Тайны смутных эпох - Рудольф Баландин

В конце XX века несамостоятельных и робких граждан через средства массовой дезинформации стали «стращать» ужасами гражданской войны и ГУЛАГа, которые их ждут в случае свержения (пусть даже путем выборов) «демократической» власти. И удивительно – столь убогий, нелепый и лживый способ «промывания мозгов» оказался эффективным. Народ пугали коммунистами не только представители прозападных группировок, но и не понимавшие, что выступают заодно с врагами России, патриоты-русофилы.

Почему же множество граждан продолжало верить лидеру, обещания которого лопались, как мыльные пузыри? Видимо, потому что в чем-то главном он был подобен своим поклонникам. Если в Средние века народ верил в сильного, грозного и справедливого правителя, то теперь слишком многих, особенно начинающих возвышаться олигархов и подпольных миллионеров, устраивала предельно слабая государственная власть, позволяющая «прихватизировать» национальные богатства.

Противоположные устремления больших масс населения привели к предельно разным результатам. Смута начала ХVII столетия завершилась восстановлением и укреплением могучей державы. Смута конца XX века закончилась расчленением СССР и превращением России из сверхдержавы в третьеразрядное государство.

Однако вернемся к давней Смуте.

Казалось бы, дела царя Бориса Годунова поправились. Но его враги-соперники замыслили хитроумный план, чтобы свергнуть его не путем дворцового переворота (царь-то был избран законным путем на соборе, назначенном и руководимом патриархом!), а руками народа.

Эти бояре, как пишет Г.В. Вернадский, «решили избавиться от Бориса, восстановив прежнюю династию с помощью призрака князя Дмитрия Угличского.

Вдохновителем нового плана являлся, по всей вероятности, боярин Федор Никитич Романов. Его братья следовали за ним. Богдан Бельский тоже был в курсе дела. Князь Мстиславский держался в стороне. Основным оружием борьбы с Борисом стало распространение слухов, вносящих смятение в умы московитов. Пропаган дистская кампания имела две цели: подрывать доверие народа к Борису, очерняя его личность; и отрицать его право на трон, утверждая, что царевич Дмитрий жив…» В феврале 1598 года в Москве распространились слухи о спасении царевича Дмитрия. Андрей Сапега докладывал литовскому гетману Кшиштофу Радзивиллу, что «говорят, будто Дмитрий – сын царя Ивана IV от его второй жены Марии». Андрей Сапега слышал, что Борис поддерживает молодого человека и готов признать его царем, если его самого не выберут».

Получается что-то странное, если только в последнем приведенном абзаце историк не сделал ошибку. Ведь князь угличский царевич Дмитрий был сыном не второй, а шестой жены Ивана IV. Этот брак был не вполне законным, согласно правилам того времени, и сына от шестой жены принято было считать незаконнорожденным. Правда, для Дмитрия сделали исключение, но в глазах знати его претензии на трон были бы необоснованными.

Может ли быть, что «призрак» погибшего Дмитрия был вызван самим Борисом Годуновым? Неужели столь странный план был припасен им на тот случай, если его не изберут царем? Очень сомнительно. Слух о существовании царевича Дмитрия, скорее всего, был уже в 1598 году пущен противниками Годунова, но он обрастал разными домыслами, один из которых и слышал доносчик Андрея Сапеги.

Другое дело – пропагандистская кампания Романова. Она была направлена против царя, имея целью его опорочить и свергнуть. Но эта «деза», пущенная для «внутреннего употребления», неожиданно оказалась наиболее выгодной для иностранных интервентов и большой Смуты.

В Польше появился человек, выдававший себя за сына Ивана Грозного Дмитрия, спасшегося от убийц. По официальной версии, это был самозванец: беглый монах Григорий Отрепьев. Кем он был в действительности? По этому вопросу у историков до сих пор нет единого мнения.

Еще в ХVIII веке академик Миллер усомнился в самозванстве Дмитрия. В ХIХ веке А.С. Суворин свидетельствовал, что Карамзин в 11-м томе «Истории государства Российского» называл Дмитрия не самозваным, а истинным царевичем. Но затем под каким-то влиянием историк отказался от этой позиции и переделал свою работу, сделав лжецаревича Гришкой Отрепьевым.

