Последние Каролинги - Фердинанд Лот

В то время, когда мой сеньор король Лотарь еще не владел королевством Лотарингией и еще не обнаруживал желания вернуть его себе, я получил в заложники сына моего брата, пообещав вернуть его немедленно на свободу и его семье, если со временем этого потребуют обстоятельства. Когда мой сеньор сделался опекуном императорского сына и получил заложников вследствие этого, мой брат (Годфрид) неоднократно требовал вернуть назад своего сына, и так как я не торопился, он упрекал меня в нарушении слова и воззвал к высшему Судии, который на страшном суде отмстит за оскорбленное доверие и родственные узы. Мой сеньор не предупредил меня, что желает получить назад королевство, речь шла только об опекунстве. Вовсе не запрещая мне отпустить моего племянника, клирика, он даровал мне на это разрешение с благосклонностью, что, по крайней мере, выходит из донесений моих посланцев, правда, при условии, что он исполнит все, что обещал его отец. Я позволил тогда моему племяннику уехать, но потребовал, чтобы он поклялся хранить чистосердечно верность в деле, которое повлекло за собой передачу заложников; этой клятве он остался верен до сих пор, и думаю, будет верен ей в дальнейшем. Если я и посвятил его в диаконы – и пресвитеры, для того чтобы, избавившись от нашей власти, он не подпал под власть другого, /а также/ чтобы пресечь путь злым наветам, которые появились бы против нашей церкви, если бы иподиакон попал в епископы; впрочем, сан диакона и священника не дает право ни на области, ни на города, ни на деревни, входящие в состав земных королевств, но налагают обязанности только в небесном царстве – бороться с пороками и нести добродетели. Везде, где бы я ни обвинялся в предательстве и коварстве, я показал, я думаю, что сдержал свое слово и, несмотря ни на что, сохранял верность моему сеньору» (82, № 57).

Адальберон противоречит себе. В письме 54, направленном Экберту, он жалуется, или притворяется, что жалуется, на своего племянника, который не сдержал слова, данного под клятвой королю Архиепископ лгал в том или в этом письме. Мы этого точно не знаем, но, по крайней мере, один раз он солгал Последнее утверждение было смелым, но сомнительно, что собранию оно показалось правдоподобным Адальберон же заботился о том, чтобы заручиться более действенной помощью, нежели его красноречием. Он рассчитывал на помощь Гуго Капета. Герберт уже два или три раза советовал семье графа Годфриду заручиться дружбой с Робертинами. Сам же он наладил отношения с герцогом, что не представляло особого труда, поскольку Герберт являлся наставником его сына Роберта, и заинтересовал его горькой участью архиепископа.[187]

В то время, как шел суд над Адальбероном, Гуго двинулся во главе шести сотен воинов на Компьень. Узнав об этом непредвиденном нападении, собрание тотчас же было распущено. Адальберон был спасен, и вплоть до конца правления Лотаря попытки его судить не возобновлялись. Но с другой стороны, вражда Гуго Капета с Лотарем продолжалась весьма не долго. Уже в июне Гуго примирился с королем 18 июня, в четверг, к великой скорби императорское партии, он присоединился к Лотарю и Эмме. Король скрепил это соглашение тем, что предоставил Гуго возможность распоряжаться судьбой его племянника молодого герцога Теодориха. Видимо, Лотарь нашел что предпочтительнее освободить пленников,[188] при этом, естественно, приняв соответствующие меры предосторожности. С конца июня Зигфрид уже находился на свободе; Гозилон получил свободу, отдав в заложники своего племянника, сына своего брата Бардона, и пообещав выполнить те же условия, что и Зигфрид. Бесстрашный же Годфрид остался глух ко всем предложениям Лотаря. Нужно сказать, что предложения были весьма суровые. Он мог обрести свободу только при условии возвращения Монса и Эно Ренье, уступки Лотарю и его сыну графства и епископства Вердена, наконец, передачи заложников и клятвы верности королю Франции. Поэтому Годфрид предпочел остаться в плену. Впрочем, его тюремщики Эд и Герберт, считали его отчасти своей собственностью и собирались выгодно использовать сложившуюся ситуацию. Конечно, Герберт навещал его не бесплатно. Поэтому Адальберон и Герберт, прекрасно зная этих двоих, надеялись, предложив хорошую цену, заключить с Эдом и Гербертом договор, который Герберт называет посредническим миром (pax sequestra), и освободить Годфрида. Однако их переговоры прошли неудачно и ничем не закончились.

