Трагикомедия бродяги любви - Людмила Вячеславовна Федорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этого Джованни просто упал на кровать, чтобы полежать отдохнуть хотя бы полчасика после бессонной ночи и продремал почти до самого обеда, а, когда очнулся, понял, что скоро приедет Маттео и скорее оделся в простую одежду с дорожным суконным зелёным плащом.
… Попрощавшись сухо с сенатором, Джовано вместе с сундуками в гондоле направился ни к кому иному, как к незабвенному другу Ромео.
Смешной, грубоватый, но обаятельный двадцативосьмилетний Ромео со смешной разлохмаченной неопрятной гривой из непослушных каштановых волос встретил Джовано с радушным удивлением:
– Ой, Джовано, рад тебя видеть! Спасибо, что не зазнаёшься и всё это время не забываешь друга, проведываешь каждые две недели, но что это с твоим видом? После знакомства с господином Маттео ты стал одеваться намного богаче, а сейчас опять в своём привычном и с дорожными сундуками. Что, что-то незаладилось с жизнью «элитного» куртизана и светского льва?
Джовано со смущённым пристыженным видом поправил свой красивый длинный волнистый хвост из русых волос и тихо протянул:
– Да, всё, я опять без жилья на улице, и никакой не светский лев и ни «элитный куртизан», очень короткой оказалась память у господина Маттео, я опять стал обычным «бродягой любви», так что прости за наглый вопрос, друг, но можно я первое время, всего два-три дня, у тебя поживу?
– Да не проблема, постелю на диване, проходи, Джовано, друг. Только что же такое случилось, что сенатор выгнал тебя? – искренно удивился Ромео.
– Да, тут такое дело…, сенатор же, чтобы меня приглашали в высший свет, солгал, что я ему какой-то дальний родственник, и, конечно, опозориться мне было нельзя. А вчера на балу у его кузины был один молодой человек из нашего борделя, Тот самый франт Рико, с которым ты постоянно ругаешься, он узнал меня, зараза, подошёл и, когда приветствовал, при всех проболтался, что мы познакомились в борделе. Ну, вот этого позора для их семьи сенатор мне и не простил… – поделился молодой человек своей бедой с другом, опустив смущённо взгляд своих больших светло-карих глаз в пол.
– А-а-а, – протянул с сочувствием Ромео, – Понял, сочувствую, друг. А я, между прочим, говорил тебе, что всем этим знатным господам нельзя доверять, и что бы ты держал ухо в остро. Ладно, уже не суть, бывают досадные случайности. А, вообще-то время обеда, хочешь, оставишь пока свои сундуки тут у меня, и мы сходим в таверну, что-нибудь поедим, да поговорим…
… Спустя полчаса два друга сидели в маленькой таверне, кушали картошку с сардельками и Джовано делился своими идеями:
– … Знаешь, что, Ромео, я решил? Я хочу уехать в другую страну или хотя бы город, начать всё с чистого листа! Просто я уже здорово устал от такой беспокойной беспорядочной жизни здесь, у меня тут получается замкнутый круг! Чтобы выжить, не погибнуть на улице я в шестнадцать лет стал куртизаном, потом я стал пользоваться таким успехом у женщин, что я стал известен на этом поприще, естественно и платить мне стали хорошо, и чем я становился старше, тем слава и деньги росли. Казалось бы, можно было бы и уже получить образование и нормальную работу и завязать с позорным хождением по рукам, но теперь с такой постыдной славой меня везде узнают сразу и не хотят даже слушать меня, везде торопятся выпроводить, чтобы не иметь дело с «падшим». И в издательствах, когда пытаюсь издать свои книги, и в учебных заведениях, везде меня гонят, даже не дав слова сказать, «жигало» и всё тут я для окружающих. И я подумал, что, если я перееду подальше, там никто о моём неприличном прошлом не знает, и я смогу начать новую жизнь, достичь чего-то. И денег я немножко подкопил, пока так шикарно жил за счёт господина Маттео, то есть на переезд и первое время у меня есть средства, а там бы уже на месте придумывал, как могу заработать. Быть может, нанялся секретарём к кому-то или библиотекарем, а, может, выучился бы на врача, или стал переводчиком, а может, удалось бы найти издательство и зарабатывать писательским трудом, или, в крайнем случае, если ни один из этих хороших вариантов не получился бы, придумал какую-нибудь афёру денежную, хитростью заработал. А уехать можно… хоть в Париж! Большой город, я там затеряюсь точно, возможностей тоже больше, чем в Венеции, французский язык я знаю блестяще! Ну, что скажешь, друг, Ромео?
– Что скажу? Идея, достойная глупца или такого неопытного юнца, как ты! Конечно, я не говорю, что твой план совсем невыполнимый, быть может, у тебя даже что-то выйдет из твоих мечт в итоге, но неужели ты наивно веришь что это так легко? Что стоит тебе уехать в Париж, и ты уже сразу будешь, как сыр в масле кататься? Нет, не будет ничего легко! Пока найдёшь постоянную работу, место жительства, или будешь учиться, ты и голодный будешь, и под мостом не раз ночь скоротаешь, а потом, через пару лет, уж будет твоя эта благородная честная жизнь, за которой ты сейчас бежишь. А если ж ты пойдёшь не честным путём, а в какую-нибудь денежную афёру попадешься, то всё, будешьв тюрьме очень долго мечтать! Несколько свободных от дел для мечт лет в тюрьме тогда ты себе точно обеспечишь! Я не понимаю, чем тебя не устраивает просто работать в борделе, тем более ты, как любовник-куртизан, известный, высокооплачиваемый… – ворчал Ромео, нервно приглаживая непослушную растрёпанную каштановую шевелюру.
– Да как ты не понимаешь, Ромео, что я хочу добиться в этой жизни чего-то большего, чем просто тёплое местечко в борделе? Быть может, такая жизнь устраивает тебя, но не меня! Я умный, грамотный, способный человек! Я знаю хорошо точные науки, и художественную литературу люблю, я способный переводчик, и сам сочиняю, у меня хорошая память, манеры, трудолюбие! Мне не хватает сейчас только одного: шанса показать свои возможности! И я еду в Париж за этим шансом! – уже не сдержался и крикнул Джованни.
Ромео покачал головой, но не стал спорить с другом, лишь предложил рассчитаться с трактирщиком и пойти готовиться к отъезду…
… Дорога в Париж в почтовой карете Джовано очень нравилась, у молодого человека вызывало настоящий восторг ощущение новизны, чего-то нового, неизведанного, и, как мечталось молодому авантюристу, чистого и благородного. Он с большим наслаждением любовался новыми пейзажами, милыми французскими деревушками, виноградниками, вдыхал ароматы, и всё писал и писал скрипучим пером по