Перебежчик - Алексей Вячеславович Зубков

жизни, даже в вашей комфортной камере, какая бы она ни была. Лучше просто расстреляйте меня, если вам для этого нужно мое согласие. Или можете откормить и разобрать на запчасти, если начальство требует, чтобы от меня была какая-то польза. Печень сразу выбрасывайте, я старый алкоголик. Сердце еще лет тридцать походит. Глаза не как новые, но для слепых сойдут. Если честно, мне перед патологоанатомом только за мозги стыдно не будет.

— Нет. У нас есть более интересное предложение. Но Вы к нему еще не готовы. Вы недостаточно знакомы с нашим, как Вы говорите, культурным кодом, чтобы вести полноценные переговоры. Ознакомьтесь и продолжим.

Главное слово Уинстон оценил только когда его уже уводили в камеру. Переговоры. Переговоры бывают между равными сторонами. Допрос ни в коем случае не синоним к переговорам. То есть, русские хотят предложить какой-то другой уровень отношений на равноправной основе.

По пути он столкнулся с Колобом, которого вели навстречу. Здесь камеры-одиночки находились на минус втором этаже, и заключенных выводили через длинный коридор строго по одному. До сих пор Уинстон не увидел и не услышал никого из соседей.

Конвоиры уперлись с разных сторон в решетчатый тамбур и принялись ругаться на предмет, кто вышел не в свое время и кто куда мог бы отойти, чтобы встречный конвой прошел, не нарушая строгие правила безопасности.

— Живой? — риторически спросил Колоб.

— Послушал твоего совета, — ответил Уинстон.

— Это ты меня сдал зеленым?

— Я. Подумал, что если меня в милиции убьют, то тебя тоже. Не надо было?

Колоб пожал плечами.

— Тебя посадят теперь? — спросил Уинстон.

— Зеленые не сажают. Или предложат работать на них, или выжмут на допросах с химией и спишут в утиль. Посмотри на меня.

Уинстон посмотрел Колобу в глаза. Не похоже, чтобы его травили какой-то химией.

— Не похоже, чтобы тебя травили какой-то химией, — сказал Колоб, — Значит, жди предложения.

— Совместить не могут?

— Нет. Начиная со второго уровня химия — билет в одну сторону. Говорить сможешь, соображать — нет.

— Ты говорил про амнистию. Студент и Док Джонсон ведь ушли?

Колоб вздохнул.

— Про амнистию был уговор с чекистами, не с зелеными. Вся надежда, что Сандро про меня не забудет. Да ты-то не парься. Ты где раньше работал?

— В министерстве.

— Как был госслужащим, так и останешься. Только государство поменяешь на получше.

— А ты?

— Да что я-то тебе? Не знаю, что со мной будет. Допросами не грузят, химию не дают, в стукачи не приглашают. Кормят, как на воле не кормили, и лечат по-настоящему. Я ведь тогда чуть не сдох. Ведро крови мне перелили. Руку пересобрали, — Колоб сжал правый кулак, — Как лошадь краденую на базар готовят. Чует мое сердце, продать меня хотят. Не знаю только, кому.

— Разговорчики в строю! — крикнул один из конвойных.

Уинстона отвели обратно в лифт, подняли на минус первый этаж и посадили в другую камеру. То есть, встреча с Колобом состоялась, потому что ошиблись конвоиры англичанина, когда повели на старое место.

Новая камера отличалась от старой наличием телевизора на стене, письменного стола, лампы и розетки. Доступ к электрической сети мог бы облегчить заключенному как самоубийство, так и попытку побега. Стол, стул, кровать и кресло не были прикручены к полу, что наводило на мысли о существенном смягчении режима. Как будто это и не тюрьма, которая защищает внешний мир от своего постояльца, а убежище, которое защищает постояльца от внешнего мира.

Картина мира. Сказки народов Европы

Готовясь к путешествию за море, Уинстон задумывался о том, что за люди живут по ту сторону железного занавеса, и вспоминал содержание своей дипломной работы по русской детской литературе.

В русских детских книжках герои или улучшали свои воинские навыки, или занимались решением изобретательских задач. Или приходили к одному их этих вариантов. Или, совершенно не затрудняясь, решали боевые задачи, используя навыки мирного времени.

Характерно, что тема борьбы за лидерство среди главных героев не поднималась. Даже в формате выборов или ритуальных поединков. Герои либо боролись с явно нехорошими людьми, либо опережали второстепенных персонажей. Между собой же они быстро выбирали лидером наиболее подходящего по характеру. Пока он оставался у руля, остальные играли сюжетные роли воинов или инженеров.

Третьим, несколько более редким классом персонажей был доктор. Если герою сказки оторвало руку, ногу или голову, то друзья тащили его к доктору, и доктор собирал пациента буквально по кусочкам. Причем запчасти попроще, вроде ног, доктор спокойно брал непонятно откуда, но откуда-то под рукой.

Если под рукой не было доктора, его задачи выполнял кузнец. Кузнец мог сковать хоть конечности, хоть голос, хоть зубы. Все, кроме мозгов. Части тела кузнечного производства герои принимали так же легко и естественно, как запасные конечности из холодильника доктора.

Если же и кузнеца под рукой не было, герои открывали ящик инструментов сами и чинили себя чем под руку попалось. Даже дикий лесной медведь отправлялся мстить обидчикам на собственноручно выструганной деревянной ноге.

Четвертый класс персонажей в детских книжках слегка просматривался, но его полнофункциональное использование, наверное, перенесла на более поздний возраст цензура. Боевые подруги, которые в принципе могут сами быть лидером, воином или доктором, но намного больших сюжетных результатов добиваются, мотивируя на подвиги всякую тварь условно мужского пола. Или даже жены, которые дают умные советы. В одной из сказок девушка, чтобы удачно выйти замуж, поджидала жениха в болоте, превратившись в лягушку.

Что характерно для Евросоюза, сказки не то, чтобы воспевали многонациональность, а почти игнорировали национальный вопрос. В одном строю стояли люди и звери, травоядные и хищники, ожившая техника и уникальные монстры, вызванные авторской фантазией. Европейцы воевали не из-за национальных, а из-за идейных противоречий, легко принимая в свои ряды распропагандированных бывших врагов.

В новой камере Уинстон первым делом заинтересовался телевещанием. Пощелкал переключателем и наткнулся на канал для самых маленьких.

По детскому каналу шел многосерийный французский мультфильм про то, как подразделение Иностранного Легиона строит базу в Африке. Главный герой — неведомый зверь по имени Бурашка, по-видимому, восточноевропеец, поляк или чех. Его друг, Эжен, «крокодил, который работал крокодилом». Явный намек на местного негра. Который днем «работает крокодилом», то есть традиционным местным хищником, диверсантом в тылу врага. Убивает людей, как его предки-дикари, и ходит на работу без одежды, как дикарь. Но, приходя с работы, надевает пиджак и шляпу и играет на французской гармони, как носитель европейской культуры.

Из остального персонала базы запомнились Лев в зеленом тюрбане, очень комплиментарный образ алжирского француза