Колыбель - Михаил Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его величество с трудом подавил приступ самой настоящей царской ярости. Надо разделить две вещи, попытался объяснить он себе. С одной стороны, это, конечно, бунт против власти, с другой стороны — это очередное проявление обычной убудской косности, против него, правителя Вавилона, вроде и не направленной. Если этот баран не знает, что царя надо слушаться, то какой смысл на него за это гневаться?
— Иди и приведи.
Начальник тайной стражи выразительно и долго поглядел на своего царя.
— Иди. И можешь не возвращаться без этого друга.
Афраний медленно развернулся и пошел вон с хутора, Фуше и Пинкертон потянулись за ним.
Хозяин башни подошел, по своему обыкновению, к перилам и, опершись на них, окинул взором свою столицу. Привычная картина. Сказать, что радующая глаз, конечно, нельзя, но все же будем объективны, господин царь царей, жить можно. Ко всему подлец человек привыкает. Его величество иной раз любил ругнуть себя «подлецом» или как–нибудь даже и позлее, любил сам с собой пофамильярничать; имело место небольшое раздвоение личности, что ли. Возвращаясь на время в психологическую шкуру Дениса Лагутина, он получал большое удовольствие от возможности искупать «правителя Вавилона» в едкой иронии.
Вместе с тем возвращение из шкуры простого аниматора в заштатном отеле, да еще и потопившего катер с товаром для бара, на вершины убудской власти с каждым разом было все более приятным делом.
Перестал он хотеть на «большую землю»? Нет, конечно. Можно сколько угодно себя уговаривать, что ни за что в прежнем мире ему бы не удалось получить всех тех пусть и низменных часто, но сладких благ, которые он имеет здесь, но стоит на боку завибрировать серебряной рыбке по имени телефон, как он уподобляется Робинзону, увидевшему мачты проплывающего мимо корабля. Даже последний, совсем нелепый звонок не избавил его от скрытого томления.
Но пока он здесь, надо быть вполне царем царей.
— Эй, вы!
Поджидая начальника тайной службы, его величество решил заняться армией. Нищие бездельники, что лежали пластом подле хижины Бунши и выполняли по его команде мелкие хозяйственные работы, были, кажется, рады, что правитель обратил на них свое внимание.
— Хотите, дураки, пойти в мою великую армию?
Они встали в неровную шеренгу не по росту, да и не по весу.
Его величество спустился с башни и прошелся перед строем. Что за рыла! Что за коровьи зенки! Вроде ему прежде казалось, что убудский народ как–то посправнее внешним своим видом. Более ладный, что ли. Объяснение одно: это выбраковка. Конечно, справные и ладные не профукали бы имение свое за пару лишних слов. Но надо помнить, что армии всех стран мира формируются из тех, кто не пригодился в жизни гражданской. Будем лепить армию из того, что имеем в наличии, потому что ничего другого в наличие не поступит.
Главное в армии что? Командиры!
Так что начнем с назначения генералов!
А еще лучше — маршалов! Почему маршалов? Армия ведь уже названа Великой, не подполковникам же ею управлять. Да и царю царей прилично иметь в свите солидных людей.
Господин аниматор немного подсмеивался издали над его величеством, но не так чтобы слишком.
— Ты будешь Мюрат, ты — Ней, ты — Сульт, ты — Ожеро…
Маршалов у Наполеона было до черта, так что имен хватило для всех бездельников и уродов.
— Теперь — оружие. Армия может ходить с голой задницей, но не с голыми руками! — Его величеству понравился внезапный афоризм, он даже подмигнул господину аниматору, тот согласно кивнул в ответ. — А где мы возьмем оружие? Сами сделаем? Нет, мы не способны. Только и умеем, что рис набивать в корзины и коров доить с петухами.
Сделал еще несколько променаций перед фронтом армии.
— Бунша!
Дворецкий явился, и с недовольством на лице: оторвали от дел.
— Помнится, у нас был такой мужичок тороватый — Шейлок.
— Не знаю такого.
— Его знает старуха Цокотуха с моего прежнего хутора. Цепкий такой, помнится, упорный. Позови.
Бунша ушел исполнять приказ, а его величество спохватился:
— А где Афраний? Я что, его в полярную экспедицию отправил? Где он?! Помпадур!
— Да.
— Беги и глянь, что там за заноза, где мой начальник тайной службы!
Помпадур отправился, всем своим видом выражая некоторое недоумение.
— Клеопатра!
Теперь перед ним была Клеопатра.
— Чего молчишь?
— Да, чего изволите? — сделала она корявый книксен.
