Овердрайв - Diamond Ace

Он ощущал под ногой упругость и рыхлость тел, треск ломаемых костей в тщедушных крысиных тушках и хруст раздавливаемых хитиновых панцирей насекомых, ненадёжность прогнивших досок, податливость экскрементов, твёрдость разбитых унитазов.

Но всё это было не существенно и неважно. Это было раньше. Давно, а может быть сравнительно недавно, но это осталось в прошлом. Теперь он знал, что считать прошлым, что настоящим, а что будущим. После того, что произошло вчера, прошлое, каким бы ужасным оно ни казалось, представлялось чем-то чудесным и навсегда потерянным, настоящее бессмысленным, а будущего попросту не существовало.

Все здесь болели, болели страшно и неизлечимо. Венерическая зараза, банальный тиф, вызванные антисанитарией гнойники, из которых со временем вызревали злокачественные опухоли, рак, ВИЧ-инфекция — все страшные недуги, какие только могут овладеть человеческим телом, расцветали здесь пышным букетом и в то же время, казались сущим пустяком по сравнению с другой беспощадной болезнью. Ей не было научного названия, да и обыденного тоже не существовало. Она разлагала души и умы, наравне с телами и все находящиеся в этом грязном притоне были заражены ею. Более того — все они находились в её критической стадии…

— Эй, Джуд! — заорали из кучи тряпья в углу.

В ответ послышалось что-то нечленораздельное.

— Да ты пьян в говно, Джуд, — обрадовалась куча.

— Эта сучка его утомила, — отозвалось тело, лежащее посредине комнаты, и помещение затряслось от оглушительного ржания.

Он громко и выразительно откашлялся и шагнул вперёд, давая тусклому свету, заслонённому его спиной, проникнуть внутрь. Подошва кованого сапога опустилась на что-то мягкое, раздался короткий вскрик, тут же сменившийся страшным сквернословием. Он неторопливо приподнял ногу, позволяя какому-то существу высвободить свою кисть из-под холодной стали его сапог, а затем произнёс, тщательно выговаривая каждое слово:

— Здравствуйте, твари божьи.

— Бог мёртв! — заорали сразу отовсюду дурными голосами. — Якоб убил его! Вот так, да! Тупой выродок Якоб убил твоего сраного бога, поп!

— Я не исключаю этого, — спокойно произнёс он. — Но вы всё равно навсегда останетесь Его творениями.

— Ха, да я знаю эту сальную морду! — крикнул кто-то. — Это ты, Падрэ, да?! Всё не уймёшься старый хер? Своих девок не хватает, пришёл за нашими?!

— Где он? — спокойно спросил Падрэ.

— Кто? — тявкнула какая-то шавка из-под предыдущего оратора.

— Якоб. Где Якоб?

— А-а-а! — страшно взвыл кто-то. — На мужиков потянуло, да, Падрэ?! Правильно, иди, лижи задницу Якобу. Он же теперь твой господин!

— Я жду ответа.

— Он в своей каморке, — сказал тот, что опознал его. — А теперь проваливай отсюда, пока я не отрезал твою набожную башку!

Столь исчерпывающий ответ удовлетворил Падрэ. Он молча кивнул, отчего его широкополая шляпа чуть съехала на глаза, и неторопливо прошествовал через всю комнату к двери, ведущей в коридор.

Узкий коридорчик, ничем не освещённый, был усеян мёртвыми и спящими телами. Падрэ хладнокровно переступал через них, двигаясь к крохотной каморке в конце, служившей жилищем Якобу. Остановившись у входа, он несильно, но требовательно постучал, а когда не дождался ответа, вынужден был выломать обветшалую дверь из петель.

Якоб сидел на лопнувшем унитазе, закатив глаза и откинув сальную патлатую голову на бачок. Правый рукав его грязной рубашки был закатан по локоть, а на вздувшейся вене соответствующей руки ясно виднелся след от укола. Под обутыми в неуклюжие круглоносые ботинки, и оттого похожими на копыта, ногами валялись сломанная ампула, дешёвая зажигалка, обломок алюминиевой ложки и упаковка от шприца. Сам шприц он держал в сжатых в побелевший кулак пальцах. Якоба колотило, изо рта его обильно текла пена.

Основательно прицелившись, Падрэ щадящим ударом в живот исправил положение наркомана. Тот захлебнулся слюной, закашлялся, но дёргаться перестал, лишь повалился на испачканный какой-то дрянью пол и принялся смачно харкать.

Падрэ терпеливо ждал, пока тот сделает своё нехитрое дело. Наконец Якоб избавился от накопившейся пены и поднял голову. Его покрытое оспой лицо раскраснелось и распухло от натуги, склеившиеся пряди прилипли к мокрому лбу.

— Спасибо, святой отец, — выплюнул он и улыбнулся потрескавшимися губами. — Теперь мне намного лучше.

