; ему пришлось поддержать ее, пока головная боль и тошнота не отступили. Однако как только она почувствовала, что пришла в себя, он направился через люк в последний отсек. Оба, Джимми и Гриста, были уже на ногах и выглядели вполне удовлетворительно, за исключением, может быть, нескольких синяков и порезов, но Гриста казалась разгневанной, а Джимми — нетипично сдержанным.

— Черт побери, Джимми! Тебе чертовски повезло, что меня почти не задело! Что мои мозги остались при мне, и я смогла остановить тебя!

— Заткнись, Гриста! — оборвал Джимми. — Просто замолчи, ладно?

Она обернулась к капитану с отвращением на лице.

— Дерьмо! Как ты думаешь, капитан, стоило мне позволить ему отрезать себе яйца?

Ган Ро Чин почувствовал, как у него отваливается челюсть.

— Что?

— Да, именно это он и собирался сделать. Понимаешь, тут все это началось, а мне в последнее время как раз очень хочется, и вот я отстегнула ремни и подошла к Джимми, который снимал свой скафандр, и я сделала то же самое, правильно? И тут, вместо того, чтобы сделать то, о чем я думала… Следующим номером я увидела: он держит нож в одной руке, а в другой — свои собственные яйца; и я схватила его руку с ножом и опрокинула его, и вынуждена была драться как проклятая, только чтобы удержать его. И вот за это он теперь еще и злится на меня! Можешь ты в это поверить?

Чин посмотрел на Джимми Маккрея.

— Это правда?

Джимми предпочитал смотреть в пол, нежели на капитана, но все же медленно кивнул.

— Это было непреодолимым побуждением, но не совсем бездумным действием. Я, может быть, наоборот, слишком много думал. Неожиданно я понял, просто понял, что должен сделать это. И если бы я поступил так, все было бы хорошо, все бы успешно сложилось, моя душа очистилась бы. Без вопросов. Это было как откровение.

— И ты до сих пор чувствуешь это? И поэтому злишься?

— Я… я не знаю. Сейчас я не стал бы делать этого, но почему-то я все еще не могу отвязаться от мысли, что это правильно. Ты сам сказал это, кэп, — те штуки не знают нас индивидуально. Они просто высвобождают то, что есть в наших собственных сознаниях, то, что мы прячем даже от самих себя. Возможно, из-за этого я все еще девственник. Может быть, я вообще не хочу становиться мужчиной. По крайней мере, не таким путем.

— Более вероятно, что это чувство вины, — ответил капитан, стараясь помочь коротышке чувствовать себя немного лучше. — Ты ведь когда-то был священником, а потом бросил все это: твои обеты, все, на чем основывалась твоя жизнь и во что ты верил вплоть до того момента. И ты до сих пор боишься, что поступил так, потому что был эгоистичным, чувственным. Этот путь — обоюдоострый выход из положения. Ты уничтожаешь причину своего падения и караешь себя одновременно.

Джимми поднял глаза на капитана.

— Я знаком с популярной психологией. Возможно, ты прав. Однако моя проблема более фундаментальна. Если бы я когда-то не был священником, мы все могли погибнуть или были бы снова порабощены в той демонской дыре. Каждая частичка моего знания, делающего меня ценным для остальных, — результат того, что я был священником. И когда я достиг высших сфер, он, этот сущий, узнал меня, он сказал, что мы общались с ним раньше, много раз. Что мы — может быть, все мы — были отобраны. То есть я действительно был инструментом высших сил, каким и должен быть священник. Раньше это было просто. Сначала я был в не-терранских мирах, окруженный не-терранами, а потом у меня на спине была Гриста, а потом нам пришлось много, слишком много думать о другом, и времени на такие вещи просто не оставалось. Но не теперь. Не в этот раз. Когда мы вошли в отсек, я хотел ее, грубо хотел ее, и она хотела меня, и вот так все и вышло. — Его глаза были пустыми. — Не существовало иного выхода из положения, понимаешь? Я знаю, мне бы не хватило сил, чтобы сопротивляться…