Порог (сборник) - Урсула Ле Гуин

Один наплыв этой волны — и моста больше нет. Исчез и огромный город по ту сторону серого пролива. Даже — Башня Солнца у тонула в тумане. И серая вода тоже по степенно исчезает. В светящейся холодным серым светом тишине мы бредем по улице и на ходу едим из бумажного пакета горячие, свежие «френч-фрайз» — тонкие ломтики жареного картофеля.

Я привезла девочку в этот «парижский» город, чтобы купить ей платье, "настоящее платье из Сан-Франциско". Я рассказывала ей, что зеркало в раме из слоновой кости куплено "у Гампса", так что нам пришлось отправиться в магазин «Гампс». Там я купила ей красивую щетку для волос, оправленную в серебро. Она освоилась здесь буквально за несколько секунд. Искоса поглядывая по сторонам, она замечает все на свете. Мы прожили в гостинице всего один день, но ее уже не отличить от местных девочек; она — горожанка до мозга костей, ее ничем здесь не удивишь, она остается полюбоваться с ним вместе фейерверками, как мы любовались ими когда-то на Эмбаркадеро по случаю Четвертого июля. Это было через неделю после нашей свадьбы.

Но, увы, круг разорван и ничего не вернешь. И руки свои два человека соединяют лишь однажды в жизни.

И я поступила правильно, выпустив его руку.

Но что-то я и впрямь устала. На улице, где находится наша гостиница, туман был какой-то особенно плотный, и, когда мы вечером вернулись с ярмарки, я почувствовала себя совершенно без сил. А Лили и Вирджиния и вовсе с ног валились. Вокруг так орали продавцы газет, что сердце мое вдруг похолодело: мне показалось, что они возвещают скорое начало войны.

Теперь уже шесть дней осталось до отъезда домой.

И на этот раз поезд будет ехать в нужном направлении. Поезд называется "Звезда побережьям — красивое название. И в спальном вагоне проводник был такой милый — помог мне устроиться, все время шутил. Он называл меня Мисси: ну что, все в порядке, Мисси? Но когда я ночью проснулась, то увидела, как кружатся за окном горы, танцуют в лунном свете над заливами тьмы… Господи, как я хочу поскорее оказаться дома! До отъезда осталось еще шесть дней. Я превращаюсь в выжатый лимон после прогулок по этим длинным, бесконечно длинным улицам Острова Сокровищ, а вдоль набережной дует такой холодный ветер… Там есть огромные карты мира, а какой-то человек рисует картину, которая больше, чем стена дома, и там есть Венера, выходящая из пены морской, и вокруг нее вьются ветра и цветы. И все такое большое, и так много людей! Их так много, слишком много, и я просто не могу угнаться за мамой и Вирджинией. Они хотят посмотреть все на свете: и каких-то микроскопических животных, и гигантского коня, и спуститься в шахту. Они хотели посмотреть аттракцион "Диковинки Рипли", но когда один человек там выпустил струю дыма из дыры во лбу, мама сказала: "фу!" и отвернулась, и Вирджиния тоже была рада уйти. Но затем она все-таки захотела посмотреть на женщину, перерезанную пополам зеркалами. Как только у них на все это сил хватает? Как они отваживаются с голь решительно ходить по улицам? Машины ведь так и свистят мимо!.. Откуда они знают, на какой автобус или трамвай садиться? И где остановка? И как они отличают нашу гостиницу от прочих огромных зданий, которые как две капли воды похожи друг на друга? Я, например, спокойно прошла мимо нашей гостиницы и собиралась идти дальше, когда они засмеялись и окликнули меня. Почему у них хватает храбрости чувствовать себя, как дома, в этом странном мире, полном незнакомцев?

Я никогда в жизни не забуду красоту и великолепие Всемирной ярмарки. Я знаю, что это великолепие связано с тем городом, где я непременно буду жить, и я всю свою жизнь готова отдать за это!

Самое лучшее — это, конечно, Конь. Мы пешком возвращались к остановке автобуса, который должен был отвезти нас назад в Сан-Франциско; мы целый день провели на Острове Сокровищ и очень устали; и до чего там было холодно! Дул холодный ветер и нес туман, но я вдруг увидела вывеску: "Самая большая лошадь в мире!". И я спросила, нельзя ли нам посмотреть. Бабушка никогда не говорит «нет», только на гребную экскурсию меня не отпустила. Так что мы вошли в эту дверь. Сперва, правда, тот человек сказал нам, что у него уже закрыто, но тут бабушка заглянула внутрь и говорит: "Господи, какая красота!" И она сразу очень этому человеку понравилась, и он нас впустил — одних, больше там никого не было. Он взял деньги и стал рассказывать о своем Коне.

Он назывался «першерон» и был очень красивый, серый в яблоках — такое бывает иногда небо над океаном. А голова у него — с меня! И когда Конь повернулся и посмотрел на нас своими огромными темными глазищами с длинными черными ресницами, у меня просто сердце замерло от ужаса и восторга. Он был великолепен! Но так терпеливо стоял в своем стойле на сухой соломенной подстилке! Рядом с ним хозяин, очень крупный мужчина, выглядел, как маленький мальчик. А потом я робко спросила, можно ли мне до Коня дотронуться. И его хозяин сказал: "Конечно, детка!" — и я осторожно коснулась блестящего, серого в яблоках плеча, Конь повернул ко мне голову, и я погладила его по широкой мягкой морде и почувствовала его теплое дыхание. А мужчина приподнял одну из передних ног Коня и показал нам, какое у него огромное копыто. За копытом росла жесткая курчавая шерсть, которая называется «щетка», а само копыто было размером с деревянное блюдо для хлеба, и на нем были огромные подковы, прибитые гвоздями. И хозяин Коня спросил: "Не желает ли маленькая леди прокатиться верхом?". И мама сказала: "Ах, нет, нет!" — но бабушка спросила у меня: "Ну что, хочешь на нем покататься, Вирджиния?" И я даже ответить ей сразу не смогла: мне казалось, что сердце у меня раздулось, заполнило всю грудь и готово выпрыгнуть наружу. Хозяин Коня помог мне перебраться через ограду стойла, а потом подсадил меня, даже чуть подтолкнул, и я уселась верхом на Самую Большую Лошадь в Мире. Спина у Коня была шириной с кровать, и ноги мои смешно торчали в разные стороны… И он был очень теплый! Я потрогала его гриву, заплетенную в косички — много-много косичек, закрученных тугими, почти белыми узлами, свисали с его великолепной серой шеи. И он так смирно стоял… Только мы никуда не могли с ним поехать, потому что он был в своем стойле привязан. "Когда вы его выводите?" — спросила бабушка, и мужчина ответил: "Обычно очень рано, до того, как откроется ярмарка. Проведу его в поводу по ближним улицам вверх-вниз, вот и все". — "На это наверное стоит посмотреть!" — сказала бабушка, и я представила себе эту картину, огромный Конь осторожно и неторопливо, горделиво выгибая шею, выступает ранним утром по улице и в тишине, как гром, как землетрясение, впечатывает в мостовую свои тяжелые подковы…