Адъютант Бонапарта - Мариан Брандыс

Во всей этой изгнаннической переписке на первый план выдвигается отчаянная ностальгия и страстное стремление вернуться на родину. Но в письмах "рядовых" эмигрантов это выглядит иначе, нежели в письмах политических вожаков эмиграции. Тоска малых сих проявляется в сентиментальных воспоминаниях или во взрывах отчаяния, а тоска предводителей находила выход в спорах о будущем строе Польши и в различных военноосвободительных проектах.

Политическая борьба между правыми и левыми группировками костюшковского лагеря, перенесенная из Польши в эмиграцию, со всем ожесточением велась двумя эмигрантскими партиями - правым Агентством и левой Депутацией.

Одной Польши добивались умеренные политики из Агентства Франтишек Барсе и Юзеф Выбицкий и совсем другой - радикальные предводители Депутации: экспиарист Франтишек Ксаверий Дмоховский, заклейменный королем Станиславом-Августом как "сеятель якобинских максим", ближайший соратник Гуго Коллонтая и публицист Юзеф Каласантий Шанявский, только что прибывший из Польши представитель варшавских "кружковцев", и, наконец, генерал Дионисий Мневский, бывший командующий Куявским восстанием.

Различными были и концепции вооруженной борьбы за независимость. Главный идеолог Агентства Юзеф Выбицкий, зачарованный победной славой Бонапарта, с первой минуты добивался от Директории создания польских вооруженных формирований в Италии. В командующие он поочередно рекомендовал находящихся во Франции польских генералов - Юзефа Вельгорского и Юзефа Зайончка. Когда ни одна из этих кандидатур не получила согласия французского правительства, Выбицкий вызвал в Париж одного из наиболее заслуженных костюшковских воинов и своего личного друга генерала Яна Генрика Домбровского.

Депутатская партия, более тесно связанная с родиной, чем Агентство, в своей политике, направленной на обретение независимости, делала упор прежде всего на организацию восстания в Галиции. Поэтому группировка эта всячески поддерживала воинские формирования в Молдавии и Валахии и недоверчиво относилась к идее итальянских легионов, считая, что создание армии в стране, столь далекой от родины, отвлечет внимание от главного фронта борьбы.

По прибытии Домбровского в Париж активные старания Выбицкого создать итальянские "легии" снискали наконец неохотное согласие Директории. С этой минуты политический спор между двумя партиями стал еще более резким и принял характер неприятного сведения личных счетов. Противники Агентства всячески старались дискредитировать в мнении эмиграции кандидата в командующие будущими легионами. В этой атмосфере обоюдного ожесточения и взаимных доносов, направляемых французскому правительству, политические аргументы смешивались с чисто личными счетами по недавнему прошлому.

Акции против Домбровского возглавлял его земляк, генерал Дионисий Мневский, отважный предводитель Куявского восстания, которому даже Выбицкий отдавал должное в своих записках, отмечая, что он "был добрым поляком и вложил много стараний в общее дело, но с момента прибытия генерала Домбровского в Великопольшу воспылал к нему неприязнью и с нею даже в Париж прибыл..." К политической акции Мневского и других депутатских публицистов охотно присоединились все ожесточившиеся эмигрантские завистники и личные враги Домбровского. На голову несчастного генерала посыпалась целая лавпна обвинений, оговоров и инсинуаций.

Домбровскому припомнили его немецкий склад характера, плохой польский язык, чрезмерное честолюбие и склонность к интригам. Тот факт, что после подавления восстания он был одаряем особыми симпатиями Суворова, раздули до размеров измены народу. Из-за того что он находился в Берлине, а Фридрих-Вильгельм II предложил ему высокую должность в своей армии, было объявлено, что его "пруссаки подкармливают".

Поносимый и оскорбляемый Домбровский на все эти обвинения отвечал с невозмутимым спокойствием:

"Ежель бы раде себя только старался, так уш давно бы был на службе некоего монарха, недоброжелателя отчизны нашей, весь в звездах, богатый и довольный; а тут я от каждова завишу, никто мне не платит, долгов нещетно, а делов непомерно, и все сие черес радение отчизне нашей..." Но неистовствующие противники генерала не желали вникать в глубокую правду этих не очень-то грамотных высказываний. В последние дни перед отъездом Домбровского в Италию акция против него приняла даже форму физических атак на его личность. "Генерал Зайончек из зависти, что сей жребий не пал на него, в момент отъезда посетил Домбровского на его квартире и вызвал его на поединок..."

Отголоски парижской травли Домбровского, несомненно, дошли до Сулковского задолго до миланской встречи генерала с Бонапартом. Польский советник Бонапарта, как видно из его переписки, вообще довольно критически относился к парижской эмигрантской склоке. Но политическая программа Депутации была ему близка, так как отвечала его собственным убеждениям и стремлениям. Он также мечтал о народном восстании в Галиции и живо интересовался организацией "валашского легиона". Известно же, что еще в 1794 году, на обратном пути из Польши в Константинополь, он провел длительное время среди военных беженцев в Валахии, а впоследствии поддерживал с ними постоянную переписку. Правда, в конце 1796 года он сам склонил Бонапарта к созданию пробного польского батальона в Италии, но сделал это, между прочим, именно для того, чтобы предвосхитить подобные же шаги Выбицкого и Домбровского, которых считал поборниками былой королевско-шляхетской Польши. И он наверняка верил всем политическим обвинениям, которыми осыпали Домбровского лидеры эмигрантских левых кругов и выдающиеся генералы-повстанцы, тем более что одним из самых рьяных хулителей "генерала, пруссаками подкармливаемого" и "суворовского дружка" был обожаемый Петр Малишевский.

Если принять все это во внимание, то становится ясно, что капитан Юзеф Сулковский был бы противником генерала Яна Генрика Домбровского, даже если бы в игру не входили никакие личные соображения. А обида и уязвленное самолюбие только усилили и обострили конфликт.

Победа Сулковского, одержанная в первом свидании во дворце герцогов Сербеллони, была кратковременной.

После следующих бесед с Домбровским отношение Бонапарта к легионам решительно изменилось. Разбирающийся в людях корсиканец быстро увидел в медвежеватом польском генерале великолепного военного специалиста и природного полководца, а поэтому проникся доверием к его планам. В немалой степени способствовал этой перемене начальник штаба Александр Бертье, который из ревности к Сулковскому с первой минуты стал горячим приверженцем и покровителем Домбровского. Но больше всего помогла делу легионов тогдашняя политическая ситуация в Италии.

Это был момент исключительно резких разногласий между Парижем и Миланом. Парижское правительство требовало от Бонапарта немедленного заключения мира с Австрией, хотя бы ценой уступки ей всей Италии.

К этой цели были направлены все помыслы Директории.

И согласие на создание польских легионов в Италии являлось главным образом пропагандистским актом, рассчитанным на запугивание Австрии, дабы склонить ее к скорейшим мирным переговорам.

Тем временем командующий Итальянской армией, невзирая на парижские директивы, создавал в завоеванной стране опорную базу для нового наступления, он укреплял только что созданную Ломбардскую республику и помогал ей в создании собственных национальных вооруженных сил. Но это не была уже освободительная деятельность революционного полководца, под обаянием которой находился Сулковский, отправляя свое письмо к Огиньскому. С той поры в Италии многое изменилось. Освобожденный из-под габсбургского ярма итальянский народ не желал мириться с беспримерной экономической эксплуатацией со стороны победителей. По инициативе местных якобинских групп развивалось радикальное движение за независимость, выдвигающее лозунг освобождения страны и от французских оккупантов. Вспыхивали крестьянские восстания. В тылах французской армии начали действовать диверсионные вооруженные организации.

Новые условия вынуждали Бонапарта опираться в своей итальянской политике главным образом на имущие круги. А это в свою очередь чрезвычайно затрудняло и задерживало формирование ломбардских вооруженных сил, поскольку итальянская буржуазия противилась вооружению народных масс, а народные массы не очень-то рвались под знамена французских эксплуататоров. Выход из трудной ситуации Бонапарт нашел в польских легионах. Он решил сделать из них вспомогательный корпус ломбардской армии. В результате этого решения пропагандистский шаг Директории после нескольких разговоров Бонапарта с Домбровским получил конкретное воплощение.

Сулковский проиграл. И не мог не проиграть. Неизвестно, связывал ли Наполеон, позволяя своему адъютанту создание первого пробного польского батальона с этим позволением какие-то дальнейшие и более серьезные планы касательно самого Сулковского. Но если даже так было, то после окончательной разработки идеи польских отрядов в Италии как вспомогательного корпуса на ломбардской службе роль Сулковского все равно должна была завершиться. На задуманную таким образом польскую армию не должен был иметь влияние мечтатель "со слишком буйным воображением", известный своими симпатиями к радикальным итальянским патриотам, бескомпромиссный якобинец, которого Бонапарт упрекал в "отсутствии политического чутья".