Весь Эдгар Берроуз в одном томе - Эдгар Райс Берроуз

Акут заговорил первый.

— Корак, могучий боец, убил вашего царя! — прорычал он, указывая на мёртвое тело. — Нет никого в джунглях более великого, более сильного, чем Корак, сын Тарзана! Теперь Корак — царь вашего племени. Кто из вас скажет о себе, что он сильнее Корака?

Это был вызов всем, кто осмелился бы оспаривать права Корака на царское звание. Обезьяны заволновались, забормотали; затем молодой самец выступил вперёд, переваливаясь на толстых коротких ногах. Он ощетинил шерсть, оскалил зубы и свирепо зарычал.

Это был зверь огромных размеров, в полном расцвете сил. Он принадлежал к тому редкостному типу обезьян, который очень высоко ценится белыми людьми. Белые совершают специальные, иной раз труднейшие экспедиции в самые неприступные чащи джунглей, чтобы добыть такую обезьяну. Даже туземцам редко удаётся увидеть этих могучих, волосатых первобытных людей.

Корак выступил вперёд, чтобы грудью встретить чудовище. Он грозно рычал. В его мозгу быстро созрел план действий. Схватиться с этим здоровенным зверем сейчас же после трудной и ожесточённой борьбы с царём Корак не мог; у него не хватило бы сил. Он должен добиться победы другим более доступным ему путём.

Он пригнулся к земле, готовый встретить врага; ему пришлось, однако, немного подождать: его противник для назидания зрителей, а также для того, чтобы устрашить Корака, счёл необходимым перечислить все свои великие подвиги, описать своё могущество и вкратце изложить свои намерения по отношению к ничтожному Тармангани, которого он собирался примерно наказать; окончив свою речь, самец приступил к боевым действиям. Со скоростью курьерского поезда он ринулся на спокойно стоящего Корака. Кулаки обезьяны были сжаты, а пасть широко раскрыта. Корак не двигался, пока длинные руки не потянулись, чтобы обхватить его стан. Тогда юноша проскользнул под протянутыми руками зверя, по пути нанёс ему страшный удар в верхнюю челюсть и отскочил в сторону, а разогнавшийся самец пролетел мимо, и его волосатое тело тяжело рухнуло на землю.

Взбешенный зверь взметнулся, чтобы мгновенно вскочить на ноги. Пена покрывала его губы; маленькие глазки налились кровью; кровавая слюна с храпом вырывалась из его пасти. Но Корак стоял над поверженной обезьяной, и в ту секунду, когда косматая морда поднялась над землей, нанёс ему второй удар. Зверь снова упал в траву.

Опять и опять пробовал подниматься с земли самец, но снова могучий кулак Тармангани опрокидывал его на землю. Слабее и слабее становились усилия зверя. Кровь залила ему лицо и грудь. Багровый поток хлынул из носа и изо рта. Толпа, которая раньше подбадривала его сочувственным рёвом, теперь осыпала его издевательствами. Симпатии его сородичей перешли на сторону Тармангани.

— Ка-года? — спросил Корак, ещё раз опрокидывая на землю самца.

Опять упрямый самец попытался подняться на ноги. И ещё раз могучий удар поверг его обратно в траву.

— Ка-года? — спросил Корак. Это значило на обезьяньем языке: сдаёшься?

Одну минуту зверь лежал неподвижно, тяжело дыша. Потом с искривленных губ слетело единственное слово: ка-года.

— Вставай и убирайся к своим! — сказал Корак. — Я не желаю быть царём того племени, которое когда-то прогнало меня. Идите своей дорогой, а мы пойдём своей. Быть может, мы будем друзьями, но быть вашим царём я не желаю.

Старый самец медленно приблизился к Кораку.

— Ты убил нашего царя, — сказал он. — Ты победил того, кто мог бы сделаться нашим царём. Ты из милости сохранил ему жизнь. Кто же будет управлять нами?

Корак указал на Акута.

— Вот ваш царь! — сказал он.

Но Акут не хотел расставаться с Кораком, хотя его очень тянуло вернуться к родному народу. Он стал упрашивать Корака поселиться среди обезьян.

Юноша молчал. Он думал о Мериэм. Где ей будет лучше? Где она будет в большей безопасности? Если Акут уйдёт к обезьянам, Кораку придётся одному, без посторонней помощи охранять Мериэм. Это очень трудно. Если, с другой стороны, он и Мериэм присоединятся к обезьяньему племени, разве сможет Корак спокойно уходить на охоту, оставляя Мериэм одну среди человекообразных? Обезьяны не умеют сдерживать свои дикие страсти. Какая-нибудь самка может из ревности воспылать злобой к стройной белой девушке и убить её во время отсутствия Корака.

— Мы будем жить по соседству, недалеко от вас, — наконец сказал Корак. — Когда вы перекочуете на новое место, я и Мериэм перекочуем за вами. Мы всегда будем устраиваться поблизости от вас. Но жить среди вас мы не

будем.

Акут не соглашался. Ему не хотелось расстаться с Кораком. Он наотрез отказался вернуться к родному народу; но когда он увидел, как последняя обезьяна исчезает в густых ветвях, когда он увидел нежные взгляды, которые бросила на него молодая самка убитого царя, голос крови заглушил все остальные чувства, и, бросив прощальный взгляд на любимого Корака, Акут ринулся за красивой самкой в тёмные заросли первобытного леса.

Когда Корак ушёл из негритянской деревни по окончании своей хищнической экспедиции, вопли обобранной им жертвы и прочих женщин и детей заставили встревоженных воинов бросить рыбную ловлю и охоту и поспешить в деревню. Бешенство овладело дикарями, когда они узнали, что белый дьявол опять ворвался в их хижины, до смерти перепугал их жён, украл стрелы, снял с одной из женщин дорогие украшения и разграбил склады съестных припасов.

Они испытывали суеверный ужас перед этим лесным духом, который охотился в сопровождении огромной обезьяны; но их злоба была так велика, что они побороли свои страхи и решили отомстить ему и навсегда избавить джунгли от его зловредного присутствия.

Через несколько минут два десятка разъярённых чернокожих воинов, самых храбрых и проворных из всего племени, пустились в погоню за Кораком и Акутом.

Корак и Акут лениво и медленно перепрыгивали с дерева на дерево. Они не думали о погоне и даже не