Дом призрачных лиц - Хелен Вестон

– Поиски чего?

– Как вам сказать… Возможно, письмо – последнее письмо от моей сестры – объяснит все лучше, чем способна это сделать я.

Она достала из кармана конверт, вынула из него несколько листков и протянула Тео. Но, к моему удивлению, Тео не торопился его брать.

– Будет лучше, если вы прочтете нам его сами, – сказал он. – Но сначала – Алвина, поставь, пожалуйста, кофе. Ведь наша гостья очень голодна.

– Вы правы, – смущенно призналась Мирабел.

– Прошу вас – не начинайте читать, пока я не вернусь, – сказала Алвина.

– Конечно, я подожду вас, – заверила Мирабел. Затем она вновь обратилась к Тео:

– Судя по всему, Роуз писала накануне Марди-грас. Всего за день или два до своего исчезновения.

– Да, это случилось как раз в ночь Бала масок.

– Роуз была так счастлива, что ей оказали честь стать его участницей. В предыдущем письме она восторженно рассказывала о том, какое замечательное зрелище ее ждет, и какое великолепное платье она приготовила. Я никогда не поверю, что сестра могла с кем-нибудь сбежать: она была совершенно счастлива с Эймсом, она слишком любила его, чтобы совершить такое…

В эту минуту из кухни прибежала запыхавшаяся Алвина, уселась рядом с Тео и сообщила:

– Кофе и бисквиты скоро будут готовы. А пока давайте послушаем, что же написала Роуз в своем письме. Надеюсь, это поможет нам наконец открыть тайну ее исчезновения.

– Боюсь, что нет, – вздохнула Мирабел. – В строках этого письма – предчувствие скорой гибели. В нем идет речь о престранных вещах. Например, Роуз пишет о какой-то зеркальной комнате. Собственно, именно ее я искала в доме, но…

– Зеркальная комната? – спросил Тео. – Уверяю вас, такой комнаты в доме нет и никогда не было!

– Давайте обратимся к письму, – сказала Мирабел. Она разложила на коленях примятые, потрепанные страницы – по-видимому, письмо перечитывалось множество раз – и начала читать:

Милая Мирабел!

Я еду на карнавал! Пройдет лишь несколько дней – и я увижу это замечательное зрелище. До сих пор не могу поверить – это как счастливый сон, даже хлопотные приготовления мне в радость.

Но вместе с радостным ожиданием во мне живет теперь страх, ибо недавно со мною произошли странные, необъяснимые события. Я никому не рассказывала о них, даже любимому супругу, – он может заподозрить, что у меня начинает мутиться рассудок. Я доверяю свою тайну тебе – ты лучше других знаешь, что меня никогда не преследовали кошмары и галлюцинации и что я не любительница сочинять страшные истории. То, что я намерена поведать тебе – не бред и не выдумка. Клянусь: все это случилось в действительности.

Прошлой ночью я легла спать совершенно изможденной последними приготовлениями к балу и тут же заснула. Не знаю, много ли прошло времени с этого момента, но когда я проснулась, то почувствовала ужасный холод – словно я внезапно очутилась на улице. Испуганно открыв глаза, я увидела, что лежу на полу в совершенно темной комнате. Между тем непроницаемая пелена мрака пришла в движение, закружилась, закачалась; внезапно вспыхнуло пламя свечи, потом еще и еще, и вот уже их горело тридцать, сорок, а может быть, и более… Я увидела, что вокруг меня движется странное, невиданное существо; впрочем, возможно, этих существ было множество десятков: повсюду – на стенах и даже на потолке – висели огромные зеркала, умножая и мое собственное отражение; существа же, казалось, заполнили всю комнату.

Леденящий ужас сковал меня, я не в силах была даже крикнуть. Тем временем омерзительные твари – теперь я не сомневалась, что их было больше одной, – расселись за длинным столом в центре комнаты. Ощущение нереальности происходящего не покидало меня – словно все это было лишь отражением на поверхности тонкой, дрожащей пленки, которая, казалось, вот-вот лопнет точно мыльный пузырь.

И вот одно из них заговорило. Мерзкий, скрипучий голос, произносивший страшные слова, звучал слишком явственно – мои надежды на то, что это всего лишь кошмарный сон, рухнули вмиг.

Существо – невозможно было определить, мужчина это или женщина, – объявило, что Суд Зеркал признал меня виновной в не знающем границ тщеславии, порочащем женское достоинство. За это меня ждет суровая кара; если же я расскажу кому-нибудь о том, что произошло, то буду казнена немедленно.

Вот почему я не осмелилась никому даже словом обмолвиться о событиях вчерашней ночи. Где я была, кто были эти существа, и каким образом они доставили меня туда, не разбудив, остается загадкой… Я металась по страшной комнате, пытаясь найти выход, билась о холодную гладь зеркал. Я чувствовала, что схожу с ума, – и тут силы оставили меня, и я упала без чувств. Я очнулась в тепле уютной постели, увидела знакомую обстановку нашей спальни и вздохнула с несказанным облегчением. Казалось, страшный сон остался позади. Но я, сама того не желая, вновь и вновь вспоминаю минувшую ночь, и с каждой минутой крепнет во мне уверенность, что все это было наяву. Еще немного – и ужас лишит меня рассудка.

Самое страшное в том, что мне не к кому обратиться за помощью. Я никому не могу довериться, даже собственному мужу, – слишком велика боязнь жестокой расплаты, обещанной Судом Зеркал. Кто были мои судьи, кто были эти бесполые твари в длинных черных плащах, в чьих пунцовых лицах и черных, спутанных, грязных волосах не было ничего человеческого?

Страх не покидает меня ни на минуту, я чувствую: совсем скоро со мной произойдет что-то ужасное. Завтра долгожданный Марди-грас, и я благодарю небеса за счастливую возможность быть среди многочисленных участников красочного карнавала. Но гнетущее предощущение безжалостной расправы, увы, лишает меня способности разделить их радость и веселье. Я обыскала весь дом, надеясь найти зеркальную комнату, – но тщетно.

И вот еще о чем я хотела тебе рассказать. Примерно неделю назад я упала с лестницы. Так вот, я совершенно уверена, что поперек ступенек был натянут тонкий, но крепкий шнур, – кто-то намеренно подстроил все это. Однако когда я поделилась своими подозрениями с Эймсом, он в ответ лишь рассмеялся, чем ужасно меня обидел. Еще и поэтому я не надеюсь сейчас найти у него защиты – он не просто мне не поверит, но сочтет меня душевнобольной.

Все мое тело до сих пор покрыто синяками. Я мучаюсь невыносимыми головными болями – уж не знаю, причиной ли тому падение или не ослабевающее ни на мгновение чувство страха, которое заставляет меня подозревать всех окружающих. Я понимаю – невозможно, чтобы кто-нибудь из домашних стремился причинить мне зло, – и все же теперь я их боюсь; боюсь – и люблю одновременно: ведь они приняли меня как родную. Похоже, я окончательно запуталась в своих чувствах.