Простодурсен Лето и кое-что еще - Рyне Белсвик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разве не ты хотел в заграницу? – кричала Октава. – Ты триста лет о ней талдычишь. Но стоило нам наконец-то сделать три шага в её сторону, как ты немедленно развернул оглобли домой. Потому что ты ленивый, занудный, докучный пудинг-шмудинг, и тебе всё до лампочки. Студень-вонюдень, вот ты кто!
Они сидели на чемоданах и смотрели сверху на свою маленькую страну. Крошечная лимонно-жёлтая бабочка порхала внизу и всё золотила.
Октава вытерла слёзы. Ковригсен нарезал летний крендель и ссыпал крошки золотой рыбке. Сдобсен снял башмаки и повесил носки на ветку сушиться. Простодурсен залепил укус зелёным листиком.
– Пожалуйста, угощайтесь, – сказал Ковригсен.
Никто не угостился. Они сидели, потели и буравили глазами склон. Где-то в чаще леса распевали песни певчие птички.
Когда все кругом шипят и ругаются, кто виноват, что камни срываются?
Утёнку было интересно на склоне. Он уже нашёл три очень необычные и очень глубокие норы и теперь ломал голову, откуда они взялись. Узкие, будто лазы. И такие аккуратные, словно их обустроили. Жалко, Простодурыч в таком скверном настроении, а то можно было бы его спросить.
«Ну ладно, – подумал Утёнок, – для начала кину палочку и узнаю глубину норы».
Как назло, палочек не нашлось. Утёнок собрался было попросить зонтик у Простодурсена, но поостерёгся: вид у того был сердитый и недовольный.
Ковригсен нарезал летний крендель. Сдобный, ароматный крендель лежал на чемодане на скатёрке и заветривался, его никто не ел: все были сердитые и недовольные.
Утёнок полез отломать веточку стоероса и поддел ногой камешек, примостившийся на кочке. Камешек покатился вниз, отскочил, прокатился ещё и угнездился в траве ниже по склону.
– Ого! Да это настоящая трасса скоростного спуска. Для неё лишь камешки нужны.
Утёнок огляделся и увидел вполне подходящий камень в ямке за стоеросом.
«Только бы мне сил хватило его достать», – озабоченно подумал Утёнок.
Но вытянул камень наверх одним движением.
– Приятного спуска, каменный друг! – сказал Утёнок и перевалил его через край ямки.
Этот катился быстрее первого. Подскакивал, перепрыгивал через кочки, наконец, взлетел и после недолгого полёта приземлился у домика Октавы.
– Вот это да! – восхитился Утёнок. – А нет ли тут камня побольше? Хорошо бы кругляш, он до самой речки докатится.
И стал деловито прочёсывать склон в поисках кругляков-покатушек. Попадались совсем лилипутские камешки, но на такую мелочёвку Утёнок и не глядел. Через плоские он тоже молча перешагивал.
Надо забраться на самый верх, решил Утёнок, чтобы разгон был больше.
– Даёшь скоростной спуск! – крикнул он. – Ну, крушинница, берегись!
Никто ему не ответил. Его попутчики сидели вокруг кренделя как неживые. «Как им не надоест кукситься? – удивился Утёнок. – Придумали бы что-нибудь весёлое».
– Я крендель убираю? – спросил Ковригсен.
– По-моему, не стоит, – ответил Сдобсен.
– Так вы его не едите, – сказал Ковригсен.
– Ой как больно! – причитал Простодурсен.
– Больно? – с издёвкой переспросил Сдобсен. – Подумаешь, какой-то укус. А не хочешь побыть пудингом-шмудингом, до которого никому дела нет?
– Решил все глупости разом выдать? – спросила Октава.
– Ты уже наплакалась? – тут же ответил Сдобсен.
Утёнок залез уже так высоко, что не слышал перебранки. Он заприметил большой круглый камень, не вросший в землю. Столкнуть его вниз – пустяковое дело.
От нетерпения у Утёнка чесались крылья, щекотало в животе, покалывало в попе и жгло пятки. Этот камень точно докатится до речки. А может, даже перепрыгнет через неё! Новый рекорд по скоростному скатыванию гарантирован, в этом Утёнок не сомневался.
Ещё он радовался, что выбрался в своё время из яйца. Тут снаружи столько развлечений! Пробежался по окрестностям – и сразу нашёл себе потрясающее дело. А в яйце и не побегаешь даже, кажется.
Вообще-то он уже забыл. Да и не до воспоминаний ему сейчас.
Утёнок подошёл к камню и навалился на него изо всех утячьих сил. Камень стронулся с места и покатился. Сначала он катился прямо вниз. Потом принял вбок. Ещё сильнее вбок. А потом понёсся поперёк склона прямо на застывшую вокруг чемодана с кренделем компанию.
На это Утёнок не рассчитывал. И не думал про такое даже. Теперь внутри всё кололо, чесалось, щекотало и жгло от страха.
А камень набирал скорость. Он проламывал кусты и выкорчёвывал кочки. Не долетев до Простодурсена с компанией пары пядей, камень эффектно подпрыгнул, пронёсся над их головами и приземлился почти уже у реки.
