Доверие - Эрнан Диас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Высокочтимый мистер Раск,
Мы верим, что нижеследующее застанет вас в добром здравии.
Мы рады представить Вам настоящим письмом доктора Ладисласа Афтуса. Как видно из его curriculum vitae (прилагается), он имеет наивысшие академические регалии.
Текущее направление исследований доктора Афтуса сосредоточено на использовании пентилентетразола в лечении шизофрении. Этот препарат известен своими преимуществами в качестве стимулятора, применяемого при некоторых заболеваниях органов дыхания и кровообращения. Но доктор Афтус нашел ему новое применение. После тщательного статистического исследования доктор Афтус обнаружил, что патологией антагонистичной шизофрении, практически не совместимой с ней, является эпилепсия. Он пришел к заключению, что низкий процент шизофреников среди эпилептиков должен объясняться высокой концентрацией глиальных клеток у них в мозгу. Далее он пришел к заключению, что искусственно вызванный эпилептический припадок увеличивает присутствие глии в мозгу шизофреника, тем самым излечивая его. И понял, что способен вызывать эти судороги с помощью специального соединения на основе пентилентетразола, которое при высокой дозировке вызывает судороги, мало чем отличающиеся от сильных приступов эпилепсии. Наши клинические испытания, проведенные недавно в психиатрической клинике в Будапеште, обнаружили высокий показатель успеха.
Судорожная Терапия, патентованием которой сейчас занимается «Фармацевтика Хабера», — это будущее психиатрии. И мы полагаем, что миссис Раск является для нее идеальным кандидатом. Доктор Афтус, несомненно, сможет изложить все подробности лучше, чем это сделаем мы, и разрешить любые возможные опасения.
В эти суровые времена мы остаемся мысленно с Вами и Вашей супругой.
Искренне Ваши,
Лоренц Рантцау
Вильгельм фон Бюльтцингслёвен
Дитер Эльц
Юлиус Бирк
Райнхардт Либецайт
◆
ПОСЛЕДОВАЛ ПЕРИОД ОЖИДАНИЯ, когда Хелен снова перестали давать успокоительные, чтобы доктор Афтус смог увидеть ее симптомы «в полном цвету». За это время Афтус и Раск лучше узнали друг друга. Возможно, потому, что совет директоров «Фармацевтики Хабера» наставил его относиться с подчеркнутой предупредительностью к их главному инвестору, доктор Афтус в любое время был готов ответить на его вопросы и обсудить каждый аспект лечения во всех подробностях. Бенджамин был от этого в восторге после уклончивого доктора Фрама с его заумной абракадаброй. Он делил стол с Афтусом, и тот объяснял ему химический состав своего препарата и его метаболизм. Доктор Афтус рассказал Бенджамину на беглом, но вымученном, вычурно-патрицианском английском о своих первых экспериментах с камфарой и о том, как он отказался от этого судорожного средства из-за его медленного действия, внушавшего ужас как пациентам, так и врачам. Его новый препарат отличался быстродействием, а следовательно, гуманностью, занимавшей центральное место в этой процедуре в частности и в его медицинской философии в целом. Бенджамин был весьма тронут таким упором на доброту и сострадательность, напомнившим ему принципиальную страстность, с какой Хелен когда-то отдавалась разработке новых методов психотерапии. Кроме того, доктор Афтус предоставил ему исчерпывающую статистику своих клинических испытаний и снабдил схемами, графиками и диаграммами. Эти расчеты, выведенные из эмпирических фактов, — эти цифры — давали Бенджамину чувство надежности: это было лечение, основанное на наблюдении, экспериментах и непоколебимых законах природы; научная работа, поддававшаяся объективному измерению.
Настал день первой инъекции. Бенджамин оторопел, когда ему отказали в доступе в палату Хелен. Он попросил одну из медсестер позвать доктора Афтуса. Через несколько минут доктор отвел его в одну из пустых соседних палат и заговорил с ним полушепотом. Предотвращая вопросы Бенджамина, он вскинул руки и закрыл глаза. Ему не хотелось обсуждать это с мистером Раском, но наблюдать судороги — занятие не из приятных, особенно для неспециалиста. Будет прискорбно, если при виде наиболее отталкивающей части лечения он усомнится в его огромной пользе. И самое главное, не будет ли разумно избавить миссис Раск от тревог и волнений мужа? Процедура пройдет быстро, и мистер Раск сможет увидеть жену, как только она отдохнет.
Бенджамин провел утро, приводя в порядок бумаги, касавшиеся возвращения в Соединенные Штаты. Доктор Афтус заверил его, что они смогут уехать в скором времени, возможно, в течение десяти дней. Его судорожная терапия имеет почти мгновенный эффект. Миссис Раск будет слаба, это да, но доктор Афтус вызвался сопровождать их, чтобы присматривать за ней во время путешествия через Атлантику и продолжить лечение в Нью-Йорке, в комфортной для нее домашней обстановке. Ничто не могло обрадовать Бенджамина сильнее. Ему не терпелось вернуться к работе и снова отдавать распоряжения, делать бизнес. А главным из его многочисленных проектов было полное поглощение «Фармацевтики Хабера», ведь революционные открытия доктора Афтуса, похоже, обещали выгодные инвестиции.
В дверь постучала медсестра и, сообщив, что миссис Раск готова его видеть, удалилась. Поправляя галстук, Бенджамин вспомнил, что так и не сбрил бороду. Он снял рубашку и наскоро побрился ради жены.
На полпути по коридору его встретил доктор Афтус и дал ему краткий отчет, пока они шли к палате Хелен. Ее реакция на процедуру была более чем обнадеживающей. Для начала он применил малую дозу, чтобы выяснить ее переносимость. Но при виде такого успеха рассчитывал повысить дозировку, чтобы извлечь максимум пользы из каждой процедуры и сократить процесс в целом. Подойдя к палате, Афтус не сразу взялся за дверную ручку. Он напомнил мистеру Раску о том, что его жена находится под воздействием фенобарбитала, позволяющего контролировать судороги, а потому в несколько подавленном состоянии. Возможно, она утратит способность говорить. И самое главное, он должен помнить то, что ему столько раз говорили, — что судорожная терапия основана на шоке, поэтому вид у миссис Раск будет, ну, в общем, шокированным.
Бенджамин приблизился к кровати с благоговейным трепетом. Хелен лежала, повернув лицо к стене. Ее грудь вздымалась и опадала, мелко и быстро. Бенджамин потопал на месте, привлекая к себе внимание. Хелен повернулась к нему. Лицо ее напоминало разбомбленный дом. Нечто разрушенное и заброшенное, лишенное жизни. Глаза ее не смотрели на Бенджамина, но он увидел в них руины. Он наклонился, поцеловал ее горячий лоб и сказал, какая она храбрая и умница. Он старался улыбаться.
◆
БЕЗЗВУЧНЫЙ ВАКУУМ. Все были тише воды ниже травы, не смея потревожить бессильного молчания Хелен. Поскольку она не говорила, все соблюдали тишину; поскольку не двигалась, все ходили украдкой. Медсестры и горничные напоминали белые тени. Бенджамин в одиночестве принимал скромную пищу у себя в комнате, откуда почти не выходил. Звуки из других частей института — разноязыкие шутки пациентов по пути