— Все вам надо напоминать. В церемонии как таковой заключен огромный конструктивный смысл, непререкаемый смысл власти воспроизводится в каждом акте соблюдения ритуала.
— Я помню, ваше величество, и все девочки помнят.
— Не забывай на будущее.
— Как можно-с.
— Иди уже!
А мысль насчет торговли с Колхозией не так плоха. Свои бараны, хоть лупцуй их каждый день, пороха не выдумают, а у Председателя наверняка запас каменьев заостренных и дратвы лишней навалом. Можно здесь прямо за дворцом учредить мастерскую, пусть маршалы сидят и вяжут камни к палкам. Копейное дело станет, правда, в копеечку. Председатель не дурак, сразу сообразит, в чем тут дело, и за материалы двойного назначения цену вздерет.
Помпадур и Бунша с Шейлоком появились одновременно.
— Где Афраний?!
— Выполняет ваш приказ.
— Какой?!
— Не возвращаться без друга Петрония.
Его величество закрыл глаза, чтобы попусту ими не сверкать.
— Чего изволите? — спросил Помпадур, вспомнив вдруг о ритуале.
— Иди и скажи, чтобы шел сюда как есть. Нет. Не так. Впрочем… Шейлок, будь пока рядом. Когда я разберусь с этим делом, мы поговорим. А теперь все за мной!
Его величество решительно двинул из столицы.
— Показывайте, как идти к хутору этого капризного друга.
По дороге к армии присоединился и Афраний со своими помощниками, они сидели сразу «за воротами» Вавилона в ожидании, когда разрешится конфликт субординации и традиции.
— Пошли, служака, — махнул ему рукой царь царей.
Скоро он обнаружил, оглянувшись, что за ним следует весь двор. И Астерикс, и Черчилль с де Голлем, и даже Бунша, не говоря про маршалов. Да и гарем в полном составе выбрался, так что, если желательно, можно почувствовать себя товарищем Суховым.
Чего им всем надо вдруг?!
Интересно! Почуяли, что будет весело. Бездельники! Риса и зрелищ!
Или решили, что столица переносится?
Ладно, будет вам весело!
Справедливости ради надо сказать, что один человек все же попытался завести с его величеством разговор по делу. Астерикс пристроился справа и что–то талдычил насчет преферанса, насчет записи, что нужна большая поляна, иначе он скоро уже не ручается…
— Ладно, отстань пока, какой преферанс, не до тебя.
— Я не про карты…
— Отстань!
Дело заворачивается серьезное. Может, и не стоило тащить с собой всю эту толпень, только теперь уж икру обратно в баклажан не вставишь.
Друг лежал в тени карликовой пальмы и бросал рисинки птичке, топтавшейся у его пяток. При приближении толпы птичка упорхнула. На лице лежащего проступило неудовольствие.
Его величество повернулся к Бунше:
— Скажи ему, чтобы он встал.
Дворецкий сказал:
— Встань.
— Зачем?
— Он спрашивает, ваше величество, зачем?
— Я хочу с ним поговорить.
Лежащий дождался, когда придет словесная передача от Бунши, и сказал:
— Я могу разговаривать и лежа.
Его величество скосил взгляд вправо. Потом влево. Как воспринимают господа придворные и гарем происходящее? В достаточной ли степени они прониклись пониманием того, до какой степени нагло ведет себя этот троглодит? Или они все еще не понимают смысла ситуации? Им просто интересно, добродушным баранам?
— Я тебе солнце не загораживаю? Может, ты Диоген?
— Это теперь мое имя?
— Нет, ты заслуживаешь имечко с более яркой судьбой. Ты будешь Ян Гус.
— И что мне за это полагается?
— Сейчас узнаешь. Ожеро, Массена, несите сюда вон те ветки, что у костровища лежат. А ты переворачивайся на живот.
— Зачем?
— Потому что я так сказал.
— Я свободный человек.
Его величество кивнул:
— Теперь понятно, что мне нравилось в Петронии.
— Да, Петроний мне говорил, что человек сам решает свою судьбу.
— А он сказал тебе, что такое судьба? Даву, Ней, Макдональд, Мюрат, возьмите его за руки и за ноги, переверните на живот и держите так. Крепко! Если удержите, всем по оливковой роще на Сицилии. Давай сюда эти розги, Ожеро. Обдирай мелкие ветки.
— Что вы будете со мной делать?!
— Держите? А тебе я вот что скажу: сейчас мы будем утверждать твое имя. Ян Гус, он кончил на костре, и сейчас я вместе со своими маршалами буду тебя поджаривать. Поскольку я добрый, то сначала только с помощью розог.