Оно - Стивен Кинг

Бен закружил по дну ямы, держась за толстый живот, делая вид, что его сейчас вырвет. Майк зажал нос, но смеялся так сильно, что из глаз брызнули слезы.

— В чем дело? — спросил Ричи. — Какая муха вас укусила? Я же хорошо спел! Действительно хорошо!

— Да ладно. — Майк так заливался смехом, что едва мог говорить. — Это ж так смешно. Я хочу сказать, правда смешно.

— У негров нет вкуса, — фыркнул Ричи. — Я думаю, так даже написано в Библии.

— Твоя мутер. — Майк засмеялся еще сильнее. А когда Ричи, в искреннем недоумении, спросил, что это значит, Майк уселся на землю и, качаясь взад-вперед, схватившись за живот, просто визжал от смеха.

— Ты, наверное, думаешь, что я завидую. — Ричи ничего не понимал. — Ты, наверное, думаешь, что я хочу быть негром.

Теперь уж Бен повалился на землю, безумно хохоча. Все его тело тряслось. Глаза вылезли из орбит.

— Хватит, Ричи, — сумел просипеть он. — Я наложу в штаны. Я с-сдохну, если ты не п-прекратишь.

— Я не хочу быть негром, — продолжил Ричи. — Кому охота носить розовые штаны, и жить в Бостоне, и покупать пиццу кусками? Я хочу быть евреем, как Стэн. Я хочу владеть ломбардом и продавать людям ножи с выкидными лезвиями, и пластмассовую собачью блевотину, и подержанные гитары.

Бен и Майк уже рыдали от смеха. И смех их разносился по зеленой заросшей ложбине, которую ошибочно называли Пустошью, заставляя птиц подниматься в воздух, а белок на мгновение замирать, прерывая свои дела. Это был смех беззаботной юности, пронзительный, веселый, полный жизни, чистый, свободный. И практически все живые существа, которые его слышали, реагировали одинаково, но одно существо вывалилось из бетонной дренажной трубы в Кендускиг, в его верхнем течении, уже неживым. День назад над Дерри разразился сильнейший ливень (будущий клубный дом практически не пострадал: как только начались земляные работы, Бен каждый вечер накрывал яму куском брезента, который Эдди реквизировал с задворок «Источника Уоллиса»; вонял брезент ужасно, но с отведенной ему функцией справлялся), и в дренажных трубах и тоннелях два или три часа бурлили потоки воды. Именно эта вода и вытолкнула труп на солнце, чтобы его скоренько нашли мухи.

Этого девятилетнего мальчика звали Джимми Каллум. От лица остался только нос. Все остальное превратилось в жуткое месиво. Голое мясо усеивали глубокие черные дыры, и, пожалуй, только Стэнли Урис смог бы определить, что дыры эти — от ударов клювом. Ударов очень большим клювом.

Вода перекатывалась через грязные хлопчатобумажные штаны Джимми Каллума. Его белые руки оставались на поверхности, как дохлые рыбы. Руки тоже исклевали, но не так сильно. Рубашка с огурцовым узором раздувалась и опадала, раздувалась и опадала, как мочевой пузырь.

Билл и Эдди, нагруженные досками, найденными на свалке, пересекли Кендускиг по выступающим из воды камням в каких-то сорока ярдах от тела. Они услышали, как заливаются смехом Ричи, Бен и Майк, улыбнулись сами и прибавили шагу, не заметив тела Джимми Каллума, чтобы посмотреть, что так развеселило их друзей.

Они все еще смеялись, когда Билл и Эдди вышли на поляну, вспотев под тяжелым грузом. Эдди, обычно бледный как смерть, и то чуть раскраснелся. Они свалили доски на уже почти исчезнувшую кучу расходных материалов. Бен вылез из ямы, чтобы проинспектировать добычу.

— Отлично! — воскликнул он. — Bay! Круто!

Билл плюхнулся на землю.

— М-мне сейчас с-свалиться с и-инфарктом и-или чу-уть по-одождать?