С.М. Соловьев считал самозванца орудием бояр, оппозиционных Годунову. Такую точку зрения разделяет Р.Г. Скрынников, прямо называющий покровителями Отрепьева бояр Романовых. Ссылаясь на летописца второй половины XVII века, Скрынников пишет: «Сколько бы осторожным ни был летописец, он весьма прозрачно намекнул на подлинные причины пострижения авантюриста. Отрепьев вынужден был уйти в монастырь в связи с крушением Романовых».

Н. И. Костомаров колебался между признанием Дмитрия царевичем и его самозванством. К.Н. Бестужев-Рюмин писал С.Д. Шереметеву: «Теперь я вижу и считаю вероятным спасение Дмитрия и надеюсь, что Вы это вполне докажете». Шереметев готов был опровергнуть официальную версию правительства и церкви о личности самозванца. Александр III не возражал против публикации такой работы, но при условии, что автор более убедительно подтвердит свою версию фактами. Но труд так и не вышел в свет.

Из советских историков пытался преодолеть традиционный взгляд на проблему П.П. Васильев, посвятивший этой теме книгу в 1957-1958 годах. «Потребовалось 30 лет, – писал он, – для того, чтобы пробить бастионы консерватизма и получить разрешение на издание сей книги, к тому же за счет автора». После обращения к Н.С. Хрущеву он получил разрешение сделать доклад по данной теме в Институте истории СССР и вызвал бурную дискуссию. Но разрешение на печатание книги было получено только в 1989 году.

Что можно сказать о «проблеме царевича Дмитрия»?

Среди исторических документов, летописей и других сочинений нетрудно подобрать сведения, подтверждающие любую из трех версий: Дмитрий зарезался, его зарезали, он остался в живых, а зарезан был «подставленный» мальчик, поповский сын. Вопрос в том, каким сведениям следует доверять.

Наиболее сомнительна или, точнее, фантастична версия о чудесном спасении царевича. У нее есть приверженцы, но доказательств – никаких.

Злодейское убийство царевича не исключено. Один из сравнительно поздних авторов В.А. Малинин пишет: «Розыскное дело Шуйского-Клешнина – топорно сработанная версия недобросовестных следователей. Дело переполнено противоречивыми показаниями, нарочитыми передержками и умалчиваниями, носит следы предубеждений розыскников, следовавших тайным указаниям, полученным еще до отъезда из Москвы. Доверять такому документу можно лишь при условии насилия над собственной совестью».

Суждение резкое, но в немалой мере оправданное. Хотя о каких-либо «тайных указаниях», полученных в Москве, нет никаких данных. При всех недостатках розыска и соответствующих записей, выводы официального следствия в целом вызывают больше доверия, чем свидетельства явно заинтересованных лиц, стремившихся во что бы то ни стало оправдать самосуд над государевым дьяком и другими людьми. О подозрительных людях в окружении Дмитрия нет никаких сколько-нибудь обоснованных данных. Если, предположим, игравшие с ним дети лгали о припадке и невольном самоубийстве, то со временем, став взрослыми, они бы не умолчали об этом. В том, чтобы обвинить в организации убийства Годунова, были заинтересованы слишком влиятельные боярские роды.

В. А. Малинин высказал сомнение в том, что у Дмитрия случались припадки, потому что ходили слухи о попытках отравить царевича. Но и все это не более, чем домыслы. Описания приступов у мальчика более всего напоминают эпилепсию, при отравлениях проявляются другие симптомы. Так что если нельзя вовсе исключить возможность злодейской расправы над царевичем, то признать убедительной такую версию «можно лишь при условии насилия над собственной совестью».

При всей загадочности личности Лжедмитрия I, его приходится считать самозванцем. При окончательной невыясненности причин смерти царевича Дмитрия важен факт появления, распространения и популярности версии о том, что он либо злодейски убит, либо чудом спасся. И та, и другая мысль укоренились в общественном сознании, породив духовную смуту.

Верил ли народ в то, что объявился настоящий царевич Дмитрий? Пожалуй, да. Ведь этот человек обещал быть более «крестьянским» государем, чем Федор или Борис. Да и сам Отрепьев (по-видимому, это был он) все более входил в роль царевича Дмитрия, словно убедив самого себя, будто так оно и есть.

Перед выступлением на Русь у него было небольшое войско, несколько тысяч человек. Было бы безумием при этом надеяться на удачу. Официальная Польша отказалась оказывать ему открытую поддержку. На что он и его советники (в том числе из числа иезуитов; ведь он тайно перешел в католичество, хотя и папа его не признал как царевича) могли рассчитывать?