Старый дом под платанами - Светлана Сорокина

– Почему вы так подумали?

– Дверь в зимний сад была настежь раскрыта. Я поставила стакан на стол и вышла на террасу крытого сада. Выглянула в окно и лишь увидела, как мелькнуло платье девочки. Я подумала, что если она будет долго гулять, то пенка осядет. Зашел господин Филипп, и я ушла.

– Что Вы делали в тот момент, когда он вошел?

– Что делала? – на секунду она задумалась. – Не помню. Прошло столько времени. – Домоправительница нахмурилась. Однако вскоре ее лицо прояснилось:

– Да пенку размешивала! Наш ангелочек всегда заказывала свежевыжатый сок с пенкой!

– Куда вы потом пошли?

Эва посмотрела на меня как на слабоумного:

– Вы же сами сказали: меня позвала из столовой хозяйка.

– Да, конечно. Но я хотел это еще раз услышать от Вас, Эва. Что было потом, когда вернулась Мария?

– Из столовой скоро услышала ее пение в коридоре. Затем, шаги моей птички по коридору и звук открывающейся двери в Музыкальную гостиную. Я еще подумала: осталась ли пенка? Позже Мария поблагодарила меня за фреш. Вечером ей стало резко плохо, позвали доктора. Я места себе не находила! Госпожа Алиса и хозяин не отходили от ее постели, а через два дня нашей птички не стало. Но знаете… – Домоправительница замолчала и с тревогой огляделась по сторонам.

– Что, «знаете»? Продолжайте, пожалуйста, Эва. – Пытаясь подбодрить ее, я улыбнулся той располагающей улыбкой, от которой обычно «таяли» женщины любого возраста.

Недоверчиво посмотрев на меня и поджав губы, Эва некоторое время молчала, но мое обаяние, которое, каюсь, я намеренно применяю в нужных ситуациях, взяло верх над всеми сомнениями.

– Госпожа Матильда, говорит, что видела Марию в доме, она считает, что девочка по-прежнему живет здесь, – шепотом проговорила пожилая дама, оглядываясь. Понимаете о чем я?

– Безусловно. Спасибо, огромное, Эва. Вы мне очень помогли.

– Я только выполнила приказание своей хозяйки. – С достоинством ответила домоправительница, вновь превратившись в важную персону дома.

– Простите. Еще один вопрос: почему Вы в начале нашей беседы сказали, что «давно пора было заняться этим происшествием»?

– А разве не понятно, что от свежего сока или еды девочке не могло стать хуже? Хотя она и собирала в тот день цветы, от них так же не могло ухудшиться состояние до такой степени. Доктор сказал, что у нее очень распухло горло, так сильно, что произошло удушье! А ведь за ужином она почти ничего не ела!

– Она собирала в тот день цветы?

– Да, именно в тот момент, когда я ждала ее с соком. А поскольку у нее была аллергия, как определили врачи, покойный господин Филипп считал, что ухудшение настало из-за букета. Бедняжка, любила понюхать каждый цветок. Для нее очень важен был их запах.

После ужина никому больше не стало плохо?

– Нет, конечно!

– Уходя из Музыкальной гостиной, Вы не заметили, Филипп оставался там?

– Совершенно верно. – Она сделала ударение на слове «верно», а губы Эвы при этом превратились в тонкую, металлическую проволоку.

– Еще раз благодарю за помощь.

Когда дверь за домоправительницей закрылась, я откинулся на спинку кожаного «ушатого» кресла и задумался: она или слишком бесхитростна, но амбициозна, или умна и прекрасная актриса. Как бы там ни было, эта женщина дала понять, что подозревает покойного хозяина.

Не успел я поразмыслить над услышанным, как в дверь постучали. Кэтти принесла чашку кофе, любезно присланную мне госпожой Алисой. В голосе и манере девушки сквозило плохо скрываемое любопытство и нетерпение поскорее узнать новости. Не выдержав, она задала мне вопрос:

– Вы действительно проводите расследование смерти Марии?

– От Вас нечего не скрыть, Кэтти! – усмехнулся я.

– Не вижу в этом нечего смешного. Преступление – это очень серьезно.

– С этим трудно не согласиться.

– Я говорила Вам, что здесь дело не чисто! Я это чувствую!

– Оставим эмоции, Кэтти и поговорим спокойно. Вспомните тот день, когда Марии стало резко плохо, – тридцатого мая. Вероятно, Вы были заняты к подготовке приема гостей из общественных организаций.

– Да! С благотворительного фонда. Так и было! – Девушка восторженно смотрела на меня. – Вижу, Вы много уже знаете! Кого-то подозреваете?

– Не так скоро, Кэтти! – осадил я ее. – Факты, все определят факты. Поэтому помогите мне и сосредоточьтесь.