В первой половине мая Генрих Баварский, по всей видимости, отправил к Лотарю посланника. Нам неизвестно, с какой целью это было сделано, и какой ответ он получил, неизвестно. Но поскольку спустя некоторое время он заключил с императрицами окончательный мир, можно предположить, что король Франции, прекрасно помня злоключения в Бризахе, отклонил предложения этого нерешительного и неуверенного человека. К тому же, посланник Генриха оказался не самым прозорливым человеком. Дело в том, что на обратном пути, 15 мая, он проезжал Реймс и встретил находившегося там Герберта, который, внимательно выслушав его вопросы и крайние требования, сумел узнать, что на это ответил Лотарь. К сожалению, нам он этого не сообщил.

Совершенно обескураженный, Генрих Баварский направился к императрицам и Оттону III во Франкфурт-на-Майне и заключил с ними окончательный мир (конец июня или начало июля). Он принес клятву верности юному королю и вернул свое герцогство Баварию. Так же, как на совещаниях в Вормсе в октябре 984 г., герцогиня Беатриса принимала активное участие в заключении мира.

Мир, без сомнений, должен был быть подтвержден на «дамском совете», который состоялся в Меце в июле 985 г., вероятно, по инициативе герцогини Беатрисы. На совет должны были прибыть императрицы – Аделаида и Феофано, – Беатриса и, кроме того, некоторые князья и прелаты, среди прочих – Генрих Баварский и епископ Льежа, Ноткер. По не известной причине Генрих прибыл один на встречу Встревоженные этой новостью, архиепископ Реймс и Герберт написали герцогине Беатрисе и посоветовали ей следить за поведением герцога Баварского. Но опасения были напрасными. Мир между Генрихом и партией Оттона III был окончательным.

Францией не были достигнуты те же результаты Лотарь ни на мгновение не забывал о своих планах покорить Лотарингию, держа в тайне место, куда направятся его войска. В конце июня Герберт предупредил императрицу Феофано, что на империю будет совершено нападение, но более точной информации у него не было: «Против вас и вашего сына существует либо сейчас готовится заговор. В нем участвуют не только князья, а среди них находится и герцог Карл он более не прячется и выступает открыто, но и рыцари, которых в него вовлекли надежды или страхи, тайный и загадочный поход готовится против ваших вассалов, но я не знаю каких» (82, № 59).

Для начала Лотарь решил двинуться в Верхнюю Лотарингию, где ему принадлежал Верден и ждала поддержка в лице архиепископа Трирского, Экберта чтобы оттуда напасть на Нижнюю Лотарингию. Hа помощь Гуго Капета он никак не мог рассчитывать, поскольку спустя совсем немного времени после их примирения, герцог, поддавшись влиянию своей сестры Беатрисы и Герберта, по всей видимости, вновь стал довольно благосклонно относиться к императорской партии. Все, о чем Лотарь мог его попросить, – это держаться нейтралитета. Но зато король мог рассчитывать на услуги могущественных вассалов герцога Франции, графов Труа, Шартра, Анжу. К тому же если во время его похода в Лотарингию в 978 г. oн встретил противников в лице графов Ренье и Карла то теперь они выступали как преданные союзники короля. Вероятно, в конце 985 г., или в начале 986 г. Лотарь решил осадить два важных города Нижней Лотарингии – Льеж и Камбре, с епископами которых, Ноткером и Ротхардом, он находился во враждебных отношениях. Узнав, что король Франции готовится вторгнуться в область Камбре, Ротхард в ужасе поспешил к нему, предоставив свидетельства своей покорности, и, таким образом, добился разрешения отдать королю епископство только после взятия Льежа и подчинения всех лотарингских князей.

Спустя два месяца от начала 986 г., Лотарь принял у себя посланника Бореля, графа Барселоны, который просил у него помощи для борьбы с испанскими сарацинами. Под предводительством аль-Мансура,[189] визиря Хакама, халифа Кардовского, они 6 июля 985 г. захватили и сожгли Барселону. Положение Испанской марки было критическое. Посланником Бореля под Барселоной, вероятно, являлся Эд, аббат Сен-Кукуфа, который добился у короля во время его пребывания в Компьене (январь-февраль 986 г.) обновления в пользу этого монастыря, грамоты Карла Великого и Людовика Заморского, погибшей во время пожара, устроенного сарацинами. У Лотаря не было времени ответить на просьбы испанских христиан в то время. Он обдумывал грандиозные планы в отношении Лотарингии. Его внезапная смерть сорвала все замыслы, «принеся белгам[190] отдых». В последние дни февраля по пути из Компьеня в Лан он сильно замерз и простудился. У него начались колики, причинявшие страшные мучения. Король скончался во вторник, 2 марта 986 г., когда ему было чуть больше сорока четырех лет. Прекрасно зная о легкомыслии и бездарности своего сына Людовика, перед смертью он настоятельно советовал ему сохранить поддержку герцога Франции.