— Подождать, — рассеянно ответил Бен. Он тоже принес в Пустошь кое-какой инструмент и теперь склонился над новыми досками, выбивая гвозди и выкручивая шурупы. Одну доску отбросил — треснутая. При постукивании по второй в трех местах обнаружились полости, так что Бен отбросил и ее. Эдди сидел на куче земли, наблюдая за ним. Пустил в рот струю из ингалятора, когда Бен вытаскивал из доски ржавый гвоздь, воспользовавшись молотком-гвоздодером. Гвоздь вылезал со скрипом, напоминавшим визг маленького неприятного зверька, которому не понравилось, что на него наступили.

— Ты подхватишь столбняк, если поранишься о ржавый гвоздь, — проинформировал Эдди Бена.

— Да? — переспросил Ричи. — Что такое сифняк? Звучит, как женская болезнь.

— Мозгов у тебя, как у птицы, — огрызнулся Эдди. — Не сифняк, а столбняк. И означает это сжатие челюстей. Вызывают болезнь особые микробы, которые живут в ржавчине. Понимаешь, если ты порежешься о ржавый гвоздь, они могут попасть в твое тело и… э… твоим нервам придет пипец. — Эдди покраснел еще сильнее и вновь прыснул из ингалятора в рот.

— Сжатие челюстей, господи. — Слова Эдди произвели впечатление на Ричи. — Не позавидуешь.

— Будь уверен. Сначала твои челюсти сцепляются так сильно, что ты не можешь их разжать даже для того, чтобы поесть. Тебе проделывают дырку в щеке и кормят жидкостью через трубку.

— Ух ты! — Майк стоял в яме, подняв голову, широко раскрыв глаза. Белки яркими пятнами выделялись на коричневом лице. — Правда?

— Мне сказала мама, — ответил Эдди. — А потом у тебя сжимается горло, и ты уже ничего не можешь есть, и умираешь от голода.

Они молча переваривали весь этот ужас.

— Это неизлечимо, — веско добавил Эдди.

И вновь ему ответило молчание.

— Поэтому я всегда остерегаюсь ржавых гвоздей и подобного дерьма, — подвел итог Эдди. — Однажды мне делали противостолбнячную прививку, и это действительно больно.

— Тогда почему ты ходишь на свалку с Биллом и тащишь сюда все это барахло? — спросил Ричи.

Эдди коротко глянул на Билла, смотревшего вниз, в яму, которой предстояло стать клубным домом, и любовь и обожание, читавшиеся в этом взгляде, вполне могли сойти за ответ, но Эдди тихонько сказал:

— Иной раз что-то нужно сделать, не считаясь с риском. Эта первая важная истина, которую я узнал не от мамы.

Опять последовало молчание, но не такое уж неловкое, потом Бен принялся выбивать ржавые гвозди, и вскоре к нему присоединился Майк Хэнлон.

Транзистор Ричи, лишенный голоса (по крайней мере до тех пор, пока родители не выдадут Ричи очередную порцию карманных денег на неделю, или он сам не найдет лужайку, которую надо выкосить), покачивался на нижней ветви под легким ветерком. У Билла появилось время подумать над тем, как все это странно, странно и замечательно, что этим летом они все собрались здесь. Знакомые ему дети уезжали к родственникам. Знакомые ему дети уезжали с родителями в отпуск в «Диснейленд» в Калифорнию или на Кейп-Код, или — в одном случае — в невообразимо далекое место с необычным и каким-то ускользающим названием — Гштаад. Дети уезжали в церковный лагерь, дети уезжали в скаутский лагерь, дети уезжали в лагеря для богатых детей, где их учили плавать и играть в гольф, где ты учился говорить: «Эй, отличный удар», — вместо «Чтоб ты сдох», — когда твой соперник в теннисе подавал на вылет; дети, родители которых просто увозили их КУДА ПОДАЛЬШЕ. Билл мог это понять. Некоторые знакомые ему дети хотели уехать КУДА ПОДАЛЬШЕ, напуганные монстром, бродившим в то лето по Дерри, но Билл подозревал, что родителей, которые боялись этого монстра, гораздо больше. Люди, которые планировали провести отпуск дома, внезапно принимали решение уехать КУДА ПОДАЛЬШЕ.