Сборник "Лучшее". Компиляция. Книги 1-9 - Казанцев Александр Петрович

И тотчас по требованию Бернштейна на яхте был объявлен аврал. Матросы и боцман носились по палубе как сумасшедшие. Профессор подгонял их, удивляя своей придирчивой энергией и Ганса Шютте, и Тросса.

Дядя Эд, выполняя указание руководителей экспедиции, безжалостно загружал работой моряков.

На берег доставили какие-то приборы, соединили их проводами.

С яхты виднелась маленькая фигурка лохматого человека в противогазе, бегающего по скалистому берегу.

— Сколько я ни верчусь около господ ученых, никак не могу понять,

— ворчал Ганс Шютте. — Только подумаешь, что добрался смекалкой до их рычагов управления, ан нет! Выкинут тут такое, что и во сне не увидишь.

— Думаю, что видеть сны сейчас нам с вами, Ганс, неуместно, — заметил Тросс.

— Я и то так думаю, но спать смерть как хочется.

— Давайте установим дежурства. Сменяемся через каждые два часа, — предложил Тросс.

Ганс Шютте охотно согласился.

Матросы волокли по палубе какой-то тяжелый прибор. Подъемная стрела должна была подхватить его и перенести в ожидавший внизу катер.

Если Шютте и Тросс выходили на палубу по очереди, то профессор отдыха не знал и не давал его никому из своих помощников. Дядя Эд поминал всех морских чертей. Матросы изнемогали.

Профессор чуть успокоился только да следующий день к вечеру.

Моряки полегли замертво, засыпали где попало, не только в кубрике, но и в шлюпках у бортов, на связках канатов, у лебедок.

Но Бернштейн не уснул.

Он медленно бродил по палубе и выстукивал костяшками пальцев дробь о невидимые преграды.

Перед утром он постучал в иллюминатор каюты Тросса. Тот словно и не спал и вышел к нему свежий, бодрый, в вычищенном и отглаженном белоснежном костюме.

— Прошу извинить меня, мистер Тросс, если я недостаточно учтив, вызывая вас на палубу в столь ранний час.

— Я рад побыть с вами наедине, профессор, — ответил Тросс.

— Вот именно наедине. Я слышал храп герра Шютте и потому постучал в вашу каюту. Экипаж весь спит. Даже боцмана нет на мостике. Нам не помешают.

— Я не знаю, кто мог бы нам помешать.

— Я хочу проститься с вами, мистер Тросс. Вы были крайне симпатичны мне, какое бы место около Вельта вы ни занимали.

— Все мы занимаем около него какие-то места, — неопределенно отозвался Тросс. — Но почему проститься, проф? Я не вполне вас понимаю.

— И не надо, не надо понимать. Я хотел, но не смог вам довериться. А теперь хочу взять с вас слово. Вы отвечаете передо мной за жизнь всех, кто останется на яхте.

— Останется? Разве кто-то должен сойти, на, берег?

— Да, кто-то… сейчас неважно кто. Я хочу взять с вас слово.

— Я охотно вам его дам. Но может быть, вы объяснитесь?

— Отчасти. Только отчасти, мистер Тросс. Дело в том, что ваш поэт, о котором вы вспоминали на Аппалачах, кажется, был прав. Хотя одновременно и не прав! Не закат, а рассвет!..

— То есть?

— В сто тысяч солнц рассвет пылал! То есть запылает! И вот тогда… тогда, чего бы вам это ни стоило, выводите яхту в океан, спасите людей, всех до единого.

— Профессор, вы внушаете мне тревогу, я вынужден буду установить за вами особое наблюдение.

— Вы хотите сказать, что не пустите меня в шлюпку?

— Я постараюсь вас отговорить.

— Отговорить от чего? От выполнения данных мне Вельтом поручений?

— повысил голос профессор.

— Нет. От этого я не имею права вас отговаривать.

— Тогда не препятствуйте мне. Запомните все, что я вам сказал.

— Верьте, уж я-то не забуду.

— И скоро рассвет?

— Должно быть, через час.

— Тогда мне пора. Я проведу решающий опыт один. Я посвящаю этот опыт мистеру Вельту, так и передайте ему вместе с моим письмом. Оно у герра Шютте. Теперь идите к себе, оставьте меня одного. Все, сэр.

Тросс сразу же пошел будить Ганса Шютте, чтобы скорее узнать содержание письма Бернштейна.

Но Шютте на стук не отзывался.

