Я хорошо себя веду и дома, и в гостях. Как отучить ребенка от вредных привычек и научить хорошим манерам - Елена Любимова

Оба этих примера (разные наказания за одинаковый проступок и забывчивость при исполнении обещанного) нехороши тем, что они совершенно «сбивают» ребенку процесс выработки своего собственного представления о мере вины. Проще говоря, дети от рождения не знают, что такое «хорошо» или «плохо». Тем более им неведомы степени сравнения наподобие «очень плохо», «отлично» и т. п. Все это им нужно объяснить – как в теории (на словах), так и на практике. Одним из видов такой «практики» и являются наказания разной, так сказать, степени чувствительности. Их неотвратимость за каждый повторившийся и намеренный проступок и вовсе не подлежит сомнению – она совершенно необходима.

Какая система оценки собственного проступка может сформироваться у чада, которое иногда и вовсе никаких «шишек» за него не получает, а иногда получает их вдвое больше, чем за несколько предыдущих раз? Вот именно что никакая – подобные различия лишь порождают у него устойчивое убеждение, что мера его вины ничего в этом мире не значит. И что главным здесь является вопрос, насколько плохим было настроение у родителей в момент назначения наказания. Из таких детей вырастают лжецы и подхалимы – специалисты по двум придуманным задолго до них способам улучшить настроение родителей в момент, когда они узнают очередную «новость» о любимом ребенке.

Поэтому, если родители однажды уже наказывали сына или дочь за недостойное поведение в обществе по принципу «прямо здесь и сейчас», им обязательно следует запомнить, что это было. А затем последовательно повторять все то же самое из раза в раз, от проступка к проступку. Как уже было сказано, вариантов публичных «экзекуций» не так уж много в силу особенностей окружающей обстановки. Но уж если мы задумали делать в таких случаях строгие выговоры, немедля уводить сорванца домой и т. д., это нужно делать каждый раз. «Меру пресечения» лучше не менять, чтобы ребенок тверже запомнил, что будет, если он «выкинет» еще какое-нибудь «коленце», потому что и выбор у нас невелик, и дети на улице не отличаются высокой внимательностью.

Последовательными нужно быть и в случаях, если мы пообещали наказать чадо по приходу домой. Ясно, что к тому времени настроение и у нас, и у него могло заметно улучшиться. Тем не менее «отходчивость» здесь неуместна – дети рассуждают проще нас, поэтому почти всегда приходят к выводу, что им «ничего не будет» и в следующий раз при аналогичных обстоятельствах. Оттого, если охота наказывать у нас уже пропала (ну, или хоть заметно снизилась), с чадом можно сперва поговорить, то есть напомнить об эпизоде и о нашем обещании, сообщить, что мы были очень огорчены, что «тетя», чья вещь была испорчена, тоже не обрадовалась.

Осведомимся у него, как оно оценивает свой поступок теперь – как хороший и заслуживающий похвалы, или как плохой и заслуживающий наказания? Уточним, чтобы поставить точку (особенно если баловник продемонстрирует раскаяние), что мы хотим, чтобы ребенок извинился перед нами и пострадавшей стороной. И что это служит единственным условием отмены обещанной ранее «кары». Понятно, что подруга, у которой мы были в гостях, уже не рядом с нами, но для этого и существует телефон. Так что никаких проблем – мы наберем ее номер и дадим нашему озорнику трубку, и все.

Если разговор закончится искренними признаками стыда, желания извиниться и, главное, честными извинениями, наказание и впрямь можно отменить – почему бы нет? Но если наша настойчивость в обсуждении темы до мельчайших подробностей опять заставит малыша насупиться, «закрыться», проявить другие признаки воскресшей агрессии и упрямства, обещание все-таки, увы, придется исполнить, поскольку своей вины ребенок так и не видит.

8. Обычно дети, склонные баловаться в общественных местах, выбирают линию поведения откровенно агрессивную. Так, они дерутся, плюются, ломают чужие вещи и игрушки, портят предметы интерьера, даже (чуть реже, но тоже отнюдь не в порядке исключения) воруют понравившиеся мелочи. Последний случай не стоит путать с криминальными наклонностями взрослых – ребенок может проявлять черты клептомании именно потому, что родители забирают у него булавки и пуговицы, не покупают достаточное для «коллекционирования» количество жевательных резинок с цветными вкладышами или, скажем, шоколадных «сюрпризов» с игрушками внутри.