Она задумалась, сдвинув брови и растягивая слова, стала вспоминать вслух:

– Кажется, это действительно произошло тридцатого мая. Я была завалена работой и отменила встречу с подругами. А ведь мы всегда встречаемся тридцатого числа каждого месяца в «Святом Стефане». Кстати, очень милый ресторанчик с прекрасным интерьером. Вы уже были там? Если нет, рекомендую его посетить.

– Спасибо. Как-нибудь обязательно зайду, но не отвлекайтесь, Кэтти.

– Хорошо. Я отпечатала нужные бумаги и собралась идти в банк. Из Музыкальной гостиной доносились звуки вальса Шопена, который любила играть Мария. Господин Филипп так же был там, так как я услышала его голос и аплодисменты. Госпожа Алиса из столовой позвала Эву. Потом я слышала шаги домомучительницы по коридору в направлении Музыкальной гостиной. Затем был телефонный звонок, на который я ответила. Через некоторое время хозяин так же снял параллельно трубку, но, услышав, что я у телефона, – положил ее.

– Простите, Кэтти, Вы точно слышали все эти звуки?

– Да, конечно! Было душно, и я намерено приоткрыла дверь кабинета.

– Вы были в кабинете госпожи Алисы, который находится напротив бывшего кабинета покойного Филиппа?

– Совершенно верно. Только теперь это мой кабинет – важно, но без апломба произнесла девушка. – Так вот. Было около четырех часов дня. Накрасив губы и, поправив прическу, я надела новые красные босоножки на высоком каблуке, (они у меня стояли под рабочим столом), взяла папку с документами, сумочку … – Кэтти задумалась, а я подумал: «Уж не собирается ли она перечислять все содержимое своей сумочки?», но, боясь отвлечь ее от нити повествования, все же не выдержал:

– Что было дальше, Кэтти?

– Выйдя из кабинета, я встретила Матильду. Она спросила меня, не видела ли я ее шаль? Вспомнив, что видела ее возле камина в Большой гостиной, сказала ей об этом. Тут же вспомнила, что сама забыла взять платежное поручение. Поэтому мне пришлось вернуться. Когда я вновь выходила, в холле столкнулась с Марией. Помню, что еще удивилась, ведь она только что играла на пианино, а уже успела собрать большой букет и возвращается. «Сколько же времени я собиралась?» – подумала тогда про себя. Вслух же я похвалила красивый букет, а она – мои босоножки. Мария поблагодарила и сказала: «Я люблю, когда в доме пахнет цветами». Она была счастлива и что-то мурлыкала себе под нос. И потом такое случилось…

– Вы заметили недомогание или бледность на лице Марии?

– Нет и еще раз нет! Она прекрасно себя чувствовала, улыбалась и что-то напевала. А когда человеку плохо он не поет!

– Вы заметили, какие цветы были в букете?

– Сиреневые и синие. Любимые цвета покойной. – При этом Кэтти тяжело вздохнула. – Помню запах лаванды. Да. Там были ирисы, лаванда и, кажется, незабудки или колокольчики. Впрочем, прошло два года, возможно, какие-то детали я уже не так хорошо помню. Хотя тот трагический день врезался в память. Однако уверена, что ни одна я запомнила его.

– Благодарю Вас, Кэтти. Вы замечательно рассказали, но ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос: с какой стороны Мария вышла в холл? Со стороны Музыкальной гостиной по коридору?

– Нет, конечно! Это ведь понятно: за то время пока я говорила по телефону и собиралась в банк, она успела выйти из Музыкальной гостиной через зимний сад, обойти дом вокруг, нарвать по пути цветы и вернулась с букетом в главный холл со стороны Западной террасы.

Кэтти была довольна собой, своей помощью в расследовании, и улыбка озаряла ее открытое лицо. В этот момент ее меньше всего заботила истинная причина смерти бедной девушки.

– Да, я вспомнила еще, что когда направлялась по аллее к калитке, за моей спиной услышала голос Филиппа. Он искал Марию и сказал, что пенка осядет, если она немедленно не выпьет сок. Когда я вернулась из банка, правда, я еще забежала на минуточку в ресторанчик «Святой Стефан», ведь все равно был уже конец рабочего дня. Так вот, тогда узнала, что Марии резко стало хуже.

Глаза Кэтти вдруг потемнели, а выражение лица стало серьезным. Мы обменялись долгим взглядом, и на дне ее глаз я увидел притаившуюся страшную догадку:

– Уж не думаете ли Вы, что это сделал Филипп?

«А она не так проста, как я думал» – Мысленно сказал я сам себе.

16

И так, что мы имеем? – задал я сам себе вслух вопрос, оставшись, наконец, один в кабинете госпожи Алисы. Взяв шахматную доску и фигуры, я расставил их на предполагаемый план дома на шахматной доске и стал рассуждать, передвигая фигуры. Госпоже Алисе досталась роль Белой королевы, Филиппу – Черного короля, Матильде – Черной королевы, Кэтти – Белого коня, Эве – Черной ладьи, а Марии – Белой пешки. Надеюсь, она простила меня за эту вольность.