Не уставай, преследуя врага! (СИ) - СкальдЪ

— Наставник, — мой голос звучал совершенно бесстрастно, также холодно, как и лёд вокруг, но в глубине души, глядя на морщинистого верховного библиария я чувствовал неуверенность. Иначе и быть не могло. За свою долгую жизнь он видел сотни подобных мне. Глупо надеяться чем-то его удивить.

— Сегодня мы займемся Эхом Пустоты, — вместо приветствия сказал мастер. Его хриплый голос напоминал воронье карканье.

— Мы не помешаем Великим? — мои слова рождали облачка пара.

— Нет. Для них наши импульсы будут казаться родной песней, — последние звуки еще не отзвучали, а на мой разум обрушился мощный удар. Его сила оказалась столь велика, и он был нанесен так неожиданно, что я пошатнулся и едва не рухнул на колени.

Мир померк, Залив Безмолвия пропал, я очутился в пугающей безмолвной тьме. Я все еще учился быть настоящим кархародоном, чувствовать, как они, думать подобно им. И потому та практика, которую наставник называл Эхом Пустоты, воспринимал тяжело. Меня обволакивала густая неподвижная зыбь, я падал в пустоте и на периферии зрения мелькали чудовищные тени. Их бездушные глаза и острые зубы приближались все ближе.

Обычно подобные образы и звуки обрушивались на разум врагов, запутывали его, выбивали из привычного состояния, ослепляли и делали уязвимым, лишая части способностей. Сейчас они обратились против меня.

Страха не было. Я перехватил жезл и напрягся, отгоняя видения прочь. Какое-то время мы боролись, прежде чем Те Кахуранги позволил себя отбросить. Я собрался, перешел в наступление и постарался наслать на разум мастера точно такие же образы, вызывая кошмары и пытаясь внедрить их в разум стоящего напротив псайкера.

Похоже, для него они были чем-то, сопоставимым со стрельбой из болтера по космическому фрегату. Мои импульсы он толком и не почувствовал. Тем более, пока наибольшие успехи проявлялись у меня в биомантии, ментальные дисциплины и предсказательные способности были развиты хуже.

— Неубедительно! — Те Кахуранги не пошевелился, но меня отбросило назад. — Еще раз! Нападай, Борей!

Я попробовал, но меня вновь безжалостно швырнули на лёд, словно мелкую рыбешку.

— Соберись! Еще раз… Еще! — этих попыток было много, я несколько часов пытался хоть что-то сделать своему наставнику и под конец сильно устал. Но усталость — ничто, лучше умереть, чем показать слабость.

— Отдых десять минут, — решил Те Кахуранги, видя мою полную никчемность. Я тщетно пытался увидеть в его лице уважение, но черные глаза смотрели совершенно бесстрастно, мне стоило совершить нечто неординарное, чтобы вызвать подобное чувство. — И мы продолжим.

В тот долгий перелет мастер учил меня прятаться в Тенях. Я осваивал молнии, огонь, щит, лечение ран, Каменные Челюсти и телекинез. Особое внимание уделялось тренировкам ментального нападения и защиты, так, чтобы никто посторонний не мог прочитать мои мысли. И продолжалось это несколько недель с краткими перерывами для приема пищи и сна.

Глава 8

За те двенадцать лет, что миновали после бойни на Зартаке, Джейд Ранник продвинулась до статуса дознавателя при ставшем инквизитором Аугиме Нзогве. Ее патрон проводил ряд расследований, одно из них касалось тех преступлений, что были совершены на Зартаке. В частности, его интересовал вопрос не только противодействия банде Повелителей Ночи, но и легитимности Кархародон Астра и всего того, что они делали — их безжалостной агрессии, доктрин и полномочий. Они забрали с планетоида сорок тысяч человек. Подобное деяние нуждалось в проверке, а равно, как и само их существование, в котором главным заключался вопрос — не встали ли они на сторону Хаоса? А если и нет, то остались ли верны Богу-Императору?

Данное расследование в силу невозможности призвать кархародонов к ответам протекало тяжело. С какого-то момента оно перестало входить в число приоритетных, но все же Нзогве уделял ему определенное внимание. Одна из ниточек заставила инквизитора отправить Джейд на далекий Гипаситис, входящий в пятерку самых почитаемых миров-кладбищ сегментума. Сюда с сотни планет свозили останки героев, погибших во славу Императора. Здесь проживало восемь миллиардов человек, но ежегодный поток паломников практически удваивал данную цифру. Гильдия Некрополя поддерживала в надлежащем порядке известные всему сегментуму святыни — Имперский Кенотаф, Склеп Первых Героев, Виадук Скорби, Лестницу Доблести, Дворец Мучеников, Холм Тишины и десяток других.

На Гипаситисе она объединила усилия с Кириллом Себастьяном Вексом, главой штаба инквизитора Джардниса Фрэйна, с которым уже участвовала в совместной операции ордосов по раскрытию Ереси Скилы на Донарисе. Фрэйн был одним из учеников лорда-инквизитора Розенкранца и считался его союзником. Эти отношения связывали его и с другим учеником лорда — Нзогвой.

Помогал им похоронный архивист Скорбящий Созель, старый и больной человек, бывший агент Розенкранца. Именно он и послал весточку о любопытных деталях.

Под унылым серым небом, среди тоскливого ветра, завывающего меж гробниц, надгробий, могил и погребальных урн, она отыскала свидетельство того, что во время Седьмого Черного Крестового похода, который остановили на планете Макан ценой великих жертв, Кархародоны пришли на помощь Человечеству.

Проталкиваясь сквозь многочисленных паломников, Созель провел их к Холму Тишину, который опоясывала длинная стена с величественными барельефами, выполненными в полный рост космодесантников. На одном из фрагментов запечатлели момент, когда воины Астартес с гербом на наплечнике в виде слезы и двух крыльев отступали от орды еретиков и мутантов с жуткими искаженными телами. Их положение казалось тяжким, но на помощь пришли воины, чьи доспехи украшало изображение изогнутой акулы.

Похоронный архивист упомянул и Песни Кассандры Лев — титанического исторического труда, в одном из книг которого упоминался данный орден. Там говорилось, что в миг своего триумфа еретики были обращены вспять вмешательством пришельцев из Пустоты, верных сынов Бога — Императора. Они спасли Кровавых Ангелов, Имперскую Гвардию, миллионы простых жизней, а затем так же неожиданно исчезли. Кассандра Лев называла их Обсидиановыми, и это же имя закрепилось на Гипаситисе.

Образы на барельефе заставили Ранник нахмуриться и непроизвольно сжаться. Она сразу узнала акулу, которую древний мастер передал идеально. За последние двенадцать лет добрая треть ее ночей была наполнена снами о тесных скальных туннелях, серых призраках с черными глазами и скользких от крови грозовых когтей. И там была акула — чудовищно большая, относительно молодая, но невероятно свирепая, скользившая кругами и подбирающаяся все ближе. Акула бешено работала хвостом и свирепо рвала врагов острыми, как бритва, зубами. Масштаб был таким, что рядом с чудищем она ощущала себя маленькой девочкой, способной целиком поместиться в пасти твари, полной треугольных зубов. Просыпаясь мокрой от пота, с бешено колотящимся сердцем, она все отчетливей понимала, что получила тяжелую психологическую травму,