– Ты в своём уме? – сердито крикнул Простодурсен. – Что ты вытворяешь?!
«Вот глупый, – подумал Утёнок. – У меня тут поджилки трясутся, а он на меня кричит, как будто мне и без того не страшно. Глупчело глупомозглое!»
– Ну-ка иди сюда! – позвал Простодурсен.
«Ни за что», – подумал Утёнок. Ему совершенно не хотелось идти к Простодурсену, наоборот, хотелось вернуться в своё яйцо. Хотя на самом деле он ничего не вытворял. Просто хотел повеселить себя. И калечить камнями никого не собирался. А если Простодурсен так думает, то Утёнок вообще отказывается иметь с ним дело. Навсегда. Лучше он уйдёт в лес и будет там жить один.
«Сами они не в своём уме, – думал Утёнок. – Вся эта компания внизу. Говорят друг другу гадости, сидят как неживые. А теперь оказывается, что они хорошие и правильные, а я один дурак. Ага, как бы не так. Ошибочка у вас вышла».
– Иди сюда, тебе говорят! – снова крикнул Простодурсен.
– Нет! – ответил Утёнок.
Он мог бы сказать «прости» или «извини», но прыткое «нет» выскочило первым.
– Утёнок! – крикнул Ковригсен. – Можешь мне помочь и съесть кусок кренделя?
Утёнок задумался. Ему не хотелось быть малышом, которого легко приманить на кусочек кренделя. Он хотел быть бравым парнем. Взрослым, дерзким и храбрым. Но он соскучился по всем. Ему хотелось, чтобы про опасный камень побыстрее забыли. И чтобы все смеялись и радовались.
Подумав, он решил быть мужественным и побороть себя. Сделать то, чего боится больше всего, – спуститься к ним.
– Ладно! – крикнул Утёнок.
Коробочка из-под пудинга болталась у него на шее. Он почти добежал до стоянки, когда увидел торчащий из земли корень. И тот словно сказал ему: «Если хочешь, можешь об меня споткнуться». Как странно.
Всё произошло в секунду. Утёнок споткнулся о корень и кубарем скатился к остальным.
– Бедный, – сказал Ковригсен. – Ты не расшибся?
Утёнок плакал. Ужасно всё-таки получилось с этим камнем… А если б он попал в кого-нибудь? Думать об этом было так страшно, что Утёнок решил не думать об этом. Ни-ко-гда.
– Я ушибся глазом, – подвывал он.
– Как? – удивился Простодурсен.
– Глазом!
– Подуть?
– Да! Очень больно!
Простодурсен умел дуть лучше всякого врача. Он крепко обнимал Утёнка и дул, дул.
– Ну-ну, ничего, – приговаривал он.
– Я споткнулся! – всхлипывал Утёнок.
– Сейчас пройдёт, – утешал его Простодурсен.
– Очень больно!
– Ещё бы не больно – ты же глазом ушибся. Вот поешь кренделя. Шутка ли – такую громаду сковырнул.
– А вы крендель есть не будете?
– Будем, – сказал Сдобсен, – просто мы делаем вид, что нам его не хочется. А нам его о-о-о-очень хочется! Но каждому важно крепиться дольше всех. Это у нас игра такая, скажи, Простодурсен?
– Угу, – кивнул Простодурсен.
– Всё, сдаюсь, – сказал Сдобсен. – Опять я проиграл, но сил больше нет.
Они угостились кренделем. Все, кроме Октавы. У неё, кажется, была своя отдельная игра – глядеть как можно дальше вдаль. А крендель её вообще не интересовал. Она просто сидела себе и сидела. И глядела вдаль. Летняя шляпа затеняла лицо. Октава сидела не шевелясь, погружённая в задумчивость, и все жевали тихо и осторожно, чтобы не потревожить её.
Наконец осталось всего три кусочка. Все понимали, что они Октавины. И ждали, что вот-вот всё сделается как всегда. Октава скажет что-нибудь хорошее, что-нибудь весёлое, а потом станет уплетать за обе щеки крендель с голубой глазурью.
– Отличный отсюда вид, – сказал Ковригсен.
– Здесь и крендель вдвое вкуснее, – добавил Простодурсен. – А в загранице бывают такие прекрасные крендели, Сдобсен?
Но Сдобсен что-то уходил в разговорах от заграничной темы. Обычно он только о загранице и говорит. Там всё-всё лучше: самое вкусное давно в продаже, самое разумное уже сделано, а самое умное изобретено. Но сейчас Сдобсен тихо смотрел туда же, куда и Октава. В никуда.
– Глаз поменьше болит? – спросил Простодурсен.
– Немножко полегче стало, – ответил Утёнок. – Спасибо за угощенье.
– Да, спасибо, – кивнул Сдобсен.
– На здоровье. Рад, что понравилось, – ответил Ковригсен. – Октава, а ты не проголодалась пока?
Октава не отвечала. Сидела в прежней позе. Внезапно она вскочила, сдёрнула с чемодана бумажку с тремя правилами, изорвала её в клочья и сунула их в карман.