Дети обожают собирать марки, фантики, солдатиков и прочую дребедень, им нравится разнообразие – новые пеналы для школьных принадлежностей, наборы карандашей «на любой вкус» и т. д. Между тем родители частенько ограничивают их страсть к накоплению, полагая, что если у чада уже собрана «коллекция» из сотни машинок, то зачем ему сто первая, коль мы и так постоянно наступаем на предыдущие приобретения. В общем, мы не то чтобы совсем неправы – просто мы не учитываем, что не все взрослые рассуждают одинаково. Это значит, что в кругу друзей нашего дитяти наверняка есть малыши, у которых таких машинок «в миллион раз» больше, и им наше чадо завидует стойкой, совершенно взрослой, едкой завистью. А далее все и так ясно: наш ребенок сам с завистью не сможет справиться, и в итоге она его «съест», то есть доведет до кражи.

Даже резко асоциальные, разрушительные выходки детей на улице вовсе не говорят об их «криминальных талантах» – они являются следствием силы и несдержанности порывов детской души. Но дело в другом – в том, что на них тоже нужно уметь реагировать адекватно, в особенности – адекватно самому мотиву действия. Что для этого необходимо?

Показать ребенку ценность какой-то игрушки или вещи на понятном примере. В частности, предложить юному агрессору подарить владельцу сломанной вещи/игрушки что-то взамен из своих вещей/игрушек. Мы увидим, как чадо насупится еще сильнее, но «воевать», скорее всего, прекратит, ощущая силу наших доводов. Можно поступить даже жестче – предложить отдать одну из его вещей/игрушек, чтобы с ними поступили точно так же, то есть порвали или поломали. Само собой, наш отпрыск быстро превратится в невыносимого «жадину», если он решится на обмен, это будет еще очень хорошо. Но в реальности дети готовы даже извиняться, лишь бы не отдавать свое, то есть согласиться на извинения перед обиженным, не забыв указать, что в следующий раз они к нему не подойдут. А значит, нашему «соловью-разбойнику» придется-таки ответить за новую агрессию соразмерной частью своей собственности.

Откровенно аморальные действия (выкрикивание нецензурных слов, попытки нарочно снять нижнее белье, публично опорожниться «назло» требующей потерпеть маме и др.) должны быть наказаны немедленным возвращением домой с последующим «заточением» на некоторое время. В принципе, в мотивах таких проявлений в детском возрасте можно копаться долго, и нередко требуется помощь специалиста (скажем, семейного психолога или даже психоаналитика). Но все бывает и проще. Например, оказывается, что обстановка в плане взаимоотношений полов в семье вполне здоровая, а у ребенка просто срабатывают личные особенности взросления или сказываются огрехи его полового воспитания. Наконец, весьма распространен и третий вариант – когда ребенок выражает таким способом все тот же протест против давления, принуждения со стороны родителей. Просто он по каким-то причинам рано понял, что именно такие действия пугают, стыдят родителей сильнее сломанных игрушек и поколоченных партнеров по играм, вот и все. Так или иначе, необходимо искать истинную причину подобного поведения, вполне вероятно, что это придется делать в обществе специалиста.

Но попытаться прекратить подобные проявления можно и без точного знания причин. Главное в них – экстравертивная (демонстративная) доминанта. Можно сказать, что ребенок отчетливо улавливает всеобщее мнение, согласно которому «про это» вслух не говорят, не делают при свидетелях и вообще стремятся скрыть от посторонних глаз. Собственно, он обнажается, ругается и осуществляет другие неприличные действия, наоборот, напоказ именно потому, что это принято скрывать, и родители тоже следуют данной традиции. Подобные проявления следует наказывать изоляцией, и немедля, безотлагательно – чтобы малыш понимал, что в обществе с такими привычками его никто терпеть не будет, однозначно осудит. Повторять же все это в доме, при родителях у детей нужды нет – ему нужны посторонние зрители. Если мы правильно выразим и продемонстрируем реакцию общества на такие проделки, нам наверняка удастся объяснить это же на словах.

Как вариант, при резко аморальных поступках чада мы можем попробовать просто никак на них не реагировать, но дать возможность полноценно высказаться (пригласить это сделать) всем случайным свидетелям, на которых и рассчитано «шоу». Детский ротик, извергающий потоки брани или, например, неприличные жесты, оголяемые части тела – это уже далеко не какой-то там оторванный элемент декора… Как у взрослых, так и у многих детей это действительно вызывает отвращение. И даже если ранее за свое «флибустьерство» наш малыш часто получал одобрение окружающих (и наказания – от нас), то сейчас он, безусловно, увидит по их реакции, насколько одно отличается от другого. Оттого самоустраняться от разговоров на тему публичных шалостей скорее вредно, чем полезно (получивший одобрение и утешение со стороны ребенок сочтет это положительным опытом). В данном случае это может иметь смысл. Главное – не затягивать ситуацию и увести ребенка в тот момент, когда он увидит, что на сей раз на его стороне не оказалось ни одного наблюдателя всей сцены.