Порочные ангелы (ЛП) - Халле Карина

— Как скажете, босс.

Я прохожу мимо него внутрь дома, отношу Луизу в ее комнату, пинком закрывая за нами дверь, и кладу на кровать — я не собираюсь оставлять ее: не тогда, когда она без сознания. В меня никогда не стреляли электрошокером, но я знаю, что иногда после такого бывают осложнения, и некоторые люди даже умирают от этого. «Taser» у меня для пыток, для причинения боли. В конце концов, тут, в Мексике, мы стреляем, чтобы убивать, и пуля отлично срабатывает для данной цели. А вот «Taser», он не убивает… Он только продлевает мучения. Однако я не представляю, какой эффект «Taser» оказывает на женщин.

В утреннем свете, проникающем в комнату через окно, Луиза напоминает ангела, только грязного. Почему-то чувствуя себя виноватым, я смахиваю с нее грязь, проводя руками по ее ногам, бедрам, животу, груди и рукам. Убирая землю с ее лица, я аккуратно провожу пальцем по ее скулам и понимаю, что ее кожа просто убийственно мягкая. Хоть мне и нужно разбудить Луизу, чтобы убедиться, что она в порядке, я также хочу, чтобы она поспала, поэтому подхожу к краю кровати и стягиваю с девушки обувь, позволяя кроссовкам упасть на пол, после чего подкладываю Луизе под голову подушку. Несколько минут я просто стою здесь и упиваюсь видом моей спящей красавицы.

Мне сложно бороться с побуждениями, которые время от времени проносятся через меня: я хочу продолжать ощущать ее, гладить руками ее кожу; я хочу ласкать ее грудь, облизывать соски и делать ее влажной своими пальцами. Я хочу освободить свой член и провести головкой по ее слегка приоткрытым губам, а потом перевернуть девушку и закончить вырезать на ней свое имя. Сегодня будет «Ь».

Но для всего этого она должна быть в сознании. В другом случае, это будет неправильно.

Я стою здесь уже около часа, пока мое тело воюет с мозгом, когда она, наконец, шевелится. Ее голова наклоняется в сторону, девушка слегка стонет, потягиваясь, и я резко втягиваю воздух в предвкушении, когда ее глаза медленно открываются.

Она аккуратно поднимает голову и смотрит прямо на меня, почувствовав мое присутствие. На ее лице отражается разочарование.

— Тебе не удалось сбежать, — говорю я низко.

Несколько мгновений она не сводит с меня глаз, после чего с тревогой опускает взгляд на свое тело, разглаживая руками платье.

— Я не прикасался к тебе, — сообщаю я, изучая ногти на руках и убеждаясь в том, что они чистые. — Не переживай.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Я смотрел на то, как ты спишь.

— Я не спала, — отвечает она. — Я была в отключке.

Хмурюсь.

— Верно. Это Эсте. У него был электрошокер. Но ты попыталась удрать, — встречаюсь с ней взглядом. — Мне жаль.

— Жаль? Тебе действительно жаль, что он выстрелил в меня электрошокером? — спрашивает она язвительно.

Она снова борется со мной, и это возбуждает.

Мирно ей улыбаюсь.

— Да. Мне вовсе не хотелось, чтобы произошло что-то подобное, — замираю. — На что это было похоже?

— Похоже на то, будто ты ударился обо что-то локтем в болезненном месте, только это сильнее, и боль проносится по всему телу до тех пор, пока тебе не начинает казаться, что ты сейчас умрешь, — она со злостью смотрит на меня.

— Звучит ужасно.

— Потому что так и есть, — она кипит от ярости.

Подхожу ближе и наклоняюсь над девушкой, смотря ей в глаза. Они настолько прекрасные и темные, что я почти теряюсь в них, и мне приходится прочистить горло.

— Значит, вероятно, в следующий раз ты не попытаешься сбежать. По крайней мере, не от Эсте.

Она смотрит на меня и сглатывает — я вижу, как двигается ее горло. Ее нежное и деликатное горло.

— А что, если я попытаюсь сбежать от тебя?

— От меня ты сбежать не захочешь. Тебе лучше не знать, что будет, когда я тебя поймаю.

Пристально наблюдаю за ней, ожидая страха, смешанных чувств и апатии, но не вижу ничего, кроме огня, горящего в ее глазах. Я хочу попробовать этот огонь на вкус, трахнуть его и почувствовать всеми возможными способами. Я хочу достать этот огонь из нее.