— Рад, что смог хоть немного облегчить твою жизнь, перед тем как отниму её, — сдержанно поклонившись, ответил Падрэ. Взгляд Якоба опустился ниже и упёрся в висящую на поясе священника кобуру с торчащим из неё, металлически поблескивающим пистолетом. Несколько секунд он молча изучал пистолет, словно раздумывая опасен тот или нет, а потом вновь посмотрел на Падрэ. В его маленьких поросячьих глазках не было ни капли страха.

— Делай что хочешь, — безразлично ответил он, и улыбка его поблекла. — Только твоего бога уже не воскресить. А мне всё равно, святой отец, всё равно, слышишь? Я успел ширнуться, да, а на новую дозу денег нет. Правда, забавно, святой отец? У человека, убившего бога, нет денег на дрянной героин?

— На что ты вообще рассчитывал? — холодно поинтересовался Падрэ.

— На что рассчитывал? — переспросил Якоб. — А я почём знаю? Но я всё равно не желаю, святой отец. Мне это выгоды не принесло, но я не желаю. Будет что вспомнить, да?

— Наверное, тебя стоит убить, — сказал Падрэ. — Только я от этого не испытаю ни малейшего удовольствия. К тому же это уже ничего не изменит.

Он подошёл к дверному проёму и, уже выходя в коридор, добавил:

— Кроме того, Он учил щадить убогих и на зло отвечать добром, и даже его смерть не отменяет этого мудрого правила.

Больше он не произнёс ни слова, только слышно было, как хрустит мусор под его тяжёлыми коваными сапогами.

— Так что же ты не ответил добром, сраный старик? — негромко пробормотал Якоб, глядя ему вслед. — Пристрелил бы и дело с концом…

Когда он вышел на улицу, уже вовсю светило солнце. Падрэ попробовал определить, сколько времени он провёл в грязном притоне и не смог найти ответа. В конце концов, он решил, что это не имеет никакого значения и стал думать, что делать дальше. Однако мысли его, поначалу ведущие в верном направлении, быстро заходили в тупик, сталкиваясь с размышлениями о более насущных делах. В носу у Падрэ всё ещё стоял мерзкий запах разложения, а в горле перекатывался тугой комок. Падрэ с тоской пожалел о том, что служителям Церкви запрещено курить. Трубка с хорошим табаком в две затяжки избавила бы его от тошнотворного привкуса.

— Эй, мистер, купите газету, — раздался рядом звонкий голос, подбежавшего к нему мальчика-газетчика.

— А что пишут? — мимолётно спросил Падрэ.

— Таблоиды пророчат победу кандидату от либерал-демократов, — ответил газетчик. — Доллар опять упал в цене. «Bully» дадут большой концерт в понедельник. И ещё какой-то неизвестный убил бога.

— Твой неизвестный сейчас находится в этом доме, — сказал Падрэ и кивнул на обветшалый сквот за своей спиной.

— Он сатанист? — заинтересовался мальчишка.

— Нет, он наркоман, бродяга и импотент.

— А-а, — протянул газетчик, и разочарования в его голосе было лишь на немного больше, чем безразличия. — Понятно. А газету брать будете?

— Нет, — отмахнулся Падрэ.

Мальчик сразу насупился и пошёл прочь. На углу дома, он остановился и показал Падрэ средний палец. Тот сделал вид, что ничего не заметил. Паренёк скрылся за углом, а Падрэ вновь погрузился в свои мысли.

Для начала он решил сделать вид, что не чувствует преследующего его запаха, и сконцентрироваться на куда более важной проблеме. Наиболее рациональным решением ему виделось сейчас вернуться в Собор и встретиться с Капелланом. Возможно, старый и мудрый глава Церкви уже нашёл выход и решил, как жить дальше. Однако даже если он ничего такого не придумал, навестить старика стоило. Неизвестно как известие о гибели бога могло подействовать на него, бесконечно преданного Церкви.

Заметив на дороге жёлтую машину с шашками, Падрэ вытянул руку в повелительном жесте. В данный момент этот жест повелевал водителю остановиться. Такси послушно тормознуло возле него, и из окна высунулась чёрная улыбающаяся голова. Падрэ поморщился, он не был расистом, но с неграми иметь дел не любил с детства, значительная часть которого прошла в двух кварталах от бывшего гетто.

— Ну? — спросил таксист.

— В Собор, — просто ответил Падрэ.

— Десять баксов, — сказал таксист.

— Я служитель Церкви, поэтому ты обязан отвезти меня бесплатно, — гордо заявил Падрэ, про себя отметив, что черномазый загнул немыслимую цену.

— Бога убили, слыхал? Теперь льготы церковникам не действуют, — ухмыльнулся негр. — Плати или чеши пешком.