Время перемен - Наталия Миронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Белое платье, фата… Знаешь, меня даже тошнит от этих слов. – Кира поморщилась. – Но это я. Ты – другая.
– Какая? – с интересом спросила Мельникова.
– Ты мягче, склонна к компромиссам. И ты всегда мальчикам нравилась.
– Это смешно! – воскликнула Лиля. – Это ты всегда нравилась. Они к тебе поэтому и цеплялись! А ты так их отшивала, что я удивлялась. Грубо, резко.
– Наверное, я не верила, что могу нравиться.
– Это ты зря. Ты очень интересная, – Лиля встала, – пойду. Спасибо за чай. Выздоравливай быстрее. И ждем тебя, приглашение я тебе принесу сама, чтобы ты не сказала, что забыла или не получила его.
– Буду, обязательно буду. Передавай привет родителям.
– Ты бы заходила к нам почаще. Мои скучают и в голову им всякая фигня лезет.
– Зайду, пожалуй. Мне всегда было хорошо у вас. Погоди, провожу тебя.
Они спустились по пустынной лестнице, Кира открыла ключом подъезд.
– Знаешь, я иногда чувствую себя хозяйкой всего дома, – сказала она.
– Переехала бы к родителям, – рассмеялась Лиля, – но, правда, тогда видеться редко будем.
А в доме Мельниковых меж тем шла борьба. На какое-то время были забыты приготовления к свадьбе и даже в хозяйстве наблюдался некий разлад. Завтрак Тамара Леонидовна подавала чуть позже, чем нервировала Петра Вениаминовича. Но тот все же молчал – боялся спровоцировать громкий разговор. Но разговор этот был неминуем – Тамара Леонидовна умела давить и потребовала, чтобы муж воспользовался связями и трудоустроил будущего зятя. Мельников сопротивлялся, как мог. Решение Стаса вызывало уважение. Но Тамара Леонидовна была опытным домашним интриганом. Один из дней начался ее тяжелыми вздохами.
– Томочка, тебе не здоровится? – поинтересовался Мельников.
– Не знаю. Что-то на душе неспокойно.
– Ты про что? – насторожился Петр Вениаминович.
– Про Лилю. Хорошо, что я с Инессой Федоровной дружу. Она врач от бога. Надо бы показать Лилю ей.
– Как? Уже? – изумился Петр Вениаминович. Инесса Федоровна была известным в Москве врачом-гинекологом.
– Господи, да нет же. Но сам понимаешь – дело-то несложное. А она все же очень молода.
– Боже, Тамара, не гони лошадей! Случится, тогда и будем беспокоиться. – Петр Вениаминович перестал собираться и присел на край кровати. – А хорошо бы внука. Или даже внучку. Но внука – лучше. Понимаешь, так мне осточертело это все. Самое противное, работать людей теперь не заставишь. Все только политические новости обсуждают, митингуют и журнал «Огонек» читают. На работу не хочется, а вот с внуками бы возился.
Тамара Леонидовна перестала охать.
– Ты это брось, Петя, – сурово сказала она, – работать надо. Я думаю, что все будет хорошо. Семьдесят лет стояло государство, из-за каких-то болтунов не развалится.
– Ох, государство стояло, хозяйство рушилось. А государство без хозяйства – это человек без головы. Что я тебе объясняю! Ты в магазины сама стала ходить, видишь. А вместо мяса в наших заказах теперь только фарш.
– Я не против фарша, я против панических настроений, – сурово сказала Тамара Леонидовна.
– Да нет никакой паники. Есть реалистический взгляд на предмет.
– Так, через пять минут иди свой омлет есть! – Мельникова решительно запахнула халат и пошла на кухню. Петр Вениаминович вздохнул и стал повязывать галстук.
Когда из кухни потянуло ароматом кофе, он окликнул дочь.
– Лилька, пойдем, с отцом позавтракаешь! А то замуж выйдешь и больше про папку не вспомнишь!
Из комнаты Лили послышалось ворчание:
– Пап, я занималась до позднего вечера, поспать хочу! Целую тебя, вечером увидимся.
– Знаю я теперь твои вечера! Со Стасом небось встречаешься?
– Па-ап! Я сплю!
– Ладно, – отец уселся, пододвинул к себе тарелку, – взрослая, а вчера только в школу ходила.
– Такой она и осталась! – возразила жена. – А про экономику ты зря. У нас и нефть, и газ, и другие полезные ископаемые. Проживем как-нибудь.
– Это, конечно… – согласился Петр Вениаминович.
– Или в США больше нефти и газа? – неожиданно поинтересовалась Тамара Леонидовна.
– Пожалуй, у нас больше. Там другие виды газа встречаются. Нет, конечно, у нас больше.
– Вот, значит, наша экономика будет развиваться в сторону углеводородов, – командным голосом сказала Мельникова, словно от нее зависело это решение вопроса. – И люди нужны будут в отрасли. Короче, я даже уже не прошу, я требую, чтобы ты позаботился о детях. Надо устроить Стаса в соответствующее место. И вообще! Я же не прошу, чтобы он министром сразу стал! На любую маленькую должность.
– Сколько раз я тебе говорил… – Петр Вениаминович уперся черенком вилки в столешницу, – не заводи мне нервы с утра! И еще я тебе говорил, что он мужик, правильно все решил!
– Только о ней не подумал! О дочери нашей. Она, глупенькая, влюбленная. Она идет за ним, как гусыня. Ей же кажется, что это героизм. А на нашем языке это называется глупость. Понимаю, окончили бы институты. Распределение, первая работа. Сама бы выгнала. А так – без образования! Кем их там возьмут? Чернорабочими? И что это за «школа жизни»?! А что им мешает в Москве устроиться на завод, стружку подметать? Перейти на заочный и убирать рабочие места. Зачем для этого лететь на край Земли?
Петр Вениаминович задумался – что-то разумное было в словах жены. В том, как она описала отважные планы молодоженов, была какая-то несуразность.
– Так, может, пусть просто учатся? Зачем мне Стаса куда-то устраивать? Пусть побудут нормальными студентами. Кстати, он и так подрабатывает…
– Ты что, серьезно не понимаешь? Ты не понимаешь, что скоро будет передел власти?! И ты не знаешь, останешься ли ты у дел. Поэтому сегодня же звони по знакомым и устраивай Стаса на работу.
– Да кем же я его устрою?! Он же на третьем курсе!
– Ничего, пусть бумажки перебирает. Петя! Этот вопрос касается не столько Стаса, сколько нашей дочери! Я не хочу, чтобы она, как эта ее Кира, жила в заброшенном доме и продавала веники.
– Вполне приличное занятие, не ворует же она эти веники, – пробурчал Петр Вениаминович.
– Не начинай даже! Не начинай! Не ищи проблем там, где их нет. У меня и так просто голова кругом идет.
– Знаешь, – миролюбиво сказал муж, – хорошо, что родители Стаса нормальные люди. С ними легко все обсуждать…
Тамара Леонидовна выдохнула:
– Мне тут мои приятельницы уши прожужжали, что рано, что нечего хомут вешать на шею. Что потакаем дочери, путь, мол, учится… А вот думаю, что все правильно. Думаю, что все к лучшему. Пусть встречаются. В смутные