И когда Тросс наконец попросту взломал дверь к нему в каюту, тот долго сидел на койке, не в состоянии что-либо понять. Это промедление стоило миру неисчислимых бед…

Тросс буквально силой вырвал у Шютте злополучное письмо, которому тот не придал никакого значения.

Бернштейн встречал зловещий фиолетовый восход солнца, стоя на капитанском мостике яхты. Измученная команда спала.

Профессор медленно прохаживался взад и вперед. Одну руку он заложил за спину, другой нервно постукивал по перилам. Он ждал, когда покажется солнце: ему нужен был дневной свет.

Угрюмые скалы рыжевато-фиолетовым кольцом зажали бухту, вода которой казалась тяжелой и маслянистой. Колючий ветер разогнал вчерашнюю вату и очистил небо.

Профессор, который от природы был дальтоником, не мог бы точно сказать, где синь неба переходит в фиолетовый оттенок воздуха над Аренидой. Кстати, он и не смотрел на небо. Профессор интересовался только тем, когда станет светло.

В каменной чаше было еще темно, как за ставнями, но высоко в облаках уже розовел день.

Профессор крадучись прошел по палубе и спустился по трапу в шлюпку, долго отыскивая ногой, куда можно ступить. В шлюпке оказалось только одно весло, но профессор не стал искать другого и поплыл с одним.

Он неумело хлопал веслом по воде, перекладывая его из одной уключины в другую; шлюпка его долго и бессмысленно вертелась на одном месте. Он достиг наконец берега, но совсем не там, где хотел.

Вышедший из камбуза кок видел силуэт человека с растрепанной шевелюрой, идущего по берегу и размахивающего рукой.

Позевывая и потягиваясь, негр наблюдал, как профессор Бернштейн подошел к аппарату. К этому месту сходились электрические провода со всего острова. Неожиданно Бернштейн сбросил противогаз и несколько секунд смотрел на взошедшее солнце.

А потом негр-кок стремглав бросился к колоколу, висевшему у каюты шкипера. Он стал исступленно звонить, истошно крича:

— Пожар! Пожар!

Белки его округлившихся глаз сверкали.

Выскочивший первым на палубу Тросс при взгляде на берег бухты проклял себя.

Весь берег со всех сторон бухты пылал.

Тросс обязан был это предвидеть, обязан!..

Глава IV. ПЫЛАЮЩИЙ ОСТРОВ

Остров пылал.

Все берега бухты превратились в огненное кольцо. Фиолетового дыма теперь не было видно, на его месте бушевало пламя.

Тросс стоял на капитанском мостике яхты. Он был без противогаза. Фиолетовый газ, а с ним и закись азота не проникали теперь в район, окруженный пламенем.

Растерянный Ганс Шютте и дядя Эд поднимались на мостик по трапу, еще не сняв противогазы.

Глядя на Тросса, они освободились от масок.

— Тысяча три морских черта! Я подозревал, что утону, но адской сковородки при жизни не рассчитывал увидеть, — проворчал боцман.

— Что будем делать, шеф? — растерянно спросил Ганс.

— Свистать всех наверх. Надеть пожарные робы, пустить все помпы. Брандспойтами окатывать палубные надстройки и борта яхты. Мистер Вильямс — к штурвалу. Вперед до полного — на выход из бухты!

Дядя Эд повиновался и взялся за ручки штурвала, повторив команду Тросса в машинное отделение.

— Вот прочтите, — протянул Тросс Шютте распечатанный конверт.

— Тут адрес бит-босса. Кто осмелился вскрыть?

— Я. Содержание письма придется передать по радио.

— А что случилось? Катастрофа? Где наш лохматый? Жив ли он?

— Профессор Бернштейн привес себя в жертву человечеству и погиб вместе со всеми запасами фиолетового газа, теперь не доступными никому. Я проклинаю себя за то, что не предотвратил этого.

На палубе толпились испуганные матросы.

Повинуясь полученному приказу, они впопыхах напяливали на себя брезентовые и асбестовые костюмы, поливали друг друга водой из брандспойтов. Была включена вся противопожарная система. Искусственный дождь обрушился на палубу.

С мостика слышался хриплый голос дяди Эда:

— Якорь мне в глотку! Вперед до полного! Право на борт! Из геенны огненной — в океан на всех парусах! Эх-ха! Эгей! Пираты — к брандспойтам! Маски снова надеть, когда будем проходить через щель. Все больше шансов, что в аду вас примут за своих! В топоры! Якорь всем в глотку, если не хотите живыми жариться в аду!