Но она прячет его глубоко внутри. Она абсолютно удивительна, потому что не сломана и отказывается ломаться, несмотря на все мои усилия.

Хотя я с ней еще не закончил.

— Я вернусь позже, — говорю ей, поворачиваясь, чтобы уйти, и не могу сдержать улыбку, когда слышу ее облегченный вздох: по крайней мере, вид того, как я ухожу, что-то значит для нее.

Всю оставшуюся часть дня Эсте только и делал, что искал причины для ссоры, впрочем, это его вечное состояние, которое он обычно скрывает за наружностью серфера. Этого было достаточно, чтобы я заколебался, когда после ужина он спросил, хочу ли я, чтобы он отнес Луизе еду. Хорошо и то, что он хотя бы спросил: видимо, не все его манеры были смыты в унитаз.

К тому времени, как он вернулся на кухню, мы с Доктором зажгли сигары и наблюдали через открытую кухонную дверь, на которой был экран, не пропускающий комаров, за тем, как ветер выносит наш дым на улицу. Сегодняшняя ночь жаркая и влажная, и я чувствую себя так, как будто начинаю терять контроль над ситуацией.

Все дело в том, что мы по-прежнему не слышали ни слова от Сальвадора. Немного ранее сегодня Хуанито отправился в Кулиакан, чтобы собрать информацию: люди говорят, и он сразу же узнает, обсуждается ли исчезновение Луизы. Эсте просматривал вебсайты в поисках какого-либо упоминания о пропаже девушке, но пока ничего не обнаружил. Создается впечатление, будто ее и в помине нет в комнате наверху, а мы не сидим здесь, раздумывая о том, что с ней делать.

— Ну как? — спрашиваю я Эсте между затяжками, позволяя клубам дыма вылетать из моего рта и наблюдая за тем, как они летят к двери.

— Она ест, — отвечает он. — Хотя ведет себя как стерва.

Доктор тихо фыркает.

— Она имеет полное право вести себя как стерва, — ненадолго сужаю глаза на Эсте.

— О, посмотрите-ка, Мистер Берналь сочувствует своей собственной заложнице, — ухмыляется он, выдвигая стул и садясь на него.

— Не путай понимание с сочувствием, друг мой, — отвечаю я.

— Не путай залог с тем, что можно оставить себе, — говорит он. — Как только Сал заключит с нами сделку, она вернется к нему.

— Хавьер не идиот, — говорит Доктор задумчиво, выдыхая дым через нос. — Сал соглашается — она возвращается к нему. А если он отказывается, то она умирает. Медленно. И болезненно. Так, чтобы все поняли, что мы никогда не шутим, — он многозначительно смотрит на меня. — Так ведь?

— Конечно, — быстро киваю я. — Конечно.

— А если этого не произойдет, — продолжает Доктор, — тогда, новости распространяются быстро, не так ли? Ни один картель, достигший нашего уровня, никогда не показывал подобной слабости, и нам нужно сохранить империю. Империю Хавьера.

Он по-доброму улыбнулся мне — так обычно улыбаются пожилые люди тем, кем гордятся, однако я знаю, к какому типу людей относится Доктор: по отношению ко мне он испытывает не доброжелательность, а терпимость. Сомневаюсь, что человек, являющийся профессионалом в искусстве пыток и переговоров, по-прежнему может быть добрым.

В этот момент я понимаю, что мы все собой представляем: кучку акул, сидящих за столом, ухмыляясь друг другу и подмигивая черными глазами. Если мы прекратим есть и плавать, то просто умрем.

— Никто не сомневается в том, что произойдет с Луизой, если Сальвадор откажется, — говорю я, откидываясь на спинку стула. — Но я считаю, что он согласится.

— Почему бы нам не снять еще одно видео? — предлагает Эсте, двигая бровями. — Предупреждение.

— Да, — соглашается Доктор, — Это не помешает нам, верно?

Нет, это не может нам помешать.

Слегка улыбаюсь и постукиваю пальцами по столу.

— Я думал, что обычно это делают в тех случаях, когда обсуждается выкуп или если похитителей не воспринимают всерьез, а не тогда, когда тот, с кем мы связались, просто не ответил.

— О, Хавьер, — говорит Доктор. — Ты ведешь себя как чудак со всей этой честью и подобной ерундой. Ты же наркобарон, черт возьми. Ты можешь делать все, что пожелаешь, и никто не запретит тебе. Здесь нет понятия чести, — он смотрит на Эсте. — Можно сделать это завтра.