Еда и патроны - Артем Мичурин

— Ай. Нет, не надо биографию, достаточно просто, в общем.

— В общем? Обычный человек, попавший однажды в необычные обстоятельства.

— Что за обстоятельства?

— Он вам сам расскажет, если посчитает нужным. Хотя вряд ли это случится.

— Ну и ладно. Если о командире не хотите распространяться, расскажите тогда, как сами здесь оказались. Вы не похожи на прирожденного головореза.

— А кто похож? — задумчиво спросил доктор и философски развел руками. — Все люди одинаковы по сути своей. У всех были отцы и матери, у всех было детство, отрочество и юность. Каждый строил планы на будущее, и мало у кого в эти планы входило участие в рейдерском отряде. Как думаете?

— Ну, наверное.

— Наверное. Вот и у меня планы были совсем другими. Они даже успели осуществиться частично. Я, если так уж хотите знать, с детства мечтал медициной заниматься. У меня и отец, и дед врачами были, с малолетства мне эту науку прививали, говорили: «Учись, Лавр, учись. Врачи всегда нужны, выучишься — цены тебе не будет», — Лаврентий Кузьмич замолчал, задумался, и даже бинт перестал разматывать.

— Ну и?.. — вывел Стас доктора из оцепенения.

— Ах, да, простите. Бывает, задумаюсь так… — Лаврентий Кузьмич сделал витиеватое движение рукой, изображающее, видимо, сложную траекторию полета мыслей, после чего вновь приступил к разматыванию бинтов. — Ну и неправда это все. Очень скоро я понял, что цена есть каждому, вне зависимости от заслуг и званий.

— А что случилось?

— Молодой человек, неужели вам действительно это интересно?

— Да, интересно. Я, честно говоря, не особо часто встречаю в лесу врачей, к тому же изъясняющихся литературным языком.

Лаврентий Кузьмич снова улыбнулся, в этот раз уже с меньшей натяжкой.

— Я, признаться, тоже не каждый день лечу наемников, способных поддержать беседу без чередования русского языка с матом в равных пропорциях. А случилась со мной не такая уж и интересная, в сущности, история. Года три тому назад — как время летит — работал я в муромском госпитале. Вообще-то, я там с семнадцати лет работаю… работал, простите, но тот год для меня стал последним. А начиналось все так замечательно. Меня как раз тогда заведующим хирургическим отделением назначили, это почти через тридцать лет работы, но радости все равно было хоть отбавляй. Гордый ходил. Признание, почет, уважение… И буквально через пару недель поступает ко мне парень молодой, вашего возраста примерно, с раздробленным бедром и рваными ранами мягких тканей. Прораб, строительством участка стены руководил. Говорили, что свая железобетонная сорвалась при установке. Операция длилась одиннадцать часов, ногу мы залатали, думали, что спасли, но… увы, началась гангрена. Конечность ампутировали, однако было уже поздно, заражение пошло дальше и пациент умер. А потом выяснилось, что паренек — двоюродный брат жены Грицука.

— Мэра муромского? — уточнил Стас.

Доктор уже снял бинты и начал обрабатывать швы спиртовым раствором.

— Его-его. Ну и, сами понимаете, карьера моя стремительно понеслась под откос. Да что там, у меня замаячила на горизонте вполне реальная перспектива вместо ступеней карьерной лестницы по ступеням эшафота подняться. Но закончилось все не столь драматично — дали мне день на то, чтобы собрать вещички и убраться из города. Я тогда, признаться, даже рад был, как-никак, жив остался, но нервы мне изрядно потрепали. Хорошо, хоть семьей обзавестись не успел, а то ведь… Так-то вот — тридцать лет безупречной службы, и коленом под зад. Извините.

— Да, грустно. А в отряд-то вы как попали?

— Случайно. Когда меня из Мурома выгнали, я с первым же подвернувшимся обозом во Владимир отправился. Не в трущобах же пригородных гнить. Но и тут моя черная полоса не закончилась. На обоз напали, сами понимаете кто, меня чуть было в расход не пустили. Слава Богу — догадался объяснить, что я врач, что могу быть полезен. С тех пор и живу здесь, на базе. Первое время, конечно, тяжко было. Не мой это круг общения, да и находился я здесь на птичьих правах, как пленный. Но потом привык, своим стал до некоторой степени, — доктор невесело усмехнулся. — По крайней мере, здесь меня ценят, да и живется, в принципе, неплохо.

— Неужели не тянет в город?

— Вы знаете, нет, не тянет уже. Общения нормального, конечно, не хватает. Я здесь в основном только с командиром и разговариваю, а с остальными — так… по необходимости только. Но это терпимо. С вами вот побеседовал, мне теперь на неделю хватит. Жаль только, что друзья все в Муроме остались. Как там у них? Ну, ладно, что-то мы с вами отвлеклись. Рану я вашу промыл, рана хорошая.

— Бывают хорошие раны?

— Да, бывают, — покивал доктор, завязывая концы бинтов. — Поверьте, мне есть с чем сравнивать. Повязку нужно будет менять каждые два дня, не реже.

— А вы разве этим заниматься уже не планируете? — попытался Стас разведать обстановку наводящим вопросом.

— Имею подозрения, что нет.

— Доктор, чего долго так? — в проеме между дверью и косяком появилось широкое скуластое лицо с приплюснутым носом. — Командир сердится.

— Мы уже закончили, — ответил Лаврентий Кузьмич. — Можешь здесь подождать.

— Ага, подожду, — дверь открылась, и монгол вошел в избу. — Я эта… одежку принес, тут положу.

Стас подвигал плечами, проверяя свежие бинты, взял из стопки одежды свои штаны и нахмурился, пытаясь вспомнить, когда же он успел их снять.

— Я портки тоже постирал, — ответил монгол, предугадав вопрос. — Сильно грязные были, все кровью заляпанные. В карманах на месте все, я назад положил.

Стас недоверчиво поглядел на скалящегося круглолицего человека с едва заметными щелками глаз, а потом натянул штаны. Они действительно оказались чистыми, и, что самое удивительное, все содержимое карманов осталось на месте. Рубашка и куртка также были постираны и даже заштопаны. Облачившись в обновленный гардероб, Стас зашнуровал ботинки, одернул куртку и с выражением готовности к дальнейшим действиям посмотрел на монгола.

— За мной иди, — позвал тот, — командир ждет уже.

Стас молча пожал доктору руку, кивнул и вышел.

Утро встретило его свежей прохладой и туманом. Старые ели-великаны с почти черной хвоей, окружающие базу, в белесой дымке выглядели еще более величественно, чем накануне вечером. Стас шагал за монголом по тропинке, среди низкорослой травы, покрытой росой, и внимательно поглядывал вокруг, стараясь запомнить как можно больше подробностей. Делал он это скорее по привычке, нежели осознанно, как всегда поступал в новых, незнакомых местах. Передвигаться было больно, каждый шаг отзывался ломотой в покореженных ребрах, но терпимо.