Факир против мафии - Фридрих Незнанский

Юдин кивнул:

— Ну да. Я никогда не говорил об этом с Дубининым. Да я даже заикнуться об этом побоялся бы! Вы ведь знаете — бандиты не любят болтунов, об этом в любой книге написано.

— У вас есть доказательства, что Дашкевич и Халимон были людьми Отарова и действовали по его указанию?

— Доказательства? — Юдин уныло покачал головой: — Нет, доказательств нет. Я только знаю, что они были знакомы с Отаровым. Познакомил меня с бандитами Дубинин. Он же нас и инструктировал.

— Ясно.

— Поймите, — взволнованно добавил Юдин, — я знал только то, что должен был сделать, остальное меня не касалось. — Юдин сморщил лицо и жалобно спросил: — Скажите, Александр Борисович, что меня ждет?

Турецкий закурил сигарету, помахал рукой, отгоняя дым от лица, и сказал мрачным, скрежещущим голосом:

— Полагаю, ничего хорошего. Да, кстати, ваш друг Дашкевич не умер.

Юдин раскрыл рот.

— Как не умер? — пробормотал он в полном недоумении. — Но ведь я собственными глазами видел, что он мертв. Он был весь в крови. И потом… эта его рука… — Юдин передернул плечами. — Она ведь была оторвана.

— Рука оторвана, а сам Дашкевич в коме, — сказал Турецкий. — Возможно, ему еще повезет, и он останется инвалидом.

Юдин перестал наконец таращить глаза, тяжело вздохнул и покачал головой.

— Надо же… А ведь на его месте должен был быть я. Как страшно жить в этом мире…

Эдуард Васильевич Дубинин не был злым человеком. Он никогда в жизни не испытывал ни к кому ненависти. Даже в детстве. Даже когда его мать возненавидела его отца, ушедшего к другой женщине, Эдуард Васильевич (тогда еще просто Эдик) не испытал по отношению к отцу никаких отрицательных чувств. Впрочем, и положительных тоже. С детства Дубинин легко привязывался к людям, но с такой же легкостью и расставался с ними, когда приходило время расстаться.

В университете у него было много друзей, и со многими из них он до сих пор поддерживал хорошие отношения. Не то чтобы он рад был их видеть, нет, и ностальгия Эдуарда Васильевича никогда не мучила, дело тут было в другом. Еще на первом курсе у Дубинина возник спор с одним из преподавателей.

— Я, конечно, рад, что поступил в университет, но не вижу особого смысла в том, чтобы учиться в нем, — объяснял молодой Дубинин свою позицию преподавателю. — Я могу с тем же успехом читать учебники у себя дома. Да и всю дополнительную литературу тоже. Вот и получается, что весь смысл учебы в университете — это получить в конце концов диплом, синюю корочку с надписью «специалист». Но, если честно, я могу купить эту корочку где угодно. Не так уж и дорого она стоит.

— Вы во многом правы, — ответил Дубинину преподаватель, дуя на стекла очков и протирая их салфеткой. — И все же смысл здесь есть. По двум причинам: во-первых, учеба в университете развивает систематическое мышление и, таким образом, дисциплинирует ум. А во-вторых, — и, быть может, это самое главное — обучение в университете позволяет человеку обзавестись нужными знакомствами. Ведь это сейчас ребята, которые окружают вас на факультете — Ивановы, Петровы, Сидоровы, — просто студенты. А через несколько лет они станут уважаемыми людьми и займут важные посты во многих структурах нашего общества и государства. А студенческая дружба, как известно, самая крепкая. Вот и прикиньте — нужен вам университет или нет.

Эдуард Васильевич прикинул и понял — нужен.

С тех пор он с завидным упорством и избирательностью стал приобретать новые знакомства. Он выбирал себе в друзья людей перспективных, тех, в ком видел большой потенциал. И для них, для этих людей, он был настоящим — внимательным, заботливым и веселым — другом.

Не забывал Дубинин и о карьере. На втором курсе он стал старостой группы, на третьем — председателем студенческого профкома. К окончанию университета у него был обширный круг друзей, и он знал, что в случае неприятностей может воспользоваться этим кругом, как утопающий — спасательным.

В дальнейшей жизни Эдуарда Васильевича было много удач и неудач, взлетов и падений. В тридцать шесть лет он познакомился с Еленой Сергеевной Канунниковой. В то время он был на мели. Успешный бизнес Дубинина (он владел двумя книжными магазинами и одним небольшим издательством) подмяли под себя бандиты, и договориться с ними по-хорошему ему не помогли никакие знакомства.

Эдуард Васильевич пребывал в большой депрессии и даже подумывал о самоубийстве, но в этом момент судьба преподнесла ему в качестве подарка Елену Канунникову с ее бешеным темпераментом и жаждой политической деятельности.

Дубинин быстро сообразил, что, «прицепившись» к этой женщине, к этому «ледоколу в юбке», он может добиться многого. Канунникова приняла предложение Дубинина о сотрудничестве с восторгом. Она считала, что административный талант Эдуарда Васильевича принесет партии большую пользу, и не ошиблась в этом.

Все было хорошо, пока дела у партии шли успешно. Но в какой-то момент политическая конъюнктура изменилась. То ли у Канунниковой пропал дискуссионный запал, то ли она просто постарела, однако рейтинги партии стали стремительно падать. Радикальные призывы «Экологической партии» о переустройстве общества и о необходимости изменения отношения к окружающей среде уже не находили такого горячего отклика в сердцах россиян.

И в какой-то момент Эдуард Васильевич окончательно осознал, что это конец. Что на следующих выборах места в Думе ему не будет, и тогда он снова окажется на задворках. Конечно, нищим он не останется, да и без работы не пропадет, но ко всему хорошему быстро привыкаешь. Дубинину нравилось чувствовать власть. Нравилось общаться с элитой российской политики и бизнеса, нравилось помогать бизнесменам, лоббируя их интересы, и получать за это щедрое вознаграждение. И вот в один ужасный момент все это могло кончиться.

Если бы у Эдуарда Васильевича была семья, обеспечивающая ему «надежный тыл», возможно, он бы и смог смириться с поражением. Но Дубинин был одиноким, застарелым холостяком, поэтому он жил одной лишь работой. По большому счету, Дума и «Экологическая партия» заменяли ему семью. И поэтому он не мог спокойно смотреть на то, как почва уплывает из-под ног партии, а вместе с ней и его личная возможность участвовать в политической жизни страны.

И тогда Дубинин принял важное для себя решение. Он решил спасти партию, любой ценой добиться того, чтобы она получила на выборах пресловутые пять процентов и вошла в Думу. Он знал, что цена будет высока, но не думал, что она будет настолько высокой.

Бизнесмен Отаров и его карликовая партия были той соломинкой, за которую необходимо было ухватиться, чтобы спастись. Дубинин сам вышел на контакт с Отаровым, сам провел с ним переговоры и сам оговорил условия объединения в один блок. У «Экологической партии России» были связи в политических кругах, опыт работы в Думе, авторитет среди населения страны и рейтинг (пусть и не очень большой). У Отарова и его «славянской партии» — амбиции и деньги.

Объединение обещало принести успех, однако тут в дело вмешалась Канунникова. До сих пор она наблюдала за переговорами, что называется, сквозь пальцы. Эдуард Васильевич сумел убедить ее в том, что объединение — мера вынужденная и временная. Однако в тот момент, когда все было практически устроено, Канунникова вдруг взбеленилась.

— Мы не имеем морального права объединяться с партией, существующей на деньги мафии! — заявила она. — Это означало бы обмануть наших избирателей! Это означало бы плюнуть в лицо нашим сторонникам!

Дубинину стоило немалых трудов заставить эту старейшую истеричку умерить свой пыл. В конце концов Канунникова согласилась молчать и не вмешиваться, но поставила жесткое условие: если блок двух партий не пройдет на выборах пятипроцентный рубеж, она разорвет все соглашения. А если ей в этом помешают, она выведет на чистую воду и «бандита» Отарова, и его «приспешника» Дубинина.

В конце концов это обещание стоило ей жизни.

Эдуард Васильевич сидел в своем кабинете в Бахрушинском переулке и, потягивая горячий черный кофе, обдумывал план дальнейших действий. Его красивое лицо было напряженным, и без того резкие морщины прорезались еще глубже, глаза смотрели в окно невидящим взглядом, а брови были сурово сдвинуты на переносице.

А подумать было о чем. Ситуация сложилась опасная и тревожная. Начать с того, что версия о самоубийстве Канунниковой, на которую и делалась вся ставка, не смогла сбить с толку следствие. Турецкий, эта легавая сволочь, сующая нос в чужие дела, оказался слишком упорным и въедливым человеком. Виновата, конечно, и эта бандитская шваль — Дашкевич с Халимоном. Если бы они держали языки за зубами, Турецкий не смог бы найти в этом деле никаких концов, и следствие захирело бы само собой, как чахлый цветок, который никто не